Илья ХУ4 : Бесы

… когда стайка бесов раздирает моё нутро становится труднее говорить. Не то чтоб кончаются слова или путаются мысли. Они на мгновения теряют смысл. Это страшные дикие секунды. Включается механизм поражения обьекта ненависти. Правая рука хватает за воротник, лучше прямо за горло, левая бьёт. Голова — печень — голова. Дальше левая нога, сложенная под прямым углом, нарушает целостность рёберного каркасса оппонента, а локоть правой погружает совсем во тьму. Это всего секунда-две бесьей пляски в склепе, где раньше покоилась душа. Но часы, порой, дни комы для врага...

...

… сгрёб в горсть лицо и сначала указательный палец погрузился в лопнувший левый глаз. Средний fuck-палец погрузил правый глаз в биомассу даже не успевшего осмыслить происходящее серо-бурого вещества наполняющего череп...

С праздником тебя!
Ты сдох...

...

Вырвалось!..
Да, такое тоже бывает. С клубного дубового стола, со звоном разлетелись бутылки дорогих недопитых вин и коньяков. А зажатый в кулаке штопор, пронзивший пробку одной из бутылок, несколько раз прошивает лицо полсекунды назад отрыгнувшее слово «мразь» моей женщине.
Прыжок через стол, три взмаха левой рукой, три рваных раны в некогда брутально-симпатичном мужском лице.

Это бесы. Это не я.

...

… истерически орёт. Замолкает. И опять истошно кричит.

- Кричи-кричи. Метадончик в попке поди спрятал?

А сваренные буковкой «т» две арматурины — импровизированный молоток в машине — превращает колени в дроблёную кашу с человеческим мясом. Таджикские колени ведь ничем не отличаются от любых других. А совесть человеческая — понятие растяжимое. На годы порой. А иногда совсем в никуда тянется её хвостик.

- Как зовут тебя, кролик?
- Д-д-д… Джума-а-а!!!
- Ды ды ды. Вырвать горло тебе, может?
- Йа всио атдам, ни нада, а?

«Т». Еще раз.
И… Тэ тэ тэ...

- А-а-а-ааааа-а!
- Аааллилуууяяя. Джумааа? Ты здесь?
- Аааа-аа-ааа, уэдва а аллааа..
- Алла окбар!

И опять. Тэ. Тэ.

В магнитоле играет церковный хор. Поют молодые басистые и звонкоголосые дьячки, заглушая истошный ор «пациента». Мелькают руки и арматурный молоточек. На кровавой маске, бывшей когда-то рожей таджикского драгдилера Джумы, кровушку смывает ручей слез и вонючего от страха пота.

А бесы мои подпевают дьячкам и гогочут над визгами терпи-горца.

- Видишь, Жума, зря ты приехал. Доставай-доставай. От какашек отмой, вот, минералочкой и давай сюда, мой хороший...

Джума лежит на боку, прямо на земле. Штанов и трусов на нём нет. А зачем? Он судорожно дёргая отбитыми лапками высирает презерватив полный чистейшего метадона. Это тысяч на триста наркотика, по цене улицы… Поэтому работа моих бесенят кипит...

...

… нож медленно поворачивается в моей же ноге, моей же трясущейся рукой. И еще одна дробинка, на утку, однако падает на пол.
Я кричу.
А бесы подвывают. Злость застилает глаза кровавой пеленой.

В ногах, еще живой пока, но весь сломаный, дёргается этот, с ружьём.

- Ух, бля… Зачем же ты, дядя, мне в ногу стрельнул, гад?

Финка-перышко, что только что выковорила из ляжки вроде бы последнюю дробину, несколько раз втыкается в спину «ворошиловскому стрелку».

- Ой, извини. А ты, гад ёбаный так и не удосужился извиниться...

Бесы визжат от радости.
Удачная шутка.
Им понравилось.

...

А теперь они против меня всей толпой. Из моего кладбища души повылетали, повылазили и вселились в этих… в погонах, без рогов, но цвета хаки. Я теперь святой на вроде того. А они демоны. Это круги. Пересекающие друг дружку. Превращаются в знак бесконечности. Трансформируются из тьмы в свет и обратно. Проплывают тенями и взрываются огненными всполохами...

И такая пустота.
И такой гул.
И тишь.

Я пока живой.

На зло.

Скоро я засну.

Насмерть…