Ромка Кактус : Ползучая тьма

И когда солнце скрывалось, здесь делалось как-то жутко,
и никто не осмеливался подходить к воротам близко.

Рюноскэ Акутагава, «Ворота Расёмон»


Ира сказала:

- У меня такое чувство, будто всё это уже было и не раз…

Владимир внимательно на неё посмотрел. Лицо её с округлыми мягкими чертами, с остреньким подбородком и чуть пухлыми губами – ставшее таким привычным, понятным и родным, — внезапно показалось ему зловещей маской: кривая ухмылка, мертвенно-бледная кожа и застывший взгляд, от которого за версту веяло холодом безумия.

- Что уже было? – спросил Владимир.

Голосом, мимикой и жестами он не хотел выдать ту разочаровывающую усталость, которая возникает после долгого общения с человеком, когда заранее знаешь все темы, все жизненно важные обороты, все образы, к которым тот обращается из раза в раз: всё до последних, тончайших деталей, оттенков, привкусов и подводных течений. Люди суеверные в таких случаях поминают телепатию и воспринимают подобное (часто мнимое) знание с восторгом. Владимир же испытывал досаду и тоску по новому и неизведанному, которое принципиально невозможно.

Он ждал теперь, что Ира заговорит о циклах и круговых процессах – это была одна из её излюбленных тем. Вечное возвращение к мифу о вечном возвращении, о котором у молодых людей были довольно расплывчатые представления. Шизоидный перенос человеческой физиологии и анатомии на историю, экономику, политику, социологию, сведения о которых были почерпнуты из синопсисов к научным трудам, – всё это они проходили. И всякий раз Владимира угнетала мысль о том, как мало они знают и как ленятся узнавать что-то по-настоящему, и вся их умственная энергия и воображение расходуется на пустые, бесплодные игры. Однако если не относиться ко всему слишком серьёзно, Владимир умел получать удовольствие от подобного времяпрепровождения и считал Иру достойным компаньоном для путешествий в страну парадоксов, интуиции и несколько наивной вседозволенности. Как пример такой игры, Ира собирала фотографии инопланетных кругов на полях и интерпретировала их в духе спонтанного структурализма, то есть по принципу наиболее очевидной ассоциации.

Но она заговорила о другом:

- Ты помнишь рассказ у Кортасара про дом, который оказался захвачен, и невозможно сказать, кто это сделал и было ли это вообще?
- Помню, — сказал Владимир.
- Или тот фильм у Бунюэля, где буржуа не могут выйти из дома по неизвестной причине?
- «Ангел-истребитель». К чему ты клонишь?
- Разве ты не заметил? Какая-то невидимая сила будто отталкивает нас друг от друга.

Теперь Владимир смотрел на неё по-новому. На смену апатии и отвращению пришли любопытство, заинтересованность и восхищение. Простыми словами ей удалось выразить то, что безгласно его мучило так долго, что он начал сомневаться в своих литературных способностях. На секунду возникла профессиональная зависть и под её пологом пришла мысль о том, что Ира постепенно перестаёт отличать реальность от художественного вымысла, погружаясь в книги, которые читает, и фильмы, которые смотрит. Владимир отогнал эту мысль, решив, что она – проявление той злой силы, что жаждет расстроить его отношения с Ирой.

- Когда-то я читал «Паразитов сознания» Колина Уилсона, — сказал Владимир, – о невидимых инопланетных тварях, которые мешают людям думать и провоцируют их на деструктивные действия, чтобы питаться излучаемой людьми психической энергией. Герои довольно забавно одолели паразитов, научившись применять феноменологию – что-то вроде суперудара из области философии.

Ира кивнула, и Владимир продолжил:

- В общем, я думаю, эти паразиты – аллегория человеческой глупости, лени и злобы.
- Понятно.
- И нам не нужны какие-то вымышленные существа, чтобы говорить о своих проблемах. Так?
- Так. Всё, что ты говоришь, очень разумно. Но ты говоришь так только потому, что солнце ещё высоко, но оно обязательно сядет, и ты знаешь об этом, и поэтому тебе страшно…

Мурашки пробежали по коже Владимира. Волосы на затылке встали дыбом.

- При свете дня вещи кажутся такими понятными, — говорила Ира. – Можно проанализировать наши чувства друг к другу и сказать, что они поблекли, что их нужно постоянно поддерживать и не давать им угаснуть, будто они слабый огонь… Мы надоели друг другу и больше не говорим о любви.
- О любви говорят на первом свидании, когда она – предел мечтаний и робких надежд. Говорить о еде за столом – вершина пошлости.
- Ты как всегда сравниваешь любовь с пищеварением. Осталось вспомнить кишечные газы ревности, булимию нимфомании и расстройство желудка… А когда-то ты говорил мне чудесные вещи…
- Они были почерпнуты из книг.
- Ну и что. Когда веришь, это не имеет значения.
- Послушай, Ира, — Владимир заглянул девушке в глаза. – Мы оба знаем, закат близок. Эта ползучая, клокочущая тьма уже скапливается в углах комнаты. Там, где она, нет места ничему другому, и мы должны выйти отсюда, пока не поздно…

Двое стояли перед окном и смотрели, как солнце садится за гаражи, а неясные, мечущиеся тени подступали всё ближе.