brunner : Direzione: nord-ovest, seconde parte

Моя гипотетическая возлюбленная, или, вернее сказать, объект моей платонической любви, сидела, безучастно смотря куда-то сквозным взглядом. Я пересказал недавние события, чем даже вызвал усмешку на её губах. В конце концов, я прошептал, что только с ней смогу быть счастливым. Она не возразила. Только сокрушенно ответила: «До чего же я тебя довела, прости меня». Я удивился и решил подождать — улёгся вместе с бутылкой кьянти на диван и начал слушать треугольные вибрации «короля вальса» Иоганна Штрауса.
Почувствовав её дыхание у себя на щеке, я открыл глаза. Она лежала рядом и слегка царапала мою кожу кончиками ногтей, чем приводила меня в необыкновенный восторг. Оправив волосы девушки, я увидел, как ей тяжело: губы дрожали, она то и дело вздрагивала. Я решил успокоить её поцелуями в шею, а затем слегка опоить. Вино подействовало (она быстро пьянела). С предельной нежностью я прижался к ней. Почувствовал неровный пульс и жар её тела. Наконец, она заговорила:
- Ты ушёл от неё?
- Да.
- Это грустно. – Она прижалась к моей груди, и я сжал её в своих руках.
- Я же сказал, что только с тобой буду счастлив, и никто мне не нужен кроме тебя. – Она взглянула на меня и не увидела привычной усмешки на моем лице. Потом сказала:
- Не буду тебя обманывать. Я не могу быть с тобой.
Гладя её кожу, я думал о том, что вскоре этот упругий эпителий потеряет товарный вид и будет вызывать отвращение. Но сейчас я наслаждался рёбрами, скрытыми под тонким слоем бархата и ласкал её груди.
- Почему? – спросил, наконец, я.
- В меня влюблена моя лучшая подруга. Я никому этого не могла сказать.
- Ты уверена?
- Она жалуется на безответную любовь к девушке. По всем описаниям – это я.
Всё это казалось отговоркой. Возможно, она поняла, что я за человек и решила предотвратить отношения в зародыше. В таком случае, необходимо воздать ей должное. Я решил попробовать играть роль заботливого друга:
- Ты не можешь игнорировать этот факт, рано или поздно ты должна будешь ответить на это. Вопрос как.
- Но она не в моём вкусе, — я вгляделся в её глаза.
- Тебе нравятся девушки?
- Рано или поздно ты был должен это узнать.
- Я не могу тебя осуждать.
- Ты понимаешь, что это значит? Я не могу быть с тобой. Прости меня.

Если честно, то я не понимал. Она поражала меня своей смесью консервативности и свободой выбора партнёра. Давно известно, что женщины могут полюбить другого, они как никто иной различают тихий блеск в глубине засаленной, покрытой липкими водорослями, раковины души. Несмотря на то, что между ней и её подругой ничего не было (и вряд ли будет), она отказала мне.
Наступило молчание и, почти сразу же, тупая боль. Это была вполне осязаемая боль в животе. Сначала я подумал, что отравился вином, но затем отбросил эту мысль – кьянти был привезён мне хорошим приятелем, живущим в Сиене. Ощущение отказа было новым для меня; скорее всего оно по какой-то странной причине сопровождалась болью в животе, просто я этого не знал. Лейтмотивом ситуации я бы выбрал «Лунную» сонату Бетховена. Отчаяние и разочарование настигли меня. Было тошно, но я не знал почему. Может действительно вино?
Раньше мысль о том, как ничтожен человек, а, следовательно, и его страдания, делали меня сильными, позволяли противостоять неудачам. Когда ты думаешь о своём месте во вселенной, абстрагируясь от религиозной точки зрения и людской суеты, ты осознаешь, что твоё тело, сделанное из атомов, есть, по сути, одного рода с другим животным на земле, просто более высоко организованно. Оно разложится на эти атомы и вернёт их в огромный круговорот материи.
Социология сводится к биологии, биология к химии, химия к физике, а физика, в свою очередь, к квантовой электродинамике. Это значит, что в таких явлениях как любовь не остаётся сакрального смысла, который мыслители прежних времён именовали vis vitalis или божественным началом. Наука (познание) уничтожает любовь бога к человека и любовь человека к человеку.
Все эти мысли делали моё существование лишенным смысла, и, в то же время, более простым. Я мог не волноваться из-за того, что меня уволили, что меня обругали, что я кому-то не нравлюсь. Я устало улыбался и не боролся с системой, потому что осознавал бессмысленность борьбы. Можно сказать, бессмысленность подарила мне легкость бытия.
Но я не знал, что будет так сложно расстаться с любовью. Во-первых, я вообще не понимал, что способен любить, а теперь, полюбив, страдал из-за расставания.

Семнадцатая фортепианная соната Бетховена. Я стоял один, глядя в муть канала. За последнее время я сильно похудел; пальто обвисало на моем теле; щеки были давно не бриты. Лишь в глазах светился, вероятно, какой-то огонек. Эта была идея. Идея грандиозная.