max_kz : Ничего никому не скажу

Я обнаружил себя напротив здания с широким крыльцом, через двери входили и выходили люди. Я стоял в расстёгнутой куртке. С остатками боли в голове и наблюдал самого себя в отражении стёкол. Дул сырой ветер ноября. Я обнаружил себя в самом центре широкого оврага памяти, я не знал ничего и ничего не помнил. Странное чувство, может быть, именно это чувство только что родившегося человека, а возможно, именно это тот самый горячий бред. Как оказался здесь, перед этим зданием, что привело меня сюда? Хватало здравого ума задавать сейчас себе эти вопросы, но ответов, наверное, не знал никто. Бесполезно было выспрашивать что-либо у этих спешащих по своим делам людей. Проверить карманы? Внутренний – бумажник, там приличная сумма денег, ни календарей, ни фотографий, пластиковая телефонная карточка воткнута в один из отсеков. На руке зелёные механические часы с люминесцентными стрелками, они стоят – без десяти два. В другом кармане записная книжка, но все телефоны без имён и адресов, один из них обведён в овал синей пастой. Больше в карманах ничего не было. Я пошёл к таксофону, таксофон примостился на углу здания. Снял трубку, тональный сигнал. Вставив карточку, набрал номер, было слышно, как коммутатор соединял с абонентом, как причудливо изгибался цифровой сигнал по магистралям линии.
– Аллё, – произнёс женский голос.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте.
– Извините, Вы случайно не помните мой голос?
– Возможно. Возможно, помню.
– Я могу с вами встретиться?
– Думаю, можно.
– Как мне вас найти?
– Вы знаете мой адрес.
– Знаю?..
– Приходите сегодня, я буду ждать.
– Хорошо.
– Тогда до встречи.
– До встречи.
В телефонной трубке остановились короткие гудки, абонент исчез, так, собственно, и не поняв, что мне было нужно, я это почувствовал. Откуда мне знать её адрес, да и кто она такая? Как ни странно, но идти всё равно больше некуда. Приятный голос, впрочем. По тембру ей около тридцати. Кстати, что это за город? Не спрашивать же об этом первого встречного. Догадаемся по рекламным вывескам.
Я пошёл по тротуару вперёд, про себя повторяя: «Адрес, адрес…» Ещё раз просмотреть в записную книжку? Бумажник? Кроссовки ложились на асфальт: «Адрес, адрес…»
Я нажимал на кнопку звонка, но до конца не понимал, зачем это делаю, как будто вырванное из контекста времени действие, действие, вырванное из контекста действий. Это напоминало предложение, вычеркнутое из одной книги и вставленное в другую. Головная боль рассеялась окончательно, уйдя куда-то под высокий потолок тёмного подъезда, подъезда, который, в принципе, никого не ждёт. Теперь я был уверен, что вспомню, почему звоню именно в эту дверь, а, скажем, не в дверь напротив. Снаружи было темно – незаметно подоспел вечер, и теперь зажженный уличный фонарь светил через пыльное стекло куда-то на ступени. Секунда, и дверь открыла женщина, сквозь пелену подтаявших обветренных ресниц я разглядел её пышные рыжие волосы. Чёрные туфли на каблуках, зелёный домашний халат.
– Здравствуйте, я звонил сегодня.
– А, проходи!
Я провалился в коридор, в рассеянный свет светильников, стилизованных под позапрошлый век.
– Что у тебя в пакете? – несколько игриво заметила хозяйка.
– В пакете? Каком? – я даже не заметил, что в руке был пластиковый продуктовый пакет. Я заглянул туда: конфеты, вино, сладкие пирожные.
– Что там?
– Конфет купил.
– Превосходно, наверно, мои любимые, раздевайся. Тапочек, я знаю, ты не носишь.
– Хорошо.
Она ушла в глубину квартиры. Я снял куртку, ботинки. Значит, не ношу тапочек? Видимо, она меня неплохо знает, я здесь бывал, надо вспомнить какую-нибудь деталь, хотя её рыжие волосы точно где-то видел. Такое впечатление, что я не мог к ней не прийти.
В комнате – рассеянный свет лампы, у стены под ковром – незаправленная кровать, её спинки украшены башенками в виде голов древних идолов: «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». Массивный письменный стол с изящными ножками, с поверхностью, обтянутой чёрной кожей. На полу пушистый ковёр, породистый стул. Интерьер выдавал вкус хозяйки, но почему-то казалось, что это и мой вкус: если бы я мог выбирать мебель, то выбрал бы точно такую же. Я всматривался во все предметы, изучал. Вероятно, это выглядело странно. Но я искал любую деталь, которая могла бы выдать тайну. Окно было закрыто плотной тёмной материей, которая не пропускала свет извне. Это тоже было бы моим выбором, я чувствовал, что не люблю дневной свет. Мягкий коричневый ковёр согревал ноги, на журнальном столике стояли фигуры шахмат – в виде химер и рыцарей, этих химер я мог видеть только на башенках Notre-Dame de Paris, этот образ чётко очертил мозг. Белая королева смотрела прямо в глаза…
– Ты грустишь? – она вошла с подносом, на котором тёмные фигуры чашек подчёркивали вечер, а ваза с конфетами – ночь.
– Что? Нет, я задумался…
– О чём?
– Я был у тебя раньше? Я понимаю, что был, но, извини, ничего не помню, очнулся сегодня посреди улицы, даже до сих пор не знаю, кто я такой, твой номер телефона был обведён в моей записной книжке, я позвонил, собственно, не зная даже кому.
Она улыбнулась так, что в её зелёных глазах мелькнуло тайное, именно это тайное и было тем, что я искал.
– Ложись, – поворотом головы она указала на кровать. С тобой приятно не только разговаривать.
– Ты собралась сделать мне массаж?
– И да, и нет! ¬– поднос с чашками переместился на пол.
Она развязывала пояс халата, я чувствовал прикосновение длинных изящных пальцев к своим жёлтым глазам, чувствовал зелёный цвет её ногтей на коже шеи, чувствовал её пышные волосы, падающие на лицо, я падал на самое дно, видимо, бездонной кровати.