goos : Шляпа Марко Ди Чента часть третья.

Как только я увидел её в первый раз, влюбился сразу и, как тогда казалось, навсегда. Только так может влюбиться пятнадцатилетний юнец, ещё ни разу не сорвавший ни одного поцелуя.
- Пэт, знакомься, это Антонио.
Я вежливо поклонился, но она протянула руку в перчатке, и я пожал её, настолько аккуратно и бережно, словно она могла рассыпаться от неосторожного обращения.
- Я Патриция. Привет, Антонио. Как дела?
Она улыбнулась, сверкнув белоснежными зубками.
На ней было свободное синее пальто с соболиным воротников, на голове шляпка с бантом и вуалью, бархатные перчатки. Каре волос пшеничного цвета, красная помада, слегка вздёрнутый носик, ямочки на щеках и серо-голубые глазища. А во взгляде никакого намёка на проблемы и тягость бытия. Глаза её сияли, как мартовское солнце, беззаботно и радостно. Я никогда не видел такого взгляда у наших женщин, девушек и даже девчонок. Может, это потому, что она не была итальянкой. Или потому, что ей не довелось жить в нашем квартале. Или просто потому, что такая у неё была натура.
Я растерялся, и стоял, оглушённый её красотой, не зная, куда себя деть, и где взять слова, чтобы ответить ей. А ещё я боялся, что Марко заметит моё смущение.
Не сомневаюсь, что он заметил, но я совсем не составлял ему конкуренции и, скорее всего, ему польстила моя реакция. Будь Патриция моей девушкой, я бы тоже гордился этим, и взгляды других мужчин вызывали бы во мне не ревность, а здоровое злорадство.
- Ну, вот, — сказал Марко, — совсем засмущала парня. Тони, что нового?
- Всё отлично. Вот только мама заболела, но ей уже лучше. Идёт на поправку.
- Как отец?
Я отвечал на его вопросы, стараясь не смотреть в сторону Патриции. Но лицо её стояло перед глазами и хотелось вдохнуть полной грудью. А ещё больше хотелось развернуться и побежать.
- Марко, дорогой, может, мы зайдём в кондитерскую и угостим Антонио пирожным? Да и я бы не отказалась от кофе.
- Нет, мэм, спасибо. Мистер Ди Чента, прошу прощения, но мне нужно бежать. Мне нужно в аптеку, купить микстуру для мамы.
- Кончено, Тони. Лечи мать. Запомни, сколько у тебя не было бы женщин, только мама будет любить тебя всегда и никогда не предаст. С остальными всегда будь на чеку.
- До встречи, Антонио, — сказала Патриция и снова выстрелила в моё сердце улыбкой.

Это был первый и последний раз, когда я вёл себя при Патриции, как последний осёл. Весь день я провёл в мыслях о Патриции, фантазируя и выстраивая самые разные сюжеты, в которых она играла самую главную роль. Но мне хватило ума погасить этот самоубийственный костёр. Я прекрасно понимал, что мне совсем ничего не светит. Кто я такой? Если бы она даже не была с Марко, если бы даже она была одинока, то всё равно, пройдя мимо меня на улице, даже не заметила бы меня. Я был последним в списке возможных претендентов на ответное чувство. Поэтому пообещал себе, что смогу контролировать себя, и если ещё выпадет такая возможность, просто буду наслаждаться её обществом, ничем не выдавая своих чувств. И мне это удалось.
Как только отбрасываешь амбиции и неосуществимые планы, всё становится на свои места. В следующий раз я встретил её через три дня совершенно случайно, когда гулял с приятелями Сэмми и Тодом на Гранд-Авеню.
Она выходила из магазина с Биллом Тортуро, приятелем Марко. Меня это удивило и даже слегка разозлило. Патриция увидела меня и помахала, всё так же очаровательно улыбнувшись. Я кивнул в ответ и пошёл себе дальше. Но, дойдя до угла, остановился. Я должен был узнать, что будет дальше. И обязательно рассказать Марко. Или не рассказывать, потому что Патриции тоже не поздоровится.
- Тони, — сказал Тод, — ты скоро будешь здороваться со всеми богачами Чикаго. Кто это?
- Да так, одна знакомая.
- Может, и нас познакомишь?
- Иди к чёрту. Давайте постоим тут, мне нужно кое-что выяснить.
- Ты будешь следить за этой тёлкой? – спросил Сэмми. – Колись, кто это?
- Не важно. Это Патриция.
- Круто, ну давай последим за Патрицией, делать всё равно нечего, — и Сэмми надвинул поглубже кепку, вжал голову в плечи и поднял воротник пальто, став похожим на полицейского с афиши синематографа.
- Клоун.
Но долго нам следить не пришлось. Через несколько минут показался бордовый кабриолет и остановился возле Патриции и Билла. Тортуро открыл дверь машины и подал Патриции руку, помогая сесть, и сам забрался на заднее сидение. Я еле успел отвернуться, чтобы Марко меня не заметил, проезжая мимо.
Патрицию я видел часто. Марко с ней не расставался. Она стала таким же дополнением к нему, как и его шляпа. И для меня она стала ещё одним символом красивой жизни. Я уже не так смущался и мог спокойно смотреть ей в глаза, не выдавая своих чувств. Я понимал, что ко мне она относилась, как к ребёнку, хоть у меня уже начали пробиваться усы и ростом я был почти как Марко. Но она не видела во мне мужчину. Однажды даже пыталась всучить мне плитку шоколада. Но у неё ничего не вышло. Мой принцип ничего не брать от Ди Чента перешёл и на неё. Пару раз Марко оставлял нас наедине, пока занимался своими делами. Ненадолго, на несколько минут. Это были самые приятные и самые страшные минуты нашего с ней общения.
В мае Марко опять исчез. Целый месяц я не видел ни его, ни Патриции. Его парни появлялись на нашей улице, но я не отваживался подойти и спросить. Не знаю, за кем я больше скучал, но чувствовал себя неуютно, и вечерами торчал на улице, выглядывая автомобиль Марко.
Они появились в начале июня. Пэт была такой же сияющей, а вот с Марко что-то произошло. Он похудел и как-то состарился. И вальяжность сменилась настороженностью. Он иногда бросал взгляды в сторону, словно ждал кого-то. Это было не сильно заметно, он старался держать марку, но я сразу почувствовал, что у него проблемы. Наши беседы сводились к приветствию и парочке фраз, я понимал, что ему не до меня и извинившись, ретировался, как бы мне не хотелось побыть ещё немного рядом с Патрицией.
Всё ещё не умолкали разговоры об аресте Аль Капоне, об убийстве Диллинджера, о разброде в гангстерских делах, но как бы там ни было, стрельбы в городе стало меньше и торговцы газет всё реже кричали об очередном убийстве.
У Марко к тому времени основной бизнес был легальным. Он открыл пару клубов и несколько магазинов, скупал акции и вкладывал деньги, куда только мог. Отмена сухого закона лишила части дохода. Я слышал, что Марко сдавал семье свои дела. На его место стал Пит «Кнут» Сорвино.
Кому он перешёл дорогу, так до конца и не понятно. Говорили разное: что семья так просто не отпускает из своих лап, что кто-то свёл старые счёты, дождавшись, когда он отойдёт от криминальных дел. Слухов ходило много. Газеты не сильно изощрялись, так как Марко не был такой уж большой величиной в гангстерском мире, а тему мафиозных разборок была заезжена до дыр.
Но у меня есть своя версия событий. Я пытаюсь не думать о ней. Даже сейчас, возвращаясь в памяти к событиям тех дней, к горлу подкатывает тошнота, а в душе расцветает ненависть. И я молюсь, чтобы Бог избавил меня от этих мыслей. И молюсь, чтобы я оказался не прав, и Марко нашёл своё место в раю.

продолжение следует