markin2wheels : Скелет. (1)

Жизнь вымысел.






Молодой человек ходил по спортивному магазину в районе станции Октябрьское поле. Был вечер шестого августа две тысячи восьмого года. Был он прост и типичен до безобразия. Уроженец относительно тёплой Ростовской области, работавший и живший на тот момент в Москве три месяца. Вроде покупки были совершены, и даже весьма удачные; но в груди было что-то неприятное. Это было чувство наподобие того, когда он заранее почувствовал пропажу телефона из раздевалки, несколькими годами ранее. Внутри было что-то неприятное; а не то, что чувствуешь, когда тебя облапошат. То есть предчувствие плохого. Но чего? Если бы он знал, предчувствие чего на этот раз не давало успокоиться – сошёл бы с ума мгновенно. А так это растянулось.

***


***

Папка оказалась много толще, нежели мне доводилось видеть ранее. Это самый долгоиграющий проект, и то что его доверили мне, говорит о изрядной доли доверия. Возможно вы(надеюсь никто этого не прочтёт, просто мне удобнее излагать предполагаемым читателям) видели подобное в фильмах: полицейский внедряется в банду, проходя перед этим школу, чтобы его не спалили. Научиться бы мне ещё объяснять то, что хочу выразить – цены б мне не было. Кто я и зачем расскажу в самом конце рассказа. Речь пойдёт не обо мне. Вся история будет конечно иметь налёт моего восприятия и способности передавать информацию. Объективности ждать не приходится, по крайней мере не от одного человека.
Объекту, когда он попал в моё распоряжение(а это ничуть не приуменьшено), было двадцать два года. До этого он был как бы заморожен для нас, и в то же время нет для самого себя. Но пришло время его активизировать. Тем более всем уже было любопытно, включая даже людей значимых. Закрутилось колесо, которое вряд ли кто-то будет в силах остановить. Он будет оружием того, чего увидеть сам не сможет. Печально, но это наша ему судьба. Мы хозяева своей судьбы и никто не вправе отобрать этого у нас.

Конечно двадцати двух летние парни не падают с неба. Где он был всё это время? — да с вами. Он и есть вы, взятый в единичном экземпляре. Правда, рождение его уже несло в себе какую-то частичку будущего. Он среди всех, он со всеми, но слегка впереди что ли. Была намечена дата: одиннадцатого июня. Он родился девятнадцатого мая. В день советской пионерии. Пионер, только не в пошлом советском смысле. Но мы не при чём, на самом деле его начали вести только с девяносто второго года. Когда ему было уже шесть лет. На тот момент он уже три раза чуть не погиб. Дважды утонул и один раз отравился. Последствия существенны: несколько секунд клинической смерти после первого утопления; областной ожоговый центр после отравления сухим марганцем; и нервный срыв после второго.
Вся уникальность объекта в его неприметности. Представьте лицо, увидев которое в метро, вы забываете уже к следующей станции. Внешность, на которой никак не зацепиться взгляду. Это был подарок, дарованный нам свыше. Когда я впервые столкнулся с ним в жизни, то был непомерно удивлён всей нашей интригой, которая должна была вокруг него закрутиться. Времени остаётся всё меньше, а может его уже и нет. Если всё сорвалось – мне конец; а если получилось – конец всем. Рассказ будет рван, так как я зажат во временные рамки. А вспоминать всё точно и перепроверять некогда. Не обессудьте.

***

-Ничего не понимаю… трудно всё так.
-Вот и не забивай голову. Лучше забей. И водный забей заодно. — Умрёт подал Жеке страницу, вырванную из какой-то книги, на которой приличной горочкой лежала анаша.
-И то верно. Хорошо, что Sex при всей своей никчёмности бывает полезен. Где вы взяли этот план?
-В Краснодаре, в соседнем с домом моей матери огороде; а ездили мы потому, что в то время был концерт In flames. Сколько раз тебе повторять? Он сиганул через забор и с корнем вырвал этот кустище, который вёз потом в своей спортивной сумке...
-Всегда удивлялся – зачем ему спортивная сумка? — перебил Евгений, — ты хоть раз видел, чтобы он спортом занимался?
-Только три года назад, когда он с армейки пришёл. Помнишь, он при нас ещё на брусьях около девятой школы повис?
-Сам тогда удивился! У него единственный до того времени тренажёр был – хер его. И всё.
Жека в это время отодрал крышку с самого дешёвого, что они умудрились найти картофельного пюре, которые больше похожи на опилки засохшего клея ПВА, и бессознательно замахнулся выкинуть всё остальное; за ненадобностью.
-Стой! — крикнул Умрёт. — Доем. Буржуище.

-Дело твоё, — безразлично прозвучал Евгений. И начал формировать из плотной фольги крышечку. Это очень удобный материал, и если поплотнее сжать с боков, то будет подобие настоящей резьбы, а плотность фольги позволяет ей держать заданную форму. Сделал неглубокую ямку, дабы не обжечь пальцев и многократно проткнул запасённой иголкой дно ямки. Потом открутил её как заводскую крышку и отрезал дно у двухлитровой пивной бутылки.
-Так, ванну набирать мы не будем. А пятилитровую баклашку с под этого якобы пива я в гневе на мир выбросил в окно ещё в прошлый раз. Благо улица тут с плотным пешеходным движением, и её за пару часов отпнули из под моих окон в хуеву даль.
-Дальше.
-Есть ведро, которым мамка пол моет. Вот это.
-А ты не хлебнёшь? А то ты сосать горазд. Я помню как ты взрываешь, у тебя там наверно диафрагма до задницы опускается при затяге, как поршень шприца.
-Ты не хлебни. — И Умрёт набрал старое пошкорябанное ведро грязно-бордового цвета почти до краёв. Чтобы не спихнуть в порыве красноречия ведро со стула, его поставили на пол. Друзья сели на коленки на полу малюсенькой кухни по разные стороны от ведра с достоинством, соизмеримым с двумя самураями знатных семей, расположившихся для чайной церемонии. Забивал и поджигал Жека, он как приличный планокур, тем самым показывал своё уважению к хозяину квартиры. Первый пых Умрёт сделал очень аккуратно: приподняв бутылку на несколько сантиметров от воды, он бескомпромиссно втянул весь густой дым своими закалёнными лёгкими. Надо заметить, что вся троица не курила сигарет, и никогда не растабачивала, оно и понятно – ведь табак вреден для здоровья.
Дым оказался горький, и он его почти сразу выдохнул; с кислой миной и огромным фарчмаком в финале, который аккурат попал в центр ведра.
-Ну ты свинья! Срёшь где хаваешь!
-Похуй, — спокойно сказал Умрёт и немного покряхтел, — себе теперь.
-Без сопливых.

Жека втянул дым ещё аккуратнее, всё-таки пару лет тренировок. Выдохнув, он прокашлялся. Первый дым с этого куста просто раздирал горло, о чём они уже были уведомлены. Зато лёгкие чувствовались намного сильнее обычного, в этом была приятность.
Второй водный Умрёт оказался не таким безобидным. Он немного уже вошёл под покровительство первого, и мир ему казался уже не таким строгим и безжалостным, готовым разорвать на части за малейшую провинность, а по-отечески добрым и прощающим. Движения его поэтому стали плавнее и с большей амплитудой. В таком состоянии лучше не подходить к циркулярке или гильотине. И он изрядно хлебанул воды, вместе с двумя плевками(Жека тоже плюнул, после выдоха, уж больно она горчит по первой). Он закашлялся как пловец, который выныривает весь в судорогах и с громким кашлем, потому что забыл, что под водой нельзя дышать и смачно вдохнул хлорной воды. Слюни и вода начала брызгать у него изо рта. Тут уже и ведро не помогло: всё лилось прямо на линолеум, и оттолкнувшись от него, брызгало во все стороны. До седока напротив не долетало. Жека, увидев эту картину, начал сначала несильно хихикать; потом это начало перерастать в смех. А когда он понял, что Умрёт хлебнул и его фарчмак – перешёл на гогот.
Глаза слезились и были красны, они не выражали злорадства над горем друга. Просто трава уже ебашила, и ебашила хорошо. Не будь повода, вряд ли бы смех был хоть чуточку слабее. Умрёт подхватил рыготание как эстафетную палочку, правда предыдущий спортсмен забыл её отдать, так они и бежали по стадиону вдвоём держа её. Единственное, что нахлебавшийся иногда останавливался и отплёвывался, оглядывая трибуны, а потом опять внезапно оказывался в одной связке с партнёром. Ржали смачно, с чувством.

-А где Пол?
-На работе! Два часа дня; вторник.
-Ха-ха-ха. На ра-аа-боте! Ха! Вот повезло то! Как, завидовать, не? Не знаю даже; ха-ха. Добавляйся. Не хитри чувак. У меня там фильм заготовлен – “Книга подмастерьев”. Или около того.
Жека вдохнул-выдохнул второй и оба плавно перешли в комнату. Там был включен дивиди-плеер. Фильм был запущен. Про него трубили в то время, что это прорыв в российском кино. Пять миллионов долларов бюджета. Актёры первой величины. Смотрите и наслаждайтесь.
-Пять миллионов ведь, — неестественно серьёзно произнёс Умрёт.
-Чего? — спросил Жека тоном человека, который не уверен, что фраза была обращена именно к нему.
-Пять миллионов баксов потратили на эту шляпу.
-Это денег что ли? — спросил Жека повернув на товарища краснючие глаза. — Мы уже смотрим минут двадцать, да? Пока выглядит, что фильм снимали за бутеры к чаю. Вот бы бутер щас, я конечно люблю кукурузные палочки, но с них сушняк злой. Да; точно: щас бы колбаски с хлебушком и кетчупом.
-И майонезиком.
-Ага. В точку. Бля, ну и шляпа! Кто это снял? Давай выключим? Пожалуйста.
-Да погоди, я сам жду интересного. Ты сам слышал: у Бабы Яги внучка и вся шняга. Американцы дали бабос на эту сказку. Интересно, сценарий тоже они дали?
-Ну по поводу этого, извиняюсь, фильма у меня возникает в мозгу только одно слово: залупа!
-Совершенно верно.
-Точно! Ты смотри – он сидит, а за окном времена года меняются. Неплохая задумка. А сколько на фильм пошло на самом деле? Ты как подразумеваешь? — спросил Жека, смяв упаковку от палочек, и бросив её в направлении кухни.
-Тыщ десять. Потолок.
-Да ну! меньше.

Друзья часто залипали каждый сам по себе. Поэтому о слежении за сюжетом не могло быть и речи. Жека скорее всего вспомнил, что он сидит накуренный в доме почти напротив своего университета, а на носу двадцать восьмое декабря. Умрёт по всему вспомнил какую-то песню, дёргал беззвучно губами и играл на воображаемой гитаре(на его настоящей, лежащей на шифоньере, был слой пыли в сантиметр), при всём этом штаны его оттопырились, выдав эрекцию. Но вместе они как будто проснулись, когда герой фильма пошёл спасать свою невесту. Он летел вверх, схватившись за шерстяную нить, и не долетев до любимой, повис на скале и начал звать её на помощь.
-Ты видел?! Я впервые вижу, чтобы в конце тот, кто спасает просил бы о помощи спасаемого. Круто!
Жека только согласно ржал. Более менее им удалось успокоиться только к началу титров. Увидев, что сценарий писала женщина, они только заржали глядя друг на друга. Что мол ещё ожидать.
-Sex бы наказал её за такой сценарий.
-Грубо причём, — согласился Жека, пережёвывая подушечки с начинкой какао.

***

-Прошло уже почти три года. Мы с тобой сейчас сидим тут, у китайца, на Роне. Через дорогу Вава. И мы уже другие, нежели тогда; ну я точно. А тогда был момент, который я был не в силах вынести тогда, и не в состоянии описать сейчас. Помню ходил по Спортмастеру и покупал шмотку. Вроде и выбрал нормальную, купил, но было неприятное ощущение. В груди обычно такое бывает, если произошло что-то плохое. Ну хуй знает: двойку по контрольной получил, на автобус опоздал. Примерно такое же было у меня в семнадцать лет, когда у меня спиздили телефон из раздевалки на работе, а состояние такое было часа за два-три до того. Заранее почувствовал, поэтому и на этот раз придал значение происходящему. Мало ли что там будет: может в общаге кипишь какой, или пойду через проспект Жукова, а меня и сшибёт пьяный водила какой. Вечером подумал, что тревога ложная – ничего в тот день я и не узнал. Зато на следующий день, зайдя в комнату после работы, бросил телефон на подушку и ушёл купаться. Когда вернулся, на трубе было пять пропущенных от мамки. Она мне в Москву обычно не звонила. Я напрягся. И тут телефон зазвонил снова. После этого звонка моя жизнь поменялась навсегда, причём кардинальным способом. Подняв трубку, я стал свидетелем плача, через который прорывались еле понятные слова. Смысл был прост и одновременно беспощаден – Дима погиб! ничего уже не изменишь. Много лет я слышу теперь тот тон и интонацию сказанного; в тот момент существовал только телефон, и я схватившийся за него как за поручень, чтобы не упасть; весь остальной мир размылся как при быстрой езде на машине. Помню только как выбежал в коридор, как будто там могло стать легче. Впервые слёзы брызнули из меня, они не потекли, они хлестанули как бутафорские у клоуна.

Несколько минут прошло в бессмысленном блуждании по комнате и по коридору общаги, слёзы стали слабее, но уже без промежутков. В недоумении я обул купленные вчера дасовские кроссовки и пошёл к метро за водкой и курями-гриль. Мне тогда было двадцать два; ему двадцать один. Двадцать один! Я в том году работал в Москве только по одной причине, не получилось уехать в Питер с другом брата и я забил. Ещё подвернулся бывший одногруппник, который меня и подтянул в Москву. Всю дорогу мне хотелось кого-нибудь ударить, жёстко отпиздить. Так; от обиды. Тем более, что он бы всё увидел. Теперь нельзя было быть трусом ещё и потому, что брат мог всегда меня видеть, что бы он подумал? Осознание на тот момент так и не дошло. Была толстая стена неверия.
Оно пришло позже того же дня, когда была выпита бутылка водки на кухне общаги – в память о рабе божием Димитрии. Я стоял и ревел, глядя в окно кухни; за окном были трубы Краснопресненского завода ЖБК. Всхлипывания были громкими и надрывистыми, но никто меня не трогал, все понимали. Ахуеть! Да?
-Да-а.


***

-Где этот половинчатый?
-А я почём знаю? Щас припрётся. Купит в Магните говна дешёвого и придёт. Сколько осталось?
-Один пакет. В нём короба три, не больше.
-Плодотворно же я в Краснодар скатался. Ещё неделю посидел бы там – и вообще ничего не застал бы! Ну вы паровозы.
-А что нам? Sex тут вообще чуть не загнулся: дунули как-то у школы, ну там, рядом с брусьями, на коих он хотел свои бицаки в форме держать. Потусили и по домам; маршруты противоположные. Я домой худо-бедно, но доковылял. Он же, собака бешеный, начал вокруг школы слоняться, до парка добрёл, представляешь? Так вот эта морда, которая нас когда-нибудь за пизду продаст...
-Продаст!
-Бегал по району и хвосты терял. Как он потом сам признался, за ним детективы частные ходили, вызванивали, проверяли. Крепко вы рассердили владельцев того куста. Однозначно. Это мы ещё с ним до этого сколько времени провели, меня попустило даже немного. Но ты же его знаешь: пока не обсерится, не перестанет курить. Сам еле понимает где, а всё кричит – давай ещё!

-А вот и он.
-Половинка, мы как раз тебя вспоминали. Про говно говорили.
-Нормально, чё. Где курить будем? Тут или в подъезде?
-Вот. Деловой человек; не то что ты! Ходишь чушь мне втираешь. Знаешь про что он тут распылялся?
-Мне похуй. Ты же знаешь.
-Всё равно скажу: он говорил, что в Сочи будут строить трассу для Формулы 1. Это значит, что Россия уже не такая отсталая. Радуется стало быть, хотя терпеть её не может. Пол, а ты любишь Россию?
-Какая мне разница. Были б бабы. Работа есть. Интернет качает. Музу слушаю. Чего ещё?
-Вот видишь: ему срать; я ненавижу. И успокойся на том. Патриот. Всё чёто крутится вокруг этой России. Хер бы с ней. Какая тебе разница, где бухло дешёвое в глотку заливать, да курить по верандам детсадов? Жил бы в Словакии и так же бы жил. Ничего б не поменялось!
-А мне иногда кажется, что я люблю Россию. Только бы законы попроще насчёт травы, а так...
-Пока эстеты говорят, рабочие руками двигают; и двигают родину вперёд. Это я к тому, что уже успел ракету сделать из бутылки Буратины местного разлива; ну и отрава же была. В подъезд?
-В подъезд.

Дело было у Умрёт дома. Жил он в подъезде, где уровень контенгента был противоположен, за который с экранов бьются политики. Запросто можно было в этом подъезде словить паровоза от незнакомых совершенно людей на третьем этаже, пока допустим, поднимался на шестой. Лифт работал редко, вернее сказать даже никогда. Пол нёс готовую к запуску ракету. Он всегда первую выкуривал сам, обосновывая это сильным, будь он неладен, организмом. Туша под метр девяносто и весом в сто килограмм. Пакет нёс Жека, как самый ответственный. Умрёт вышел в разорванных на жопе(от резинки и ниже колена) трико. Он никогда не страдал изнуряющим простофиль чувством стыда. Эта была свободная и открытая личность. Когда он курил в этот раз, то отвернулся в окно. Мимо проходила женщина лет за пятьдесят, взору которой пристала его худая жопа(ему было влом таскать трусы, когда в хате жарко). Жека, заметив это, прыснул от смеха. Sex безучастно стоял, отрыгивая остатки дыма. Глаза его начинали краснеть и слезиться. Сделав по два напаса, молодые люди отправились в квартиру продолжать свой досуг.
-Если хочешь пиво – щас пей! Потом будет не до него.
-Это почему ещё?
-Потому что ты ещё не пробовал, а мы его как облупленного! Вкус будет полным гавном. Да тебе и не захочется.
Выпили дешёвого пива. Закапали носы Цикломедом. Ждали...
Компьютер был включен; никто его не замечал. Играла какая-то музыка. Жека попытался встать чтобы пойти поссать, но не смог. Как будто он был пристёгнут к тренажёру, и вес, который нужно было преодолеть, чтобы встать составлял килограмм пятьдесят. Он плюхнулся обратно на диван.
-Вот ты говорил, что любишь с Полом курить. С ним интересно. С ним интересно. Он такие темы задвигает! А ведь час уже тут сидим; он хоть бы слово сказал, а ты уссыкаешься сидишь. Хихикаешь тут!
-Да это я представляю, что он бы мог сказать. Думаю.
В этот момент Sex сказал самую главную фразу своей простой жизни. Вряд ли ему уже перебить самого себя по красноречию и глубине.
-Думать… не надо! — еле-еле внятно смог он прожевать.
Комната залилась громким смехом. Умрёт ржал дёргая мышкой, даже чуть не оторвал у неё хвост. Жека просто рыготал и дёргая ногами, бился пятками об диван. Виновник заржал позже, больше радостный радостью друзей, нежели своей шуткой. В этот момент мыслители, подобные Шопенгауэру, Ницше, Хайдеггеру были навсегда отправлены на скамью запасных. Двадцать первый век выгнал их за отсталость и ущербность суждений. Кант же был просто послан в небытие этой фразой сварщика из Волгодонска. Помните господа, с высоты падать больнее.

Позже курить начали уже в комнате. Пришедшая сестра Умрёт только успевала возмущаться и обзывать Пола, который пошёл ей показывать фотки своего члена на мобиле. Он искренне не понимал, почему Катька отворачивалась и кричала: “Уйди, ебанат!”. Ему вправду казалось, что у него красивый хер и не показать он его просто не мог, не имел никакого права скрывать его от людей. Те в свою очередь считали его психом и дебилом. Жека ржал уже на самом деле с друга, а не со своих представлений о нём. Все уже в зале смотрели, вернее пытались смотреть какой-то фильм: Жеке на хватало внимания и усидчивости для усвоения сюжета; постоянно он ронял нить повествования на пол, а там, в грязи и катышках от паласа хрен что было отыскать. Поэтому фильм он смотрел как ряд множества видеороликов, идущих друг за другом без титров и реклам. Видимо они связаны одной темой – подозревал Жека, но и в этом уверен не был.
В соседней комнате под “War territory” группы Stpultura изголялся Sex. Слух у него не ахти, но это его волновало меньше всего. Его радовало, что сложив ладоши вместе и крича в них, ему удавалось орать громче и грубее Макса Кавалеры. В три часа он ушёл домой, вскользь бросив “счастливо, увидимся.” За это время в дверь раза три ломились соседи с криком, что люди просто физически не в состоянии так орать. Потом шутливо просили хотя бы показать крикуна. Умрёт как заправский дипломат извинялся тихим голосом и обещал, как такой же приличный человек, что это сию же минуту прекратится. Садясь каждый раз за фильм он даже ни слова не произносил в комнату, и снова начинал впитывать фильм, от которого его отрывали наглые соседи. Который всё равно не было слышно из-за певца. После третьего раза соседи забили.

После ухода крикуна, трое посмотрели ещё один фильм, но тот Жека уже даже не досмотрел, уйдя спать в комнату Умрёт. Это был далеко не первый раз, когда события развивались именно этим образом; никто и слова не сказал. Мать друга уже несколько лет жила в Краснодаре, поэтому хата Умрёт часто становилась полем действий. Один кореш как-то привёз ему сильной шмали из Москвы. После чего они с хозяином провели костюмированный бал. Гость не задумываясь облачился в халат Катьки и невозмутимо танцевал вальс промеж кресла и дивана. После они вместе вылавливали огромных тараканов из шкафа, аргументируя это тем, что тараканы пришли на бал хоть и в костюмах, но без приглашения. А это не принято в приличных домах Европы, а в Ростовской области и тем паче.
Следующим утром Пол пошёл на работу как и половина других работяг с его шараги, которые каждое утро мерились степенью опьянения в маленьком автобусе предприятия. Sex – получил это прозвище из-за узкой направленности всех его помыслов в генитальную зону человеческого(и слава богу) тела. Перевод этого слова, как вы знаете “пол”. Друзья разнообразно варьировали это погоняло. “Ну не потолком же его звать” — говорил Жека. “Половинка” — добавлял Умрёт. Они любили подшучивать над другом. Не зло.
В тот день Жека пошёл в институт к третьей паре. Перемена перед ней была в полчаса, поэтому он пришёл к её началу, чтобы как можно больше пообщаться перед парой. Нужно отметить, что в институт он ходил больше поболтать с разными людьми. Человек он был весьма коммуникабельный, вступал в сношения запросто. Знакомых у него были сотни, как часто бывает в ВУЗе. Больше половины он не знал даже по именам.