max_kz : Ярила

Ярила

Ключ повернулся в скважине двери четыре раза. Она вошла, вкатывая перед собой коляску с лежащим внутри одеял ребёнком. Я лежал на полу лицом вниз. В спортивных черных брюках. Затылок задумчиво смотрел в потолок. Ковёр промялся под тяжестью тела. Ворот рубахи был поднят, как будто закрывал от ветра. А может быть, ветер и был, сейчас уже трудно сказать. Я не помню, сколько времени лежало здесь моё тело. Край лица попадал на голый и тоже холодный пол, ноги вытянулись вдоль параллелей досок. Пятки имели синий оттенок, позвоночник застыл, рёбра молчали. Ноябрьский дождь бил редкими каплями по карнизу окна. За окном, сквозь мелкие брызги, по тротуарам шли люди с зонтами, шли своими привычными траекториями. По широким лужам с шумом ехали грязные автобусы, распыляя влагу на упрямые прямоугольные бордюры. Туманы рассеивались между крышами зданий, сырость ползла обратно в землю, увлекая за собой песок и пыль.
Наверно я умер. Полированный кем-то шкаф молчал, молчали белые брюки и белая рубашка, которые недавно купил. Молчал полированный письменный стол с выдвигающимися удобными ящиками для разных предметов. Молчал потолок, косо поглядывая в серое и влажное окно, лампа не разбрызгивала электрический свет по углам комнаты – тоже молчала. Молчал расшатанный человеческими телами стул. Молчала батарея под подоконником, медленно производя бесполезное тепло. Молчал рядом на полу хитиновыми лапками умерший от своего яда таракан. Молчали, уставшие уже молчать, китайские тапочки.
Мои глаза ничего не видели, веки были закрыты. Сердце остановилось где-то между вдохом и выдохом, спокойно, без лишних толчков. Теперь я не видел трещины на сером стекле окна, теперь я равнодушно верил в подоконник, сознание медленно погружалось на самое дно потухшей лампочки. Теперь никуда не спешил.
Отражение на полировке шкафа тоже лежало, упёршись остывшим телом в деревянный пол. Вода лилась привычными движениями по рамам окон, по карнизам, по шиферу крыш, по зонтам убегающих людей, по столбам жёлтых фонарей, мимо прямоугольных бордюров, вливаясь в круглые от удивления колодцы канализации, впитываясь в уже влажную землю. Она простучала каблуками вдоль комнаты, негромко произнося его имя.
Откуда-то извне пришёл апрель. Воздух сочился мимо. Апрель яростно стремился к своему апогею. Белое солнце распространяло весенний утренний свет, травы и деревья начинали смотреть вверх. В зелёной долине священная роща собирала свежесть, силу. Юный всадник – солнце – нёсся по горизонту. Подобные ему разжигали костры, славя словами и заклинаниями победу Яри. Держали вербы в руках, шли босиком по первой траве. Светлые, радостные, пышущие волей, умывали лица росой, кланялись в пояс земле. Нарядные, в венках из полевых цветов, в позвонцах, бубенцах, с колокольчиками, вплетенными в одежду, шли по кругу: «…добрый вечер, подай ключи, отомкни землю, пусти траву!» Небо смотрело сверху вниз на огненную долину, на страсти заговоров, приобретающих силу, на пляски грозовых явлений, на музыку дудок. Вакханки наряжали прекрасную юную деву – в белую одежду.
Великое единство небесного и земного пронизывало каждую частицу долины. Роща светилась огнями: «…вешняя сила, ласкова бела, да любовь дала…» Вечер собирал энергию вокруг себя, из этой энергии на белом коне, в белых одеждах сошёл на землю юноша, с черепом в правой руке и ржаными колосьями в левой. Вокруг пелись песни и заговоры. Юная дева шла к нему в центр круга, к костру. Вечер перетекал в ночь, тёмную и тёплую, им суждено было быть вместе. Долина плясала вакхическими плясками, буйное празднество было в самом разгаре, начиналось цветение природы, игрища, ярость переходила в любовный пыл. Хмельной запах плыл по воздуху. Они шли босиком к расколотой надвое огромной сосне, в неистовстве по полю катались люди. Весна обменивалась своей ярью с землёй, получая и власть, и время.
Я знал, что совсем недалеко ходят троллейбусы. Холодное раннее утро; бежали бездомные псы по своим пригретым местам, кто-то уже куда-то спешил. Я вошёл в двери троллейбуса и растерялся. «Что у вас за проезд? Молодой человек, почему вы босиком?» – спросила кондуктор. Я посмотрел вниз: белая рубашка, белые брюки, а обуви нет – лучше, наверное, сесть на сиденье. Троллейбус равномерно ехал, на соседних местах шёл разговор:
– Знаешь, я тут недалеко живу, мне кажется, я видела вчера в роще костры!
– Костры?
– Да, костры! И воздух казался таким заряженным!
– Заряженным?
– Да, и ещё я слышала легенду, что есть необычные люди, которые в конце ноября умирают, а потом 23 апреля оживают. Вчера как раз было 23 апреля!
– Да ну, бред. Такого не бывает.