Сева Грей : Фантомная боль

Поздней ночью Ваня просыпался с чувством, что его потревожили. Он лежал, глядел в потолок и в висках его гулко колотилось сердце. Мысли не давали уснуть, а на душе становилось тяжело и как-то угрюмо. Тогда он вставал, выпивал стакан воды и десять раз приседал. Приятная усталость поселялась в ногах, за окном маячили на столбах фонари, в доме напротив у полуночников горел свет. Когда проезжал автомобиль, оставлял светлые пятна на стене, которые позже исчезали. Ваня ложился и засыпал.
Ване было столько-то лет, он родился там-то, а учился там-то. Сегодня вечером он сидел у барной стойки в каком-то питейном заведении и напивался, потому что так надо было. Когда он напивался, он легко и быстро засыпал, ночью просыпался, выпивал стакан воды и тут же засыпал вновь. Утром вставал с тяжелой головой и шел, наверное, на работу. Или оставался дома. Не знаю.
Когда Ваня был трезвым, он боялся своих мыслей. Боялся остаться с ними наедине. Потому что они говорили с ним, они твердили ему непреложные истины, а он сопротивлялся.
Так вот, Ваня сидел в питейном заведении. А рядом с Ваней сидел Безымянный. Видишь, даже не помню, как его звали. Ваня, наверное, этого тоже не знал, и поэтому предпочитал помалкивать, чтобы не облажаться. А вот Безымянный был разговорчив:
- Ты, Ванек… Ты не знаешь. Я ж ее любил. Я ж цветами ее задаривал. Я ж для нее все...
- Да, — кивал Ваня. — Сочувствую.
- Черт… Николаша, налей еще… Я ее любил. А она, сука...
- Сука, — соглашался Ваня.
Хотя ему, в сущности, было наплевать.
- Никогда, Ванюша… Никогда не связывайся со змеями… Я же, Вань, все сделал. Я же всех ради нее побросал. Я же парень на всю деревню был, Ваня… К каждой был вхож. А ради нее со всеми порвал… Одна, дура, даже самоубийство сделала над собой… Сперва все думали, что это так, а позже мне ее мать в морду плюнула и говорит...
- Чья мать? И кто дура? — спросил подоспевший разливающий Николаша.
- Дура — которая через меня над собой сделала чевой-то… И мать у нее была, сказала мне — эк ты подлец, из-за тебя моя дочка, моя единственная...
- Ну полноте, дружище, — перебил его Николаша. — Не из-за тебя. Так… Жизнь дерьмовая.
- Через меня, Николка… Ты не ври… Я ее глаза помню...
Скупые слезы проступили на скулах Безымянного, он растер их рукавом свитера и продолжил:
- Ты, Коля, уходи. У нас с Ванькой интимная беседа...
- Понял, — Николаша отвернулся.
- Так вот… — мямлил Безымянный. — Все для нее… А она мне… Мол, ты деревенский, провинциал, не удовлетворяешь мои духовные потребности...
- В смысле? — не понял Ваня.
- На арфе не музицирую, понял? — обозленно произнес Безымянный. — И вообще, водку пью вместо этого, как его… абстинента. А я, промеж всего, уже пять лет как в столице квартиру имею собственную. И машину! И топ-менеджером работаю...
- Молодец, — похвалил Ваня.
- Молодец-то молодец… А она нашла себе какого-то там… Из петухов… Фу!
- Гея, что ли?
- Нет, но похоже… А, похеру! Давай пить...
Выпили. Запили.
- Хорошая вещь водка, — крякнул Безымянный. — Ежели надо боль грудную погасить — самое то… А у тебя-то как на этом самом… личном фронте?
- Да никак, — пожал плечами Ваня.
- Нехорошо, Иванушка… Здоровый ведь мужик уже...
- Знаю.
- Ну так пора бы...
- Нет. Не хочу.
Помолчали.
- Не хочешь? А ты не этот...
- Нет. Просто не хочу.
- Было что-то плохое раньше?
- Было.
Еще помолчали.
- А ее, Ванюша, Катериной звали. Катериной. Отчество забыл… Я ее любил. А теперь не люблю. Давай еще выпьем!
Выпили еще.
- Ну-ка, позвоню ей! — решил вдруг захмелевший Безымянный.
- Это зачем еще? — спросил Ваня.
- Ну как зачем? Пусть знает, что мне на нее теперь тьфу… Что мне теперь она не нужна...
- А зачем же звонить? Наоборот, промолчи.
Безымянный удивленно глянул на Ваню и закурил сигарету. Потом все же выдавил из себя:
- Ну так… Я же хочу...
- Не звони, — мягко сказал Ваня и взял у Безымянного из рук мобильный телефон. — Тебе теперь до нее нет дела. Зачем душу рвать?
- А и правда… Зачем… Бог с ним. Ванюша, ты молодец. Как у тебя на личном фронте?
- Никак, ты уже спрашивал.
- А почему?
- Потому что мне никто не нужен.
- А секс нужен?
- Это же другое немного, — улыбнулся Ваня.
- Нет, не другое! — воскликнул Безымянный. — Я вот как с Катькой порвал, так первым делом к подруге побежал… Оно так поспокойнее вроде...
- Не знаю.
Выпили. Закурили оба.
- Тихий ты больно, Ивашка! Скучно со мной, что ли?
- Просто нечего сказать.
- Нечего сказать мне? Не доверяешь, или как?
- Доверяю. Просто...
- Так а чего молчишь тогда? — раскатисто спросил Безымянный. — Чего молчишь? Выкладывай.
- Да нечего. Правда, нечего.
- Что там у тебя было?
- Ничего не было.
- Ну и черт с тобой… Николаша, еще по одной и рассчитывай.
Николаша принес еще по одной. Выпили. В горле у Вани осела этиловая горечь, он закашлялся. В глазах стояла пелена, лицо Безымянного слегка расплывалось, голова гудела. Было слышно, как стучит сердце. И тоска.
- Ваня-Ваня… А мне ведь не хуже остальных. Это только сейчас так плохо… А немного погрущу — да и перестанет. И сотня еще таких будет, да и эта на коленях приползет...
- Приползет, — кивнул Ваня.
- А бывает, люди раком болеют… Или детей теряют… Или, как мой один знакомый, на войне контузии получают и ранения...
- Бывает, да.
- У него вон руку взрывом оторвало, так говорит, что до сих пор болит. Представляешь? Рука, которой нету! Болит!
- Представляю, — сказал Ваня. — Это называется фантомная боль.
И тут Ваня понял, что действительно представляет.
- Ладно, пора мне, — произнес Безымянный. — Николаша, вызови такси.
- Все для клиента, — усмехнулся Николаша.
- Бывай, Ванька, — Безымянный протянул Ване руку. — Наладится оно как-нибудь...
- Наладится, — согласился Ваня и улыбнулся Безымянному.
Тот встал с высокого барного стула и неровным шагом поковылял к выходу из заведения.
- Стой-ка, — окликнул его Ваня.
- Ну чего? — отозвался Безымянный.
- Слушай… А ведь так и есть.
- Что так и есть?
- Фантомная боль.
- Какая боль?
- Фантомная!
- Что фантомная?
- Ладно, иди! — махнул рукой Ваня и отвернулся. Безымянный пошел.
- Прав ведь, — прошептал Ваня. — Фантомная боль. Из сердца ее уже давно выкинул, а бывает — болит...
Ваня и сам не замечал, что недвижимо стоял посреди заведения, шепча одному себе понятные слова, уставившись в одну точку, прижимая руку к груди и слегка улыбаясь.
Этой ночью он не просыпался. И сны ему снились хорошие.