PervovAlex : Армия - 3

Летом ко мне приехала бабушка. Она очень понравилась командиру части. Он про неё сказал так: «Ей можно хоть сейчас форму выдавать и в строй». Это был такой комплимент с его стороны. Меня отпустили в увольнение. Чуть позже неожиданно заехал Миша – бывший одноклассник с девушкой, по имени Лиза. Про Лизу я от него часто слышал ещё перед армией. Он познакомился с ней на одной вечеринке, и стал с ней встречаться как раз в тот период, когда меня забирали в армию. Она была красивой неформалкой. Слушала The Doors, Bjork, Vanessa Mae, и читала журнал «Птюч». Позже она получила второе гражданство, и уехала жить в Израиль. Но каждые два года возвращалась в родной город. Следующая встреча с ней у меня произойдёт через пять с половиной лет…

Как-то раз я нёс службу в штате. Майор Кривенцов подошёл ко мне и спросил:
— Так, так? Ты музыкантом был?
— Так точно! – оживился я.
— На барабане умеешь стучать?
— Не играл, но сумею.
— С завтрашнего дня будешь играть в оркестре, понял, нет?
На следующий день появился пожилой кореец с майорской звездой. Это и был так называемый руководитель оркестра. Вместе с сослуживцем Сергеем, мы очень удачно вписались в этот, по сути, идиотизм, который оказался мне очень на руку. Я взял в руки малый барабан, а Сергей – большой. Кореец играл на трубе. В основном исполняли военные мелодии, Гимн России, «Прощай Славянка», «День победы» и т.д. Позже к нам присоединились ещё двое стариков. Получился духовой оркестр. Стариков зачислили в часть как аккумуляторщиков и платили им зарплату. Идея оркестра больше всех пришлась по вкусу комбату. На втором месте – майору Кривенцову. Все остальные оркестром были крайне недовольны, в особенности младшие офицеры и сержанты с моей роты. Но поскольку воля командира части для всех закон, вышло так, что все их уставы, недовольства и прочая лабуда оказались бессильны. Как-то раз кореец явился с утра на развод, и спросил меня какого хрена я не на репетиции. Сержанты ответили ему, что я иду убирать территорию. Тогда «гуру оркестра» пожаловался комбату, и тот постановил, что два раза в неделю (в понедельник и четверг), мы должны репетировать до обеда. Это означало, что в такие дни участники оркестра не могут привлекаться на другие работы. Но не сразу удалось воплотить такие поблажки для нас в действительность. Система долго сопротивлялась, но в итоге сдалась. В общем, нехотя и с недовольством, однажды, когда все отправились разгружать уголь, я и Сергей спокойно занимались музыкой на улице. А по понедельникам, во время утреннего развода, комбат задумал торжественные прохождения под оркестр. На малом барабане я отбивал дробь: «Тан-та-да-дан, Тан-да-да-да-дан, тан-да-да-дан-та-да-да-да-да-да-дан». А в конце все шагали под мелодию «Прощай славянка».
Был такой случай. Мы с Сергеем стояли в наряде. Прискакал в казарму кореец и стал спрашивать, какого хуя мы не на плацу. А вышло так, что дежурный по роте, перед тем как уйти на боковую, велел своему помощнику не отпускать нас. Мы наблюдали в окно как начинался развод. Из строя прибежал посыльный, и передал приказ комбата о том, чтобы нас с барабанами срочно на плац отправили, а самого помощника – на тумбочку. После того, как мы отыграли, невзирая на попытки срыва, комбат подошёл к нам и спросил:
— Почему не прибыли на плац?
— Мы стояли в наряде.
— Какой наряд?! Есть приказ, что в понедельник вы должны стоять на плацу с барабанами. И ни в какие наряды вас ставить не должны!
— Товарищ полковник, нам помощник дежурного по части приказал нести службу в наряде.
— Позвать сюда помощника дежурного, бегом! – приказал комбат проходившему мимо солдату.
Через минуту издалека выходило толстое, суетливое тело. За 10 метров перешло на строевой шаг и, почти заикаясь, произнесло:
— Товарищ подполковник, прапорщик Дергач по вашему приказанию прибыл.
— Вольно, товарищ Дергач! Ты какого хуя ребят не отпустил на развод?
— Так мне дежурный по роте ск…- стал было оправдываться он, но не успел договорить.
— Отставить, — прервал его оправдания комбат, — по понедельникам они должны, как штык стоять на плацу с барабанами, а не в наряде! И два раза в неделю у них репетиция. Вам ясно? (обратился он уже к нам).
— Так точно, — ответили мы.
— В следующий раз, если в понедельник не появитесь на плацу в составе оркестра, я посажу вас на Губу за неисполнение приказа. То же самое касается и репетиций. Каждый четверг и понедельник до обеда ваша работа – оркестр. И если вам ротный, Дергач, или ещё какая-нибудь хуйня прикажет строить заборы, убирать территорию, копать ямы – посылайте смело их нахуй, и докладываете мне, а я уж с ними разберусь, как надо. А теперь — вперёд заниматься!
Как же были злы и недовольны ротный, старшина и сержанты. Долгое время они ещё не могли смириться с нововведением, но пришлось. Леон, конечно же чаще всех из-за этого после ужина отправлял нас на чистку картошки. Но зато у меня появились ключи от каморки с инструментами. И, можно сказать, я стал неформальным каптёрщиком. Поскольку у официального «случайным образом» пропадали чужие вещи, причём неоднократно. Поэтому многие оставляли свои пожитки у меня. Я никогда никому в этом не отказывал. Два раза в неделю отныне мы до обеда сидели в комнате и стучали на барабанах. Через полчаса самому корейцу наскучивало это занятие, и он, уходя, говорил: «Занимайтесь». Ну и мы «занимались»: спали, гоняли чаи, позже стали слушать музыку, поскольку кореец убедил комбата в том, что на репетициях нам необходим магнитофон...
Иногда мы отправлялись в другую часть, где играли на торжествах и церемониях. На церемонии я чуть не заснул, и надоело 50 раз подряд исполнять туш. Но всё же лучше, чем подметать территорию…
Но самым выгодным мероприятием для нас были похороны. В нищенском, военном городке, очень часто умирали старые офицеры в отставке. Хотя один раз мы побывали на похоронах у молодого десантника, погибшего, после неудачного прыжка с парашютом. Мы играли похоронный марш. И это была, по армейским меркам, синекура: нам перепадали бутерброды и закуски, а после похорон Кореец честно выплачивал нам небольшую сумму денег, превышающую, впрочем, солдатскую зарплату в 3 – 5 раз. Цинично прозвучит, но для нас чьи-то похороны, означали свободный и удачный день…
Помимо музыкального, у меня был ещё один способ проёбываться от физических работ. Я владел компьютером в отличие от остальных. Иногда звонил майор Кривенцов и велел ротному после развода отправить меня к нему на работу. Там он сажал меня за компьютер и давал задание забивать базы данных. У меня была стопка карточек и я не спеша забивал фамилии, даты рождения, и имена служащих в части. Офицерьё постоянно заглядывало (а сидел я в кабинете командира части), и удивлённо на меня смотрело. Заглянул как-то раз старший лейтенант Мелешков. Нелепый персонаж. Лицо его было настолько смешным и странным, что его даже невозможно описать – только увидеть. На ум приходят только два слова: толстое и вытянутое вперёд. Он служил уже давно, был предан армейскому делу, на разводе старательней всех вышагивал, и жаловался на то, что вот уже всем звания повысили, а ему уже три года капитана не присваивают. Такие, как правило, больше всех начинают строить из себя боссов и придираться к подчинённым по мелочам, стоит им только скакнуть немного выше. В общем, как только он увидел меня, громко спросил:
- Солдат! А вставать не надо, когда офицер заходит?
- Если я буду перед каждым офицером, заходящим сюда вставать, — не отрываясь от работы, сказал я, — то мне некогда будет заполнять базы данных.
Он открыл рот, чтобы выпалить возмущение, но ничего на ум ему, по всей видимости, не пришло, и он закрыл варежку. Любопытство не оставляло его, и он с интересом стал смотреть на карточку, которую я держал в руках, и не мог разобрать написанную фамилию.
- Что ты её держишь? Читай что написано!
- Старший лейтенант… Милинов?..
- Мелешков, а не Милинов! — раздосадовано воскликнул он.
- А, ну может быть, — равнодушно согласился я.
- А ты знаешь, солдат, кто это такой!?
- Неа!
- Это я, солдат! Я! Стыдно не знать фамилии офицеров!
Так и познакомились… Впрочем, он ещё несколько раз выдавал перлы. Один раз он меня рассмешил настолько, что я едва не умер со смеху. Когда он заступал в наряд дежурным по части, заходя в казарму, он наслаждался от команды дневального: «Смирно», и прежде, чем сказать: «Вольно» наблюдал за тем, что происходит в казарме. Конечно же, все игнорировали эту уставную дурь. И вот однажды дневальный крикнул «Смирно», Мелешков внимательно глядел в сторону расположения. Увидев, что никто не отреагировал, он сказал: «Повтори ещё раз команду!».
- Смирно! – крикнул дневальный.
Ноль реакции.
- Ещё раз! — багровея, велел Мелешков.
- Смирно!
В этот момент кто-то пошёл мимо нас в сторону туалета. Мелешков остановил его своей мощной рукой и заорал, так же как когда-то химичка в классе на Мишу:
- СОЛДАТ! КОМАНДА ДЛЯ КОГО ЗВУЧАЛА?!!
Тот даже не врубился.
- Так, — обратился дежурный к дневальному, — давай команду построиться.
- Батальон, строиться в расположении!
Через минуту все стояли по стойке смирно, а Мелешков, весь багровый кричал:
- КОГДА ДНЕВАЛЬНЫЙ ПОДАЁТ КОМАНДУ «СМИРНО», ПОЧЕМУ ОДИН ХОДИТ ПО РАСПОЛОЖЕНИЮ, ВТОРОЙ ЧЕШЕТ ЯЙЦА, ТРЕТИЙ ЕЩЁ НЕПОНЯТНО ЧЕМ ЗАНЯТ?!!! ДЛЯ ЧЕГО ДАЁТСЯ КОМАНДА?!!! ИЛИ ВАМ ВСЁ ФИОЛЕТОВО?!!! КОГДА ДЕЖУРНЫЙ ПО ЧАСТИ ЗАХОДИТ, ВЫ ДОЛЖНЫ ВСТАТЬ ПО СТОЙКЕ СМИРНО, И СТОЯТЬ ТАК ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ ПРОЗВУЧИТ КОМАНДА «ВОЛЬНО»!!! А ЕСЛИ КОМАНДИР ЧАСТИ ЗАЙДЁТ, ВЫ ТОЖЕ БУДЕТЕ СТОЯТЬ?! А ЕСЛИ ГЕНЕРАЛ?!!.. ИЛИ ВАМ ВСЁ ФИОЛЕТОВО?! А ЕСЛИ МИНИСТР ОБОРОНЫ ЗАЙДЁТ, ТОЖЕ БУДЕТЕ ЯЙЦА ЧЕСАТЬ?!!!!!!!..
В тот же вечер в дежурку для чего-то зашёл солдат и моментально вылетел от толчка старлея.
- КАКОГО ХУЯ, СОЛДАТ, — не отойдя от приступа истерики, орал он, — КАКОГО ХУЯ ТЫ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ ЗАХОДИШЬ В ДЕЖУРКУ, КАК К СЕБЕ ДОМОЙ?!

Летом нескольких человек из части командировали в деревню на выкашивание травы. Вернулись они осенью обросшие, загорелые и довольные жизнью. Более месяца свободы, вольготности и вкусной, деревенской натуральной еды. Один из приехавших, Слава, заменил Сергея в оркестре, и стал стучать на большом барабане. Сергей добровольно уехал в Чечню – не выдержал ежедневной, однообразной, рутиной службы в этом дурдоме. Слава в командировке познакомился с девушкой. Теперь ему было куда ездить в увольнение. Три недели подряд он, получив увольнительную, отправлялся к возлюбленной. А потом у него завелись мондавошки… В результате весь батальон отправили в санчасть на осмотр лобков. Самое смешное, что их обнаружили ещё у одного солдата, спавшего на соседней койке со Славой. На разводе Майор Кривенцов толкал речь примерно такого содержания:
— …Вот командировали, дали погулять бойцу, отправили в увольнительную отдохнуть, а он мондавошек подцепил!.. У кого ещё нашли мондавошки? У Матвеева? А он ведь рядом с Морожкиным спит. И чем они занимались ночью, что теперь и у второго завелись? В общем, никаких увольнительных по выходным, будете службу нести, раз не можете нормально отдыхать, чтобы мондавошек не подцепить…
Как только мы пришли на репетицию, кореец, улыбаясь, обратился к пострадавшему: «Ну что, Мондавошкин…». Впрочем, сам пострадавший говорил: «Ещё кто меня так назовёт, мне похуй, я ему ебальник разобью!». И переживал он, однако, не из-за самих мондавошек, а потому что отнёсся всерьёз к девушке, и подцепил насекомых от неё… С тех пор он в увольнительную не ездил, но историю эту не забывали ещё очень долго. А про отношения с ней он даже думать больше не хотел.
Самым страшным нарушением для подполковника Белюшина считалось употребление спиртных напитков. Не поздоровилось бы тем солдатам, которые посмели бы нарушить сухой закон. За всю службу в этой части я несколько раз видел последствия за нарушения. Тем не менее, сержанты, вместе с жиртресом Баковым, частенько бухали по ночам в каптёрке. Самым слабеньким оказался Леон. В час ночи его никакущего уложили в кровать. В отместку он заблевал весь пол вокруг себя… Не повезло дневальному, который покорно всё убрал… Баков в тот период надевал маску любезности передо мной (он, как хамелеон, умел в нужные моменты мимикрировать, прикидываться добреньким и хорошим, но запросто показывал своё истинное лицо – злобного, тупого жлобяры). Так, ещё летом, когда мы с Сергеем были разведены на работы по уборке территории, старшим над нами поставили Бакова. А поскольку подметать и убирать было нечего, нам придумали другое занятие: выдирать вручную траву. Было жарко. Кружила мошкара. Сергей, смахивая пот со лба, отмахивался от назойливых насекомых.
— Живее, Меркури, работаем. Ну что ты всё руками машешь? – приговаривал каптёршик.
— Так мошки летают.
— Какие мошки? Нет здесь никаких мошек! Вон я стою, и они рядом со мной не летают!
— Так конечно, если ты стоишь на плацу, да ещё на солнце, они и не будут летать. А здесь тень и трава.
— Живее просто руками надо работать, вот и не будут летать… — посоветовал Баков.
Не зря, даже Войнович в своём «Автопортрете» заметил, что и в его времена в сержанты попадали самые тупые и преданные системе люди… А буквально через полчаса произошёл ещё один характерный эпизод. Скучающий от долгого безделья и раздачи ЦУ, наподобие выше проиллюстрированного, Баков, ни с того ни с сего, вдруг, сказал Серёге:
— Дай-ка, Меркури, мне лопату, я покажу тебе, как надо работать, — и заработал так, что пыль столбом стояла.
Внезапное рвение объяснялось очень просто: к нам приближался командир части. Он подошёл и спросил:
— Ну, как, бойцы, служба?
— Всё отлично, товарищ подполковник! — не переставая копать, вспотев, задорно ответил Баков.
Комбат стоял ещё минут пять, что-то говорил, спрашивал, и перед уходом сказал Серёге: «Ну ладно смените уже Бакова, а то он у вас тут один работает за всех…». В армии, как и в жизни – продвигается наверх не тот, кто талантлив, умён, и эффективно трудится, а тот, кто во время умеет прогнуться, подлизать нужное место, ввернуть льстивое словечко, и во время изобразить рвение…