Бабанин : Пост №1.

Я остаюсь в изоляции, почти что – в окружении. Один на один со своими пороками. Долгих сорок суток автономного плавания подо льдами человеческой глупости. Большинство друзей и все подруги заступили на пост: лица каменные, губы плотно сжаты, да и ходить вдруг стали как-то по-стариковски – вразвалку и пошаркивая… Я, как всегда – вприпрыжку. Зачем человеку, который постится (не путать с «пОстится»!) 365 дней в году добавлять еще сорок дней (и ночей!) самоистязания, если этим он вынужденно занимается всю сознательную жизнь?

Из опыта: на меня теперь станут смотреть недобро, принюхиваться, приглядываться, лорнетировать признаки прошедшей бурной ночи на моем челе… «Ни ночки даром проспанной – все в Райском во саду…». Но я непокобелим! На сорок суток я для них – изгой. И, чем ближе к Пасхе, тем больше я – маргинал. И пусть… А чем, по-ихнему, я должен пахнуть?! Шахматами? Или запахами смерти: корвалолом, ладаном, овсяной кашей и винегретом на постном масле?.. Или запахами жизни: крепким табаком, «выхлопом» принятого накануне коньяку, свежим пивом, месячной кровью, дорогим парфамом, дешевым бензином и спермой?! Они начинают меня ненавидеть и бояться, как домашние болонки боятся запаха волка… Пусть и не «Степного» — городского. На эти долгие сорок суток я становлюсь Одиноким Волком, которого все обходят стороной или исступленно крестятся, встретившись со мной взглядом. И пусть!

По утрам мы непременно встречаемся: они, потупив глаза, идут в Храм, а я… мчусь за пивом на роликовых коньках! Вечером они снова идут в Храм, а я… еду на стареньком «чоппере» в супермаркет за «кониной» и жратвой. Они крестятся, завидев меня, а я сплевываю через левое плечо. По всему – они меня ненавидят! За что?! Ведь я не сделал ничего такого, чего не хотел бы, чтобы сделали со мной – главная христианская заповедь, которую я усвоил в детстве, еще не прочитав Евангелие.

И я тоже пошел в Храм..! Исповедаться перед бородатым отцом Алексием… Меня с радостью приняли (попробовал бы не принять! Это для них он – Отец, а для меня – Леха, бывший гитарист рок-группы и мой давнишний приятель. С Лехой мы слишком много выпили и слишком много выебали, чтобы меня принять, хоть я и пахну неправильно. Но о прошлом – молчок!).

- Хочешь покаяться?
- Не-а, просто так пришел, увидеться… У меня во фляге непохой коньяк. Может?..
- Боб, ты?.. Не к посту будет сказано!
- А че ты шепотом?
- А мне что, вместе с церковным хором псалмы тебе спеть?
- Псалмы не надо, а вот «Girl» с удовольствием бы…
- Так, че приперся?
- Каяться.
- Ну дык кайся!
- Сам ты «ну дак»! Просто зашел. Все идут к тебе, вот и я… Может, индульгенцию выпишешь.
- Я тебе сейчас чего-нибудь другого выпишу! Все, свободен!
- Я теперь безгрешен?
- Ступай с миром!
- Мне что, руку тебе теперь целовать?!
- Боб, пошел в жопу, у меня люди.
- Спасибо, батюшка, за благословение! Чувствую себя заново родившимся. Правда, на этот раз – через жопу.
- Боб, пошел ты на..!
- Я в курсе.

А вечером – репетиция, а через неделю – премьера. Театр – бесовское изобретение, поэтому Комиссаржевскую и похоронили за кладбищенской стеной – даже не отпели, суки! Нельзя, вишь ли, души православные страстями тревожить в Великий Пост. Так, может, такие души, если их легко растревожить?! А у Нины – острые соски, выступающие сквозь трико. А еще она, кажись, на репетиции не надевает трусики. Еще у Нины, Нины Приваловой, есть муж от второго брака, который успел трахнуть ее четырнадцатилетнюю дочь Катю от первого брака, и с того момента они даже не скрывают своей связи! И все об этом знают, и всех все устраивает… А еще у Нины – стремительно растущая сосудистая опухоль в кармане Латке. Это — в голове. Она неоперабельна, поэтому Нине – пиздец! Об этом тоже все знают и всех это устраивает, даже Нину и ее мужа, который, в свою очередь, знает, что и сегодня после репетиции Нина пойдет ко мне и будет ебать меня до изнеможения. И я буду ебаться с женщиной, которую, вместе с мужем, буду хоронить максимум – через полгода! Поэтому, Нина не соблюдает пост и разрешает Кате ебаться со вторым мужем, пока она сама ебется со мной – ведь мать должна знать, на кого оставит свою дочь-красавицу в переходном возрасте.

Кстати, муж Нины и Катя каждое утро и каждый вечер ходят в Храм к Отцу Алексию на исповеди и проповеди. А мы с Ниной – нет. Мы просто ебемся в ожидании того дня (или ночи), когда она умрет. Ей бы до премьеры дотянуть, ведь она этого так хочет. Даже молится, чтобы дожить до премьеры. Значит, она – верующая! А я, получается, — нет…

- Пост сдал!
- Пост принял!