Семен Канторович : Титан поколения

По профессии своей я электрик. В работе моей, кажется, нет ничего необычного. Ходишь с самого утра по квартирам людей, меняешь проводку, да копаешься в щитовой целыми днями. Но, как известно, всякая вещь кажется скучной лишь при поверхностном взгляде. Моя работа – это, прежде всего, общение с людьми. Самыми разными. Это и молодые мамы, и одинокие красивые женщины, преподаватели колледжа и коммерсанты. Так как все мы люди общественные, то всегда между собой общаемся и пытаемся поведать друг другу нечто новое. Чаще всего – это новое есть хорошо забытое старое. Но бывают случаи воистину уникальные. Такой вот случай произшел и у меня, когда я менял проводку одному удивительному дедушке.

В квартире его не было евроремонта и стеклопакетов, деревянный пол скрипел, а комнаты украшала старая деревянная мебель. Но это вовсе не означало, что в квартире у дедушке было неуютно. Напротив: всюду царил порядок, стены были увешаны черно-белыми фотографиями, а по углам не сыскать было и пылинки. Как только я переступил порог его дома, дедушка тут же протянул мне руку:

- Степан Ефимыч, ну а тебя как звать? – Рукопожатие его было сильным. На мгновение даже показалось, что стоит передо мной не пожилой дедушка в синем спортивном костюме, а офицер десантных войск в полной боевой выкладке.

- Да Семеном можно просто… — ответил я. – Что случилось то, отец?

- Да с люстрой что-то… — Бодро ответил дедушка. – Вроде лампочку вкручиваешь, а не горит, а если горит, то перегорает сразу. С проводкой видать, что-то напортачили народные умельцы… — Дед глубоко вздохнул.

- Я бы, Сема и сам, быть может, справился, токмо зрение мое совсем уже некудышное. Как накручу проводов, так весь дом обесточу… — не лишенный чувства юмора дед рассмеялся. Признаться, его озорной и бодрый смех вызывал улыбку. И одновременно уважение. Несмотря на возраст, дед сохранял оптимизм. А судя по фотографиями, молодость его прошла на фронтах Второй Мировой.

Я сам служил в армии. А некоторые из наших офицеров были афганцами. А поэтому я прекрасно знаю, что лучше лишнего про войну не задавать, ибо видели они такого, о чем лучше молчать. Как оказалось, что дед был не из тех, кто будет молчать. Такие как он на весь мир громогласным тоном разнесли правду о том, что такое нацизм и какую рану эти враги человечества нанесли нашей стране, нашему народу. Сколько невинных детей убили, сколько судеб поломали и оставили одинокими девушек и матерей.

- Тебе лет то сколько, Семен? – спросил дед.

- 19. Степан Ефимыч. – Коротко и по-армейски отчеканил я.

Обычно перед важными беседами мужики закуривали папиросы. Но дед явно не курил. И, будто бы читая мои мысли, он спросил:

– А ты сам-то куришь, сынок? – увидев, как я помахал головой, он добавил. – Молодчина. Я-то бросил гадость эту. Последний раз махорку в Берлине курил.

Пока я пытался разобраться в коммутации, сделанной совсем недавно каким-то неучем и простофилей, дед принялся рассказывать о том, что довелось ему пережить в его молодые годы. Сначала мне показалось, что рассказ его звучит на фоне какой-то сказкой. Но обернувшись и увидев суровое его лицо, я не посмел усомниться хотя бы в одном сказанном слове.

«Был я таким же как и ты. А то и младше. Тебе вот сейчас 19 было, а я в свои 19 Вислу форсировал. Много нас тогда полегло. Да что там полегло! Земля под ногами горела. Друзей считать не успевали. Сашка Прокофьев, Олег Коломиец, Лешка Керимов. Вот помню ещё шутника Ваньку Карповиа – рядового. Ванька то ещё тот балогур, соврал, что ему 18, а самому то 15 только стукнуло, все за медсестрами ухлестывал да командиров смешил. Отваги на шестерых было. Погиб от немецкой пули. Печальное то, что ждали их всех дома матери. Сестры ждали. А вот меня уже никто не ждал. В 1943 немцы как деревню спалили, так никого и не осталось. Всех ироды выжгли»

Признаться, от таких россказней мне стало не по себе. К горлу подкатил ком. Я на мгновение представил как это, когда с огнеметами озверевшие черти в касках заживо уничтожают людей. Как Господь, если он есть, мог такое допустить? Дедушка каким-то неведомым ощущением узрел вопросы философии в моих глазах. И принялся говорить. Перебивать его я права не имел.

«Когда я ходил по руинам обгорелой церкви, в которой людей сожгли, понял Сема я одну вещь. Мы воевали вовсе не с немцами. И не с Европой мы воевали. Сам диавол пришел на нашу святую землю. Пришел и начал сеять смерть. А мы его не звали. Сам же знаешь, народ у нас такой, терпеливый. По 500 лет жили и евреи, и татаре. И никто не гнал никого прочь. Зла не делаешь, ну и ладно. Живи, только другим не мешай. А эти пришли, бюргеры, и давай тут всех порядку учить. А кто не хотел жить по ихнему, по скотски, тому и пулю в лоб. И заживо таких хоронили. Смельчаков-комсомольцев. Плевали мы в их арийские лица. Страшно были, а все равно плевали!».

Мне показалось, что, такие как Степан Ефимыч не плакали. А может когда-то давно все их слезы были выплаканы. Где-то там, в далеком 1943 году, когда неясно было ещё, кто победит в этой войне за мир. В этой глобальной битве за выживание человека с человеческим лицом, а не звериным оскалом.

«А потом не стало деревеньки моей. Сожгли ироды. А мы, пацанва человек шесть в лес убежали. Скитались. По счастливой случайности набрели на отряд наших, на территории где тварь эта не хозяйничала, боялась заходить. Красный командир выслушал наш рассказ. Шапку свою с какардой на землю швырнул. Обнял меня зареванного и говорит «выгоним мы эту тварь отсюда». А старшина сидит такой суровый, затвором ППШ щелкает. Лицо суровое. Невесту его фашисты згвалтавали. Не пожалели гады. Так он молчуном и прослыл до самой Венгрии. Говорил только по делу, а в глазах его читалось, что ни одна фашистская мразь отсюда живой не уйдет. Подумал я тогда, сколько таких красных воинов на всей Руси нашей, что готовы огнем и мечом врага выкинуть. Да и не просто выкинуть, а вонзить красное знамя в его адские жернова. Каждый тут смотрел на Запад. Вслед им. Мечтал увидеть Берлин в руинах».

Работа предыдущего электрика в квартире деда оказалась полной халтурой. Напутано было все, что только можно. Переставив все клемы на свои места, я просто повернулся к деду и слушал его рассказ. Степан Ефимыч понимал, что у меня ещё много работы, а поэтому старался побыстрее рассказать свою историю.

«И, несмотря на то, что неясно ничего было, верил я, что правда одержит победу. Скоро немчура в спешном порядке уходить начала. И жгли же гады все на своем пути. Керосина не жалели. Говорят, наши уже под Могилевом фашиста бьют. Ну, мы тут на Западе тоже давали им сладкой жизни. Колонны их трупами наполняли. Бежали как крысы, а я тогда про себя повторял, чего бежать вам, фашисты? Думаете, мы вас в вашей Германии не нагоним? Да мы вас хоть на Марсе, хоть на Луне найдем. За все зло ответите, гады. Вот так и я до Берлина дошел. Был мне тогда 21 год. Только воевать я и научился. Когда Белоруссию нашу освободили, первым я ряды Красной Армии записался. А после войны ячейку комсомола возглавил. В Кенигсберге ихнем, когда он Калининградом стал нашим. Самым младшим был в руководстве. Но слово мне никто сказать не мог. А потом и в Барановичи вернулся, уже в составе обкома партии».

Впервые в своей жизни я задумался о том, что есть вещи поважнее работы. Поважнее повседневных проблем и каких-то мелких неурядиц. Есть народная память и то, благодаря чему у нас есть сытая и счастливая жизнь. Есть надежда на лучшее. И вера в то, что не пропадем мы в хаосе современности. Напоследок Степан Ефимыч сказал мне такое, что я запомнил на всю жизнь:

- Говорят сейчас все, что молодежь плохая у нас, поганая. – Признаться, после первой фразы мне даже стало немного стыдно. – Но враки это Семен. Молодежь у нас хорошая. Умная молодежь. Книги в транспорте читают. Ну и хулиганят немного. Ну а мы что ли не хулиганили?

Так что Семен ты знай, что жить надо достойно. И не стыдиться своей страны и своей молодежи. Если что случится, то такие как ты и до Нью-Йорка дойдут.

Дед ушка усмехнулся. Вместо того, чтобы просто пожать ему руку, я по отцовски обнял его. Шепотом сказал «Спасибо». Дед похлопал меня по спине.

Перед тем как закрыть дверь, он с усмешкой сказал «Здоровяк ты Семен». Несмотря на грустные россказни, мы оба рассмеялись. Ведь жить нужно не прошлым, а будущим.