Александр Гутин : БУСЕЧКА ИЗ КОММУНАЛЬНОЙ КВАРТИРЫ НОМЕР ЧЕТЫРЕ

-И даже не говори мне никаких слов! Я скорее помру прямо сейчас, чем дальше буду слушать от тебя майсы за этот цорес из шапито!
-Ну, мама, если вы не согласитесь на этого бусечку, то прямо сейчас умру я.
-Не говори глупостей, все знают, что у меня сейчас будет инфаркт! Если ты не жалеешь маму и она тебе больше не нужна, как память, то я своими ногами пойду на первомайское кладбище и лягу рядом с твоим дедушкой Зямой, дай ему Бог здоровья, пусть покоится с миром.
В спор, не выдержав накала страстей, вмешалась Зина Хаскина, до этого времени выбиравшей чью сторону занять, а потому молчаливо и сосредоточенно стоявшая в углу кухни и теребившая руками полотенце в синюю клетку:
- Розалия Семеновна, можно подумать эта киса вас объест, у вас же под подушкой бриллианты! Вы боитесь за ваш холодец? Так оно еще до него не достанет.
-Зина Хаскина, если нам будет кого спросить за проблему, так это будете не вы! Замолчите свой рот и смотрите в сторону кастрюли, пока вам есть чем это делать!
-Ой, можно подумать, уж и сказать вам ничего нельзя! Насколько необразованные люди, это же надо! Азо хен вэй, можно подумать у вас диплом Сарбоны!
-Мама, ну давай оставим бусечку! Она не будет тебе какать!- продолжал ныть Лева, младший сын Розалии Семеновны.
-Да? А кому он будет какать? Пусть он ходит какать в апартамент Зины Хаскиной, и я тогда лично буду кормить его слабительным!
-Посмотрите на этих людей! Мало того, что они берут животное, так еще и пытаются им гадить честным людям!-запричитала Зина.
-Мы еще никого никуда не берем! И нам ли учить таких честных людей, что можно подумать, гадить?
-Мама, ну давай возьмем бусечку! Ну, давай возьмем бусечку!
Возле дверного проема с давным давно снятой с петель дверью кухни коммунальной квартиры номер четыре дома по Лесной, сидел маленький, худой и не очень красивый котенок невнятной раскраски и лакал из полиэтиленовой баночной крышки сметану.

К животным Розалия Семеновна относилась осторожно. Когда-то, еще когда был жив муж Вульф, у них два раза появлялась собачка. Но в первый раз, грустный спаниель Нахес, однажды ушел в неизвестном направлении и больше никогда не возвращался, а во второй раз блохастая дворняжка Кука устраивала такой лай и кипиш, что чуть не ушла в неизвестном направлении сама Розалия Семеновна. Спас ситуацию Вася Калюжный, разглядевший в Куке, похожей сразу на таксу, эрдельтерьера, сенбернара и жену доктора Шварца, настоящую легавую…
Он выпросил ее взять с собой на утиную охоту. С охоты Вася вернулся один, очень пьяный, а на вопрос где Кука, загадочно молчал и моргал глазами. Кука вернулась сама через неделю. Очень грязная и голодная. Но главное, что до самой своей естественной собачьей смерти она больше никогда так и не залаяла.
Розалия Семеновна с тех пор стала любить исключительно охотничьих собак.
Еще раз, ее старшему сыну Додику подарили черепаху. Черепаха два дня ползла от дверей до кровати, а потом, скрывшись в пыльной тишине подкроватья, исчезла навсегда.
Одним словом, животным Розалия Семеновна не то, чтобы не доверяла, но не испытывала большого трепета.
Точкой на «и» в отношениях Розалия Семеновна-звери, поставил случай, произошедший с Додиком в позапрошлом году.
Сразу за улицей Лесной, стоял банк. А за банком шла проселочная дорога к Солодовскому лесу, где у самой его опушки располагались выселки, так и называемые Солодовки. Там, в Солодовке, находился шестнадцатый вино-водочный, где, в отличие от аналогичных магазинов в центре города, всегда все было в наличии. А еще в Солодовке жил Йося Юдкевич. Так у того Йоси был целый настоящий бык. Зачем он был Йосе никто не знал, но Йося им очень сильно дорожил.
Каждый день он привязывал большого, как африканский слон, и белого, как арктический медведь, быка к колышку на вершине холма, по которому шла та самая проселочная дорога к вино-водочному магазину.
Бык таки был очень страшный. И вы знаете, вполне может быть, что то, что в шестнадцатом вино-водочном всегда все было, заслуга именно Йоси Юдкевича и его быка. А все потому, что некоторые, завидев прямо у обочины такое чудовище, немножко боялись и выбирали трезвость.
Но в тот самый день, Додику с сыном доктора Шварца, Гришей, таки было очень надо.
Дело в том, что доктор Шварц с женой уехали в Пицунду, а в освободившуюся жилплощадь они намеревались пригласить приезжих студенток из текстильного техникума, тех еще шикс. Ну, а не шикс приглашать в жилплощадь смысла не имело никакого.
Соответственно, нужно было идти в вино-водочный в Солодовках.
Был июль. Жарко было так, что хотелось снять с себя кожу и простирнуть ее без стирального порошка, желательно в ледяной воде. Солнце безжалостно светило так, что Гриша, сын доктора Шварца шел в одних плавках цвета интенсивного бордо, связав летние штаны и белую рубашку в узел, который нес в руках. Додик тоже снял с себя рубаху, но, оставшись в светлых брюках, выглядел менее радикально.
И вот, когда до вершины холма с пасущимся там белым быком оставалось всего метров сто, Додик, увидав животное и споткнувшись о небольшой булыжник, сказал:
-Ой, Гриша, что-то может не надо? Ты посмотри на этого бугая, он же нас съест вместе с бебехами, и что я потом скажу маме, Гриша?
-Не делай мне голову, Додик! Ты ведешь себя как бедный сапожник перед дверью в сберкассу, вроде уже дошел, а зайти не удобно. И что ты боишься этого быка? Так я тебе скажу одну вещь, Додик. Все эти майсы за их свирепость, всего лишь агрейсер лигн для тех, у кого лох ин дер копф. Я читал, что даже красный цвет они не понимают, как бы испанские пикадоры не дурили всем голову. Вот, смотри!
После этих слов, Гриша, сын доктора Шварца, поднял с земли какую-то кривую палку, и оглянувшись, чтобы удостовериться, что вокруг никого нет, стянул с себя плавки цвета интенсивный бордо, надел их на ту самую палку, и бесстрашно приблизившись к белому быку Йоси Юдкевича, стал решительно тыкать им его в нос. Животное неожиданно не взбрыкнуло, а продолжало щипать траву, вяло отворачиваясь от настойчиво тыкающихся ему в нос плавок.
-Вот, Додик, ты видишь, Додик?
Додику немного стало не по себе.
-Знаешь что, Гриша- сказал он- Я сейчас очень быстро пойду в сторону шестнадцатого вино-водочного, а ты, Гриша, когда этот слон поест травы и обратит внимания на твои, Гриша, трусики, а у тебя, Гриша, наконец проснется инстинкт любви к жизни и страх за собственное здоровье, и ты начнешь убегать, так у меня будет только одна просьба. Пожалуйста, Гриша, беги не в ту сторону, куда пошел я, а совсем в противоположную. До свидания, Гриша.
С этим словами Додик очень быстро направился вниз по склону холма напрямик к шестнадцатому вино-водочному.
Когда до магазина оставалось всего ничего, Додик почувствовал, что за спиной что-то происходит. Причем то, что происходит, совсем не то, что бы Додику хотелось, чтобы происходило. Одновременно ускорив шаг и оглянувшись назад, Додик увидел следующую картину:
Голый Гриша, сын доктора Шварца, бросив связанную узлом одежду, а также палку с плавками цвета интенсивный бордо, бежал прямо по направлению к Додику. Причем в черных глазах Гриши читался невероятный ужас, а раскрытый рот издавал такой дикий крик, что кровь застыла бы даже у насекомых. Но самое кошмарное было то, что прямо за ним, как бы нехотя, но тем ни менее наращивая темп с каждым шагом, бежал белый бык Йоси Юдкевича.
И тогда Додик побежал.
Надо сказать, что Додик был не слишком физкультурный человек. А проще сказать, совсем не физкультурный, потому что он играл на виолончели и у него было минус три в обоих глазах. Но тут Додик бросил все, забыл все семь нот, и побежал. Он бежал так, как не бежит ни один кенийский негр на Спартакиаде. Он бежал так, как никто и никогда не бежал до него. Да что там, никто и никогда не побежит. Его ноги почти не касались земли, а тело приняло такую обтекаемую форму, что он мог бы самостоятельно вращаться вокруг планеты Сатурн.
Влетев в шестнадцатый вино-водочный, Додик упал прямо к прилавку, где был подхвачен под руки скучающей продавщицей Людой Селивановой и уборщицей бабой Машей.
-Что случилось, сынок?- взволнованно спросила баба Машу белого, как стена, Додика.
-Дайте две бутылки водки, пожалуйста- ответил Додик.
Когда он вышел из магазина, на улице никого не было. Ни быка. Ни Гриши, сына доктора Шварца. Никого.
Осторожно сделав несколько шагов, Додик увидел Йосю Юдкевича, на веревке уводящего своего быка.
-Извините пожалуйста, вы не видели тут мальчика? -крикнул Додик.
Йося Юдкевич, обернулся и ответил вопросом:
-Какого мальчика?
-Ну, не совсем мальчика, конечно. Парня. Примерно моего возраста.
-А что, мне надо было кого-то видеть?- опять ответил вопросом Йося Юдкевич.
-Ну, может и не надо было кого-то видеть, но тут должен был быть еще кто-то, кроме вашего быка.
-Молодой человек, вы что, собрались делать мне беременную голову?- в третий раз вопросительно ответил Йося Юдкевич и повернувшись, отправился прочь.
Гриша, сын доктора Шварца, голый и грязный нашелся в кустах шиповника. Пришлось дать ему хотя бы брюки, чтобы добраться до брошенной им в грязи одежды.
Плавки у Додика, конечно, были не цвета интенсивный бордо, да и вообще были не плавками, а обычными синими семейными трусами, но не оставаться же Грише в шиповнике, тем более до прихода шикс из текстильного техникума оставалось всего ничего.

-Мам, ну давай возьмем бусечку! Ну, мам, ну давай возьмем бусечку!- не унимался Лева.
-Розалия Семеновна, вы либо возьмите кисю, либо замолчите уже своего Леву, а то меня увезут в амбулаторию от его криков- недовольно проворчала Зина Хаскина и стала снимать пенку с бульона специальной ложкой с дырками.
Розалия Семеновна молча встала с табуретки, подошла к дверному проему, где тощий и не очень красивый котенок неопределенной окраски доедал сметану прямо из полиэтиленовой баночной крышки.
Нагнувшись, она подняла его. Котенок взглянул на Розалию Семеновной слегка загноившимися зелеными глазами и облизнул испачканную сметаной мордочку.
-Лева, только если он насикает в мои выходные лодочки, я пришибу и его и тебя, и эту Зину Хаскину с ее бульоном.
Лева счастливо засмеялся и выхватив котенка из рук Розалии Семеновны, убежал в комнату.
Зина Хаскина ничего не ответила, лишь еле заметно улыбнулась, мелко нарезая луковицу для форшмака.