Бабанин : Спектральный анализ... Женщины. Часть 9.

***

- Тогда почему ты отказываешься? В кои века ему предлагают приличный заработок, а он попу морщит. Извини, но, по-моему, ты харчем перебираешь. Чего ты молчишь?
- Я уже не смогу быть на службе. Отвык за долгие годы безделья.
- Твой Пушкин тоже ходил в присутственные места и не стонал. А по вечерам будешь работать для души — так многие делают.
- Но это же полный бред: писать романы с видеомагнитофона!
- Лично я с удовольствием прочла бы в твоем переложении какой-нибудь любимый фильм.
- Все твои любимые фильмы описываются долгими стонами, чавкающими звуками и набором междометий. Представляю Джойса, написавшего литературную версию «Греческой смоковницы»!
- Нечего удивляться: в его время можно было заработать чистой литературой.
- А в наше можно заработать только грязной? Перспектива!
- Но это же — деньги и неплохие! Пока допишешь свой гениальный роман — дашь дуба.
- А ты для чего?
- А не стыдно, что тебя содержат женщины?
- Женщина.
- Женщины, женщины!
- Не стыдно. Я обмениваю себя на продукты питания. Натуральный обмен. Так всегда было. В дикой природе охотятся только львицы, а мужчины…
- Самцы!
- Ну да, а львы только едят и спят.
- Только?!
- Ну и любят свой прайд. Как раз про это я и пишу.
- Во-первых, ты — не лев. Во-вторых, лично я не собираюсь бегать по пустыне и загонять для тебя косулю Томпсона.
- Козюлю Томпсона. Никто тебя не просит, и, вообще, если бы я питался только с твоих рук, тоо давно бы склеил ласты.
- Приживал!
- «Киевский мещанин»!
- Почему «киевский»?
- Ирина Николаевна так ругалась.
- Какая Николаевна?
- Да так.., Аркадина.
- Аркадина? Кто это? Я ее знаю?
- Теперь уверен, что — нет.
- Это та бабища с толстыми ляжками у тебя на фотографиях?
- Нет, не та.
- А какая?
- Что ты привязалась? Она уже умерла.
- Не ври!
- Честно.
- Если я однажды застукаю тебя с трупом Аркадиной вы оба — покойники. Я ухожу.
- А…?
- Перебьешься.
- А ты «Чайку» на досуге почитай, невежда!
- Тьфу ты! А я вспоминаю, где я о ней слышала. И все равно я побежала. Так, спокойно, убрал руки. Я не настроена. И вообще, что за манера: как только девушка переступает порог, ее надо тут же трахнуть! А поговорить?
- Ой, эти разговоры – сплошное лицемерие. А что это ты сегодня такая неторопливая?
- Вообще, я душ хочу принять.
- Вагоны разгружала всю ночь? Иди, смывай с себя запахи мужчин.
- Мужчины.
- Так я прав? Ты опять изменяешь мне напропалую?
- Меня мой… изнасиловал… сейчас…
- Сволочь! Да как он посмел?! Как он решился поднять руку на жену? Ну, не руку, но как он хоть что-то посмел поднять на жену! Давай его засудим? У меня классный адвокат есть. Может, слышала: он дело Чикотилло выиграл. Да с таким адвокатом мы твоего сгноим на каторге, на соляных копях. Еще и имущество отсудим в твою пользу.
- Не надо.
- Тогда в мою пользу отсудим — хоть какая-то польза.
- Пусти, мне тошно. Я душ приму. Принеси мне полотенце и халат какой-нибудь.
- Полотенце в ванной, а с халатом ты погорячилась. Есть смирительная рубашка, дать? А что, она мягкая, удобная, к телу не прилипает. Правда, рукава неудобно закатывать, ты в ней будешь похожа на Пьеро.
- А ты и без рубашки похож на идиота. Отойди, мне не до шуток. Приготовь лучше перекусить.
- Всегда так: одни насилуют, а другие изнасилованным завтраки готовят! В следующий раз, когда тебя изнасилуют — съешь лимон. Говорят, помогает. Предательница!
- Ладно тебе. Свари кофе.

***
- Ну?
- Вкусно, молоток.
- Я не про яичницу, а про детали изнасилования.
- Не будь скотиной, не напоминай об этом. Все-таки я уйду от него. Лучше на скамейке в парке, чем с этим животным! Он еще и сцену ревности мне закатил; говорит, что знает все о моих «приключениях», мудак!
- Чего ты так удивляешься — это я ему рассказал!
- Ты?! Ты…что, осел?
- Ну, ты должна и нас понять?
- Кого это «вас»?
- Меня и нашего мужа.
- Во, дурак, ой, дур-рак! Что ты ему наговорил?
- Чего ты так реагируешь? Нам тоже обидно, что…
- Кому «вам»?
- Нам с мужем.
- Ты так говоришь, будто вы с ним — молочные братья! Кто тебе дал такое право? Да врешь ты все! Врешь?
- Сейчас — нет.
- Ну и дурак! Так он что, знает про…твое существование?
- Почти год. Ну да, около того.
- Все, довольно! Псих! И ничего он про тебя не знает, а узнал бы — убил.
- Тебя?
- Тебя. Между прочим, он несколько раз говорил, что от меня как-то странно пахнет: то ли лаком, то ли растворителем. И это всегда, когда я прихожу от тебя.
- Не терзай его догадками, скажи, что пахнет от тебя «пиненом». Можешь даже номером козырнуть – «4»!
- Ага, он мне по голове козырнет. Все, хватит об этом. Давай завтра поедем на море? На целый день. Я в этом году почти не загорала. Помнишь наш пляж, ну дикий, где этих толп нет? Давай туда?
- Тебя хлебом не корми — дай голяком по камням побегать. Завтра у меня много дел.
- Знаю, знаю я твои дела. Как хочешь, тогда я одна поеду. А что за дела?
- Одна?! Когда такое случалось, чтобы Синдерелла загорала в одиночку? А кто будет разглядывать попку, и сглатывать слюнку? Тебе же нужны зрители.
- Но ты же не хочешь. Так что за дела у тебя?
- Секрет.
- Я вчера перед сном вспомнила, как мы с тобой всю ночь в баре провели, помнишь? Так здорово было: открытая площадка, моросит мелкий дождик, а мы пьем вино и танцуем. Даже помню, что пела Варум про «Художника». А я танцевала с тобой и воображала, что эта песня про нас тобой.
- Да, конечно! Ты танцевала и ловила на себе взгляды бычья за соседним столиком. Еще лет пять, и ты будешь вспоминать бар во Флорентийском замке наследного принца. Память у экзальтированных дам — вещь ненадежная.
- Дурак ты, и не лечишься! Все опошлил. Вообще, какое право ты имеешь на мое прошлое?
- Хотя бы то, что в нем я был одним из второстепенных персонажей.
- Этого явно недостаточно. Таких персонажей в моем прошлом очень много, так что ты не обольщайся!
- А мы и не обольщаемся.
- Опять «мы»? С кем на этот раз?
- С нашим мужем, с кем же еще?!
- Ты затрахал ностальгией по мужу. Может, вместе поживете, а я отдохну от вас?
- Да, пожалуйста, только не в моей квартире, а то после твоего «отдыха» от ваты из моего матраца можно будет забеременеть.
- Это как?
- Легко. Мне, кстати, недавно приснилось, что я тобой пылко овладеваю на гладильной доске.
- Фу, могло быть и хуже. Например, в бетономешалке или на отбойном молотке — у тебя фантазия богатая.
- На отбойном молотке, говоришь? А что, любопытная версия. Но мне приснилось именно гладильная доска, а опыт общения от богатства воображения.
- И часто ты это…воображаешь?
- Ежеминутно.
- Что тебе сейчас грезится? На гидравлическом прессе или в центрифуге?
- Сейчас мне грезится, что мы с тобой вдвоем на диком бесконечном пляже…
- А метростроевцы затаились в кустах и выключили свои отбойные молотки?..
- И делаешь мне татуировку на…
- А метростроевцы дружно мастурбируют?
- …на спине. Мне одновременно и больно, и приятно. Такая сладкая боль. Ты колешь, терзаешь меня. Но я терплю сквозь сладкие слезы, потому что знаю: в конце концов на моей спине будет красивое изображение…
- …тоннелепроходчика с каской на голове и с горящим фонариком. А жало его молотка вонзится между твоими ягодицами и будет жалить, жалить, жалить...! Самого метростроевца можно будет со временем вывести за ненадобностью. Главное, что плод твоих сексуальных иллюзий – молоток — останется навсегда в нужном месте. Праздник, который всегда с тобой!
- Дурак ты! Теперь я тебе ни за что не скажу, что там было изображено.
- А как ты тогда узнаешь, что я тебе вытатуировал?
- Мои фантазии, и все там делают только то, что я пожелаю.
- Знаешь, мне уже захотелось на море. Может, прямо сейчас поедем?
- Я сегодня без колес, а по такой жаре туда добираться — все романтическое настроение пропадет. Давай завтра?
- До завтра я не доживу после таких фантазмов. А ты можешь представить, что мы уже на море? Наберем в ванную воды, можем даже посолить и йода капнуть. Диван — это пляж. Вот с метростроевцами сложнее: кто их заменит?
- А ну их! Мне кажется, что в них нуждаешься ты, эксгибиционист скрытый! Ладно, неси меня к морю, я попытаюсь представить что-нибудь эдакое…
- Действительно, что в такую даль переться? Все под руками, даже в руках…

(Продолжение следует).