s.ermoloff : Формула действия. Глава 4.

Сергей Ермолов

Формула действия

роман


4

Шел дождь, что было довольно странно для конца июня.
«Хватит! Не думай об этом!» – мысленно прикрикнул я на себя.
Я не мог избавиться от навязчивых ассоциаций. Я закрыл глаза и попытался думать о чем нибудь другом.
Сухость во рту начинает меня раздражать. Чертова боль скапливается где-то у горла. Впивается в связки.
В голове — слишком много помех.
Боль. Такую боль нельзя описать словами — она раздувается в голове, словно воздушный шарик, отгораживая человека от мира, а потом лопается, окатывает холодным ужасом и неверием — в случившееся. И прорывается наружу, во внешний мир. Оседает на дне души…
За эти три месяца я стал очень жестоким человеком. Когда пренебрегаешь своей жизнью, жизнь другого человека вообще девальвируется. Ценность падает до нуля.
Прошло три недели с тех пор, как это случилось; три недели — долгое время. Можно считать, что теперь я воспринимаю случившееся как должное.
Но я должен думать об этом, разве не так? Я хочу сказать, если и есть какой то конец воспоминаниям, если я когда либо приму случившееся, я должен пропускать его через себя снова и снова, пока оно не лишится всех своих красок.

Нет ничего унизительнее для человека, чем превосходство другого человека. Так было раньше, но не теперь, теперь – нет. Времена меняются, а вместе с ними и люди.

Я прихожу в себя. Мгновенно.
Это целая программа. Заданный маршрут.
Шестая зона по проездному билету.
Я очень редко трачу время на себя самого.
Но большой вопрос: как устоять перед искушением?
Как вы понимаете, отказаться было невозможно.

Я долго шел за мужчиной в розовых кроссовках. Что еще мне оставалось делать? Я почувствовал, как в затылке у меня закололо. Ощущение, будто собственный мозг проваливается куда-то.
Я знал, что испуган. Но это знание было едва ли важным в сравнении с чувством освобождения. Доведи это до конца.

Никогда прежде не ощущал я так явственно, с такой силой присутствие другого человека. Он знал, что я убью его раньше, чем я сам подумал об этом. Я должен позволить всему идти своим чередом. Я просто должен стать в стороне и не вмешиваться, путь все идет своим путем.
Но это не все. Что-то еще.
Если мне за рулем машины придется выбирать, кого задавить – собаку или человека, я в любом случае выберу человека.

Я шел за ним, словно выполнял самую святую из моих обязанностей. Я не всегда хотел быть осторожен.

В том, что человек умирал у меня на глазах был тайный смысл. Я не уверен, что мне удастся выразить его словами.
Он лежал на спине.
Я все еще пытался сделать что-нибудь неожиданное для себя. Мне не нравилось быть осторожным. Мой страх исчез.
Почему я должен перестать убивать? Ничего не останавливает меня, подумал я.
Убивал его очень медленно. Необходимо сначала полностью сломить человека, а потом убить. Иногда мне казалось, что я придаю своим действиям не тот смысл, который в них содержится. Мне тоже хотелось власти. Мне нравилось решать: кто будет жить, а кто – нет. Я люблю ощущение власти.
Я уже не удивлялся тому, что видел перед собой. Меня увлекали мучения жертвы. Каждая жертва воображает себя неуязвимой. Мне почему-то стало приятно. Мне легко угодить.
Я не испытывал к своим жертвам ненависти – я просто развлекался. Я много чего увидел. И я в это время думал, как бы не думая. Решение оказывается простым, когда оно единственное.
Почти полная тишина.

Я приставил ему к шее штырь и надавил на него основанием обеих ладоней. Он издал только один булькающий звук, как будто полоскал горло. Я до сих пор слышу эти звуки. Иногда во сне.
Очень важно суметь научиться добивать одним ударом.
Иногда я держу жизнь на кончиках своих пальцев. Чем дольше умираешь, тем меньше тебе везет. Очень важно суметь сделать смерть оригинальной.

Широко открыв рот, я накрыл им рану. Стал работать языком. Это было больно. Мягкий язык человека не приспособлен для этого. Но я почувствовал себя увереннее.
Наслаждайся, подумал я.
Очень важно получить от жертвы все, что ожидаешь. Сила основана на том, каким именно знанием обладает человек.
И тогда, остановившись, чтобы получше насладиться, я глубоко вздохнул. Как будто мое тело уже не принадлежало мне. Пока я был счастлив. Почти.
Будьте же понятливы: мой голод не утолить набив желудок.
Это не так ужасно, как ты думаешь. Быстро и почти совсем не больно.
Во мне зажигалось что-то такое, что никогда не горело раньше. Не в мозгу – во всем теле. Я ничего не смог с этим поделать. Пытался загнать обратно, но было уже слишком поздно.
Я оглянулся. Вокруг никого. Сейчас полечу, сказал я себе. И верил, что смогу полететь: воздух был мягким, а сам я стал невесомым.
Уже совсем другое самочувствие. Вопрос силы воли.

Но вдруг словно что-то толкнуло меня.
Вспоминать все подробности очень сложно.
Я попытался закричать, позвать на помощь, сделать хоть что-нибудь, чтобы избавиться от охватившего меня ужаса. Я не был уверен, что он мертв и долго не отпускал его горло.
Прошло много времени. Я даже не знал, сколько именно. Ни одна смерть не казалась мне убедительной.
У лежащего передо мной человека была пробита голова, перерезано горло. Глядя на труп, я ощутил желанное спокойствие. Этому человеку не удалось убить меня только потому, что я убил его первым.
Ну и что дальше?
Мне нравится знать, как вскрываются вены. Мне нравится жить в ощущении, в котором вскрываются вены. Ненавижу надежду. Надежда всегда ложь.
Я вынужден жить в плену у своих заблуждений. Я заглядываю в себя, как в пропасть. Я знаю о странности своего отношения к жизни. Я вынужден страдать из-за себя.
Реальное – лишь часть этого мира. Очень опасно стараться додумать каждую свою мысль до конца.
Разумность – лишь часть моей жизни. Мой мир нарисован красками безумия.
Много вроде бы не имеет особого значения, но человек тем не менее часто задумывается о мелочах.