PervovAlex : Школа - 2

В третьем классе нас готовили к переходу на новый уровень — из октябрят должны были принять в пионеры. Всех двоечников, отстающих, и плохо себя ведущих пугали: «Вот не примем тебя в пионеры…». Угрозы действовали на неокрепшую психику октябрят, вызывая комплекс вины и страха. Само собой, никто не задумывался над тем, а надо ли ему лично вступать в ряды пионеров, а главное для чего? Все знали, что надо. Чтобы быть как все, не хуже других. Плюс новый стимул – мы станем взрослее и лучше! Снимем значок октябрёнка, повяжем галстук и станем большими. Заблаговременно нам продиктовали клятву пионера и обязали выучить:

" Я (Имя, Фамилия) вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Свято соблюдать Законы Пионерии Советского Союза."

Посвящение состоялось весной, на площади Ленина, рядом с памятником самого ex-вождя. Сначала все классы сфотографировали, а затем началась церемония, растянутая на два часа. После, нас повели в краеведческий музей. Провели небольшую экскурсию, прочли нотацию по поводу того, что теперь мы пионеры и на нас возлагается (бла бла бла)… Вручили каждому по экземпляру романа Линевского «Листы каменной книги». Я книгу так и не открыл.
А в очередные летние каникулы после третьего класса, я с мамой, дядей Сашей и его родителями впервые побывал за рубежом, в Румынии. Около месяца мы провели в столице. Мне показалось, что в Бухаресте люди жили беднее, чем в Советском союзе. Даже в нашем провинциальном городе на каждом углу стояли автоматы с газированной водой, и изредка можно было купить вкусный пломбир. Здесь на каждом углу продавали замороженный суррогат, отдающий кислятиной. Но квартира и многоэтажный дом, в котором мы жили, мне понравились. Несколько просторных, я бы сказал даже, огромных комнат. Длинный коридор, по которому можно было спокойно кататься на велосипеде, два туалета. Есть где развернуться.
Торчать сутками в квартире было не интересно. Я гулял во дворе и подружился с местными девчонками. Несмотря на то, что говорили мы на разных языках, вполне умудрялись играть, развлекаться и понимать друг друга. Когда я уехал, отец дяди Саши говорил, что они целый месяц у него спрашивали про меня, и он каждый раз отвечал, что Лёша вернулся домой.
Перед возвращением на Родину я попал в валютный магазин. Ассортимент впечатлял! Никогда раньше я не видел такого изобилия: шоколадные яйца, жвачки, конфеты и шоколад на любой вкус… Если бы мне тогда сказали, что вскоре всё увиденное появится и в нашей стране, я бы не поверил.
А через три месяца в Румынии произошла революция – первое в мире антикоммунистическое восстание. Диктатор Чаушеску пытался удрать на вертолёте. Был схвачен, предан трибуналу и расстрелян 25 декабря, вместе с женой.

Очередной учебный год начался в новой школе. Кроме того, мы перешли не в четвёртый, а перескочили в пятый класс. Почему так произошло – до сих пор не могу понять. Школу только построили, и большинство одноклассников переметнулись в неё. Я тоже подался стадному инстинкту. Новая, круто! На деле, конечно, никакой разницы. Располагалась она чуть дальше от моего дома.
В тот год нас пришли агитировать участвовать в хоре мальчиков. Всю мужскую часть попросили остаться после уроков, что вызвало недовольство мальчиков, зато едкое хихиканье и мелкую радость девочек. Мы зашли в кабинет музыки, где сидели ученики с параллельных классов. Затем началось индивидуальное прослушивание. Меня забраковали. Позднее, правда, я вместе с Мишей пришёл с просьбой прослушать ещё раз. На сей раз нас приняли.
Приятно было время от времени соскакивать с контрольной по математике, чтобы спеть в хоре на каком-нибудь концерте. Со временем пение наскучило, и мы решили покинуть хор. За нами ещё несколько месяцев бегали руководители, стараясь отговорить.
Впрочем, участие в хоре было, пожалуй, самым светлым мероприятием во всей учёбе. В пятом классе я понял, что не люблю математику, как и она меня. Успеваемость с этого года стала плавно снижаться. Дома тоже всё было не гладко. Прижившийся отчим решил, вдруг, поиграть в строгого папу. По выходным дням он доставал меня уборкой. Дело было не в том, что я отказывался её делать – нет! Не скажу, что мне доставлял удовольствие сам процесс. Но надо, значит надо. Дяде Саше, по всей видимости, не нравилось то, что гулять мне хотелось больше. И уборку я делал «неправильно». Он чуть ли не с секундомером засекал время, когда я пылесосил. И когда гул пылесоса затихал слишком рано по его меркам, считалось, что ковёр недостаточно чист, и необходимо начинать всё с начала. Он обожал игру в а-ля армейского сержанта или прапорщика. Условно её можно назвать «выискивание пыли». Дядя Саша залезал в труднодоступные места, проводил пальцем по поверхности, и строго констатировал, что это не уборка, и надо начинать всё с начала. Затем целая процедура с мытьём полов. Ситуация порой приобретала форму идиосинкразии. Уборка одной комнаты могла затянуться на 2 – 3 часа, испортив, разумеется, настроение на весь день. Я полагаю, что цель заключалась как раз в последнем. В одно воскресение, когда после завершения уборки начался очередной «вынос мозга», а я уже нацелился гулять, пришлось втихаря одеться и убежать. Вскоре я был обнаружен и пойман.
Но больше всего он не любил, когда я включал его магнитофон и проигрыватель. Происходило это в его отсутствие. После школы, обычно, я включал музыку. И как-то раз он вернулся чуть раньше, в момент, когда звучала песня группы Modern talking “Brother Louie”. За это я получил «ремня».

Между тем, в стране шла перестройка. Президент страны Михаил Горбачёв вывел войска из Афганистана, хотя мне это ни о чём не говорило тогда. Но изменения в обществе происходили. Отменили школьную форму, отныне можно было приходить в чём угодно. В остальном гайки пока не ослаблялись, напротив – наступал мрачный, тревожный период: и без того голые полки в магазинах опустели окончательно. Государство ввело карточную систему. Большая часть продукции отпускалась только по талонам. Приходилось иногда больше часа стоять в очередь за хлебом и булкой. Стали дефицитом сыр и колбаса. Затем сахар. Из запаса «на чёрный день» родители вытащили сахарную голову, которая стояла в шкафчике много лет. Но и её надолго не хватило. В общем, пили чай без сахара, купленный и полученный по талонам. Мама следила за тем, чтобы я мазал меньше масла на булку. Впрочем, вскоре и оно исчезло с прилавков магазина. Дошло дело и до школьных тетрадей. Их можно было приобрести в ограниченном количестве тоже только по талонам. В тот период внутри возникало какое-то ощущение безнадёги, будто бы жизнь – это тропинка, ведущая вниз. Причём чем дальше по ней бредёшь – тем она становится непролазней.

На Новый год дедушка подарил мне старый портативный магнитофон «Весна-306», и несколько кассет к нему МК-60. Я часто сидел у радио, ловил песни, чтобы записать их.
Иногда мы гостили у маминой троюродной сестры. У неё был сын Миша – мой одногодка. С ним мы изредка пересекались в детстве, играли вместе. С этого периода наши жизненные пути стали схлёстываться всё чаще. Он учился в музыкальной школе по классу «балалайка», окончив, пошёл ещё на гитару. У Миши тоже был портативный магнитофон. Он дал мне переписать кассету. Услышанное произвело на меня сильное впечатление. Я переслушивал альбом множество раз. Это была последняя запись группы Кино, которая называлась «Чёрный альбом». За пол года до моего знакомства с группой, её лидер, Виктор Цой, погиб в автокатастрофе.
В моей жизни начался период киномании. Кассету я заслушал до дыр. Со временем удалось найти и переписать остальные альбомы. Особенно мне нравилась запись 1987 года «Группа крови».
…Рухнул Советский союз. Возник Союз независимых государств, сокращённо СНГ. Возвращаясь из школы, я с удивлением обнаружил на рынке продавца мороженого. Мама мне рассказывала о том, что в детстве ела мороженое на палочке. И вот эскимо наконец-то продаётся у нас! Это было чудо!
Как грибы после дождя, вырастали коммерческие ларьки, в народе их сокращённо называли «комки». Появились первые лохотронщики, с уличными играми в напёрстки, карточки, и др. Например, в наполненную водой трёхлитровую банку, на дне которой стоял столовый стакан, люди кидали монетку. Выигрывал тот, чья монета попадала в стакан. Но по «странному» стечению обстоятельств это не удавалось почти никому.
Особенной ценностью для подрастающего поколения, переходящего в новую эру перестройки, были жевательные резинки. А точнее – вкладыши. Картинки с изображением. Начался вкладышный бум. Все ринулись собирать коллекции, обмениваться и играть. Суть игры заключалась в следующем: два участника ставят на кон по одному или сразу несколько вкладышей. Один произносит «белая» или «картинка». Второй подкидывает вкладыш, и если выпадала та сторона, которую назвал предварительно первый участник, то право удара принадлежало ему. Нет – переходило другому участнику. Обладающий правом первого удара, клал оба вкладыша на пол, бил по ним ладонью. Вкладыши взлетали, и те, которые перевернулись на другую сторону, переходили в собственность ударившего. Если нет – право удара переходило другому участнику.
Теперь все школьники только этим и занимались на переменах, в подъездах, квартирах, на веранде детского сада… Вкладыши обладали особой ценностью. Владелец полной коллекции приравнивался к состоявшемуся человеку. Вкладыши были личным достоянием и богатством каждого школьника.

Пустые полки магазинов заполнились различными товарами из-за рубежа. Цены теперь делились на государственные и рыночные. Государственные устанавливались на узкую группу товаров отечественного производства. Рыночные цены были заоблачны, и стремительно продолжали набирать высоту.
Появлялись челночники, шальные деньги, бандиты, крыши, одновременно с новоявлениями сокращалось производство, приватизировались и банкротились предприятия, целые отрасли становились ненужными, месяцами задерживали заработную плату, и без того мизерную.
Дядя Саша занялся бизнесом, связанным с игровыми автоматами, и деньги потекли рекой. Вечерами он приносил целый пакет денежных купюр, сортировал и считал их. Лихо дул ветер перемен. Я ощущал воодушевление, а дедушка и мама – напротив, говорили о том, что всё рушится, и катится в пропасть…
На летних каникулах я стал по выходным подрабатывать — продавал газеты. Прервал маленький бизнес в июле, когда мы с мамой уехали на юг. Мамин бюджет был весьма скромен, судя по тому, что она старалась на всём экономить.