IgorAlmechitov : A Fall Time

Альмечитов Игорь




A Fall Time






…Он лежал на кровати, привычно рассматривая плохо побеленный потолок. Отсутствие дела тяготило, и он пытался занять себя подсчетом старых трещин, паутиной растянувшихся над головой.
Сегодня он порвал с женой. Казалось в последний раз. Хотя сколько их было “последних раз”? С обещаниями, просьбами, обидами, приступами нежности, бешенства и отчаяния?
Они и без того уже не жили вместе больше двух лет, но от этой мысли легче не становилось.
Он отдавал себе отчет насколько был слаб и податлив. Вид молчавшего телефона особенно отвратительно действовал на психику именно в незанятые вечера. Настроение сразу портилось, в голову лезли навязчивые картины: рисовалась та, другая квартира, где сейчас была она, возможно, не одна. Убеждая себя, что это его не касается, уже не касается, он подходил к телефону, садился на корточки и начинал искать предлог, чтобы позвонить.
Он знал, насколько был не прав, считая ее своей вещью, но ничего не мог поделать с собой. Само отношение прочно осело где-то в подсознании…
Корча от смущения рожи в зеркало, он напряженно слушал зависшую в трубке тишину и облегченно вздыхал лишь когда раздавались короткие гудки. Это давало недолгую передышку перед новой попыткой. Но чаще гудки были изнуряюще долгими, и уже после нескольких секунд ожидания он начинал жалеть, что поддался соблазну набрать номер. Ложился на кровать, закрывал глаза и отдавал себя в руки больному воображению, предчувствуя во что оно превратит его через четверть часа…
Что их удерживало так долго от окончательного разрыва? Все его “загоны”, как она говорила, давно и прочно вросли в него, став даже не второй, а, пожалуй, единственной натурой и справиться с собой он был не в состоянии. Тем более –измениться. Впрочем, так ли уж он хотел меняться?.. Вот именно…
…С каждым днем становилось все холоднее. Отопление не работало. Он закутывался в одеяло и нагревал свой собственный мир, который знал от края до края… Что-то было в нем от смирения. В такие моменты он думал о бездомных, мерзнущих в подворотнях и на чердаках, и жизнь казалась вполне сносной, а собственные проблемы мелкими и переносимыми… Десятки образов двигались параллельно. Совершенно незаметно можно было затеряться в них, лишь по положению часовых стрелок обнаруживая, что мир внутри был не менее интересен, чем снаружи и требовал таких же внимания и терпения…



…Он не выдержал через два дня. Ощущение свободы было слишком необычным, чтобы не проверить его. К тому же жизнь вообще воспринималась большой шуткой. И он пытался относиться к ней соответственно: смеялся, когда было весело, обижался, когда смеялись над ним, психовал или грустил, когда оставался в одиночестве. Но восприятие всего, как большого розыгрыша, придуманного специально для него, не оставляло никогда…
- Здравствуйте, вы не пригласите…- он намеренно запнулся, не желая
произносить ее имя. Знал же, что кроме нее все равно никто не поднимет трубку, но продолжал ломать комедию даже перед самим собой.
— Пригласим, пригласим, — как всегда она перебила его не совсем уверенный голос и, казалось, даже обрадовалась.
Нужно было сказать что-то, но он молчал. Наконец, молчание осязаемой тишиной стало давить на слух.
— Как жизнь?..
Она засмеялась:
— Как обычно… не лучше чем у тебя…
— Просто позвонил узнать как дела…
— Ты определись, мальчик, — этот покровительственный тон с неизвестно откуда выуженным, до банального обидным обращением, всегда бесил его. Но сейчас он дал себе слово не обижаться.
— Что нового?
— Все по-старому, — она намеренно издевалась над ним, наслаждаясь его подвешенным состоянием. Отчего-то вдруг дико захотелось положить трубку, но он чувствовал насколько нелепым будет выглядеть даже в собственных глазах.
— Чем занимаешься? — опять не то. Он никак не мог нащупать твердую почву.
— Ничем…
— Я тебя не очень отвлекаю? – “Господи, ну что за идиотизм!”
— Да, нет, не очень… Ты чем занимаешься? – наконец-то.
— Да, вот, решил позвонить… Соскучился, – последнее слово чересчур бодро. Нарочито бодро. И фальшиво. Настолько фальшиво, что она не выдержала и засмеялась.
— Не прошло и полгода, – он смущенно кусал ногти, подыскивая следующую фразу.
— Чем занимаешься? – Еще несколько секунд передышки.
— Сказала уже. Ничем.
— Не хочешь погулять? — Он уже знал ответ, но тянул время, надеясь отыскать что-то нейтральное, чтобы выровнять разговор.
— Не-а, уже поздно, – подумала секунду, – не сидится дома?
Она всегда была в более выгодном положении, чем он. Общение для нее было просто словами, несущими смысл. С ним все было иначе. Слова, их оттенки, интонации… Он слишком много времени тратил на поиск вторых, скрытых значений, упуская часто саму суть.
— Да, не сидится, – как затихающее эхо. – Может все-таки выйдешь? – вышло совсем просительно.
— Нет, правда, уже поздно… Случилось что-нибудь?
— Да, нет, все в порядке… Просто хотелось тебя увидеть.
Молчание.
— Мы же договорились больше не видеться… – он смущенно кивал отражению в зеркале.
— Понимаешь, я не могу с тобой… и без тебя тоже не получается, — старая, избитая фраза, которой он уже привык заполнять пустоты в разговоре.
Опять молчание.
— Когда имеешь – не ценишь, когда теряешь – жалеешь.
Он вдруг разозлился на ее привычные банальности, но вздохнул, подтверждая.
— Ну, сколько это будет продолжаться?
— Не знаю.
— Мы же все решили.
— Да, решили.
Надо было прощаться, но он намеренно тянул время. Его никогда не хватало на что-то крупное. Сплошные импульсы. Он не знал чего хотел от нее, не знал о чем говорить, если увидит, не знал, зачем пытается продолжать то, чему давно уже пора было закончиться.
— Идиотизм какой-то. Не знаю даже зачем звоню. – Она молчала. – Каждый день одно и тоже. Расстаюсь с тобой, думаю – закончилось. И потом опять все заново. – Он не был уверен, что говорит правду, но останавливаться не хотелось – сейчас он и сам нравился себе, одинокий и несчастный.
— Ты сама говорила, чтобы познакомился с кем-нибудь. – Он резко замолчал, ожидая реакции.
— Ну и что?
— Что?.. Да, ладно, не важно… – он уже жалел, что заикнулся об этом.
— А все-таки?
— Все-таки?.. Стоит начинать, заранее зная, чем все закончится?
— Ну и чем все закончится?
— Ничем… Хотя какая разница? Дело ведь не в них, а во мне… – он вдруг почувствовал как устал. – Ладно, извини, что позвонил, – ужасно захотелось положить трубку, надеть наушники, залезть под одеяло и спрятаться за хриплым ревом саксофона. На что он надеялся, когда набирал номер? На приглашение? Пожалуй. Хотя теперь было уже все равно.
Она молчала.
— На улице холодно… Заходи, просто чаю попьем… Только потом ты пойдешь домой.
— Хорошо… – голос сел. – Где-то через полчаса. Ладно?
— Давай, я жду.
— Ну, все. Счастливо.
— Счастливо.
Он положил трубку и вдруг ощутил всю абсурдность ситуации. Теперь, после полученного приглашения, мгновенно расхотелось куда-либо идти. Он подумал было бы ли это так, если бы его не пригласили. Вряд ли.
Он опять запутался в паутине собственных сомнений…



…На улице было холодно и сыро. Он поежился от ветра и поднял воротник пальто. Полчаса по пустому городу. Хотя, это было привычно. Пугало другое – бессмысленность очередной попытки вернуть все на прежние места. Пусть даже ненадолго.
Он шел, не выбирая дороги, переступая лужи, изредка обходя самые большие из них. “Господи, как же глупо… Ну, зачем я иду туда?.. Одно и то же…” Он злился на свою слабость, неумение сказать твердое “нет” прежде всего самому себе, неумение вовремя уйти. “Пытаюсь удержать ее… Зачем?.. Сейчас опять буду врать себе и ей, что не могу один… Хотя, почему врать?.. Ведь действительно не могу…” Он подумал обо всех знакомых, что пытался и пытается удержать. Желание приобретать, не теряя, владеть, не делясь. Он боялся потерять их всех, сотни раз давая себе слово не привыкать ни к кому, сотни раз нарушая его, обманывая себя и их, пытаясь любым способом удержать всех сразу. “Где я сам, настоящий?.. Готов клясться каждой, повторяю одни и те же слова всем подряд…” Вспомнил десятки случаев, когда и сам начинал верить себе, слыша одинаковые слова и даже те же самые интонации, которые уже произносил в других местах, другим людям.
Он разогрелся от ходьбы и уже не обращал внимания ни на сырой ветер, ни на лужи под ногами. Где-то именно сейчас, в промежутке между депрессией и встречей, он, наконец, почувствовал уверенность и умиротворение. Ощущение было совсем зыбким. “Было бы так всегда – прожить в этом состоянии ожидания чего-то нового… или может быть лучшего… Бог его знает…”
Вспомнил вдруг, как несколько недель назад у нее на кухне слушал музыку. Она сидела напротив и напряженно разглядывала его. Он был не против – так повторялось почти каждый раз, когда над столом повисало молчание. Потом неуверенно произнесла:
— Знаешь, звонила Татьяна, просила данные паспорта…- он ожидал привычного разговора о разводе и немного удивился, услышав неожиданную просьбу.
— Чьи?
— Мои, твои…
— Зачем? – он встряхнул головой, пытаясь вникнуть в смысл слов.
— Они собирают подписи за какой-то референдум…
— Понятно…- он не смог скрыть разочарования.
— Да, нет, ты не понял… Там много пунктов. Например, чтобы в Чечне была только профессиональная армия. Я имею в виду по контракту.
— А против войны они не хотят проголосовать?
— Не знаю…- она растерянно смотрела на него. – Так ты дашь паспорт?
— Нет.
— Почему?
Он опустил глаза на пустую чашку.
— Понимаешь…- слова липли к языку. Он знал, что она не поймет. Этого не понимал никто, кроме тех, кто бывал там. “Тех, что погибнут сделают героями или забудут, те, что вернутся научатся ценить или презирать жизнь…” Он вспомнил себя на той войне, но сразу отогнал мысль. Ничего не изменилось и ничего не изменится. Он уже не верил.
— Хочешь, скажу страшную вещь? — она испуганно посмотрела на него и отрицательно покачала головой.
Он кивнул и отвернулся…
“Одно и то же… Не понимаем друг друга, отдаляемся все больше, а расстаться не можем…” Представил вдруг ее в постели, но не почувствовал обычного возбуждения. “Куда я иду?.. К ней?.. Или к своей привычке возвращаться?.. Десятки раз вхожу в одну и ту же реку… Черт, как же глупо…”
Как обычно, задумавшись, он потерял счет времени. Поднял руку к глазам, посмотрел на часы – двенадцать минут. Встряхнул кисть, нет, стрелки двигались. “Двенадцать минут… Странно…” Казалось, прошло, по меньшей мере, вдвое больше. И хотя прекрасно знал, что обычно такой промежуток дороги занимает именно столько, почувствовал знакомое раздражение. Время словно бы играло с ним шутку, намеренно водя за нос.
Уже тысячи раз он разыгрывал спектакль по неизменному сценарию, упрашивая себя не поддаваться провокациям больного воображения, зная к чему это ведет… “Шизофрения, как и было сказано”. Усмехнулся вслух и осторожно посмотрел по сторонам. Рядом никого не было…
Неожиданно вспомнил, как совсем недавно она улыбнулась незнакомой улыбкой, от которой у него что-то сжалось внутри и сказала, словно отвечая их отношениям за все эти годы: ”Ты ведь ничего обо мне не знаешь…” За фразой крылись десятки часов, в которых он не принимал участия. Десятки часов, каждый из которых мог вдребезги разбить его наивную уверенность в прочности их отношений. Он попытался было мягко и покровительственно улыбнуться, но вдруг понял, что то первое чувство не обманывало его, что он действительно ничего о ней не знает. Ее мысли, желания. Он никогда не задумывался над ними, считая, что досконально изучил ее маленький мир с примитивными потребностями.
Она смотрела ему прямо в глаза, и тогда он не выдержал и отвернулся. “Я ведь действительно ничего о ней не знаю… Кто она такая?.. Чем живет?.. О чем думает?.. Что нас связывает, кроме общей фамилии?..”
Он вдруг почувствовал растущее чувство неуверенности и, чтобы не поддаться ему начал негромко насвистывать привычные мелодии, укладывая их в такт шагам. “Шизофрения, как и было сказано…”
Как-то уже под вечер он сидел на той же кухне и наблюдал, как она моет посуду. Голова была полна бесформенных, размытых мыслей, пока, наконец, он не уперся в то, чего и следовало ожидать при подобном потворстве себе: вернулся к тому, что обдумывал тысячи раз, каждый раз портя настроение и не находя никакого выхода. Он смотрел на ее спину, плечи, стройные ноги и прикрывал глаза лишь когда привычная волна бешенства захлестывала его. Она была его вещью, последней иллюзией, тем, без чего он уже не мог жить. И все это было разбито после того, как однажды, не выдержав, он спросил, стараясь выбирать нейтральные слова, был ли у нее кто-то еще. Тогда она удивленно взглянула на него и спокойно ответила, что да, был. Ничего не поясняя. Просто смотрела и ждала что он скажет. В тот момент словно чья-то грубая лапа сдавила горло, но он заставил себя засмеяться и перевел все в шутку.
Бог его знает, как он провел тот вечер. Что-то говорил, что-то отвечал, что-то рассказывал. Очень смутно. Еще тогда он понял, что не сможет избавиться от ощущения ее измены, кроме как спать со всеми, что попадались на пути, намеренно внушая себе, что мстит ей. Знал, что обманывает себя и то чувство не рассеется, разве что со временем, но не хотел расставаться с новой иллюзией.
Мысли перекинулись на последний разговор. Опять недоговоренности и фальшивые интонации. И снова сомнение стало выбивать остатки твердой почвы у него из-под ног. “Не стоило в свое время ни к чему привыкать, тогда бы и терять было нечего… Все эти хорошие мысли, приходящие с опозданием… Хотя поступки от этого вряд ли изменились бы…”
Он вдруг отвлекся от себя и посмотрел по сторонам. Сам того не заметив, он уже подходил к ее дому. Время опять играло с ним, дразня и презрительно издеваясь. Он не решился посмотреть на часы, неожиданно испугавшись, что даже такая мелочь может что-то испортить…



Она встретила его напряженно, как всегда страхуясь от перепадов его настроения. Он мысленно улыбнулся – все осталось как прежде. Но сразу же осекся, подумав о том, до чего довел ее…
Они сидели на кухне, пили кофе и молчали. Говорить было не о чем. Он не смог бы объяснить зачем пришел и она чувствовала его неуверенность.
— Как день прошел?
— Нормально.
Молчание.
— Как работа?
— Хорошо… Как у тебя?
Он сдержал улыбку – бессмысленные фразы, не требующие ответа. Глупая привычка – боязнь тишины и молчаливых сомнений. Он кивнул:
— Хорошо.
— Ну, что будем делать?
Он пожал плечами.
— Так и будем сидеть?
— Нет, почему…- он запнулся, делая вид, что задумался.
Она грустно улыбнулась и, в который раз уже он почувствовал, что она видит
его насквозь. Его беспомощность, слабость и самонадеянность.
— Знаешь… Мне бы, наверно, было проще написать все, что думаю…- он не смотрел на нее, но периферийным зрением держал в фокусе, ожидая ответа, надеясь увидеть на лице тень ее настоящих чувств. Старый трюк, который неизменно действовал. Или ему казалось, что действует.
- Хорошо, напиши…



… Он сидел на пустой кухне и прислушивался к равномерному гудению воды в трубах. Приглушенно работало радио. Она ушла купаться в ванную. На столе лежали ручка и открытая тетрадь.
Он потянулся к ручке и вывел первую фразу. “Зря я, наверно, пришел… зря не пошли гулять…” Посмотрел на кривой почерк, хотел зачеркнуть, но передумал. “Какая разница, все равно нет мыслей…” Прислушался на мгновение к радио, вздохнул и продолжил: ”Просто мы не с того начали, поэтому и закончить никак не можем”.
Перечитал то, что написал и откинулся на стену. “Господи, ну что за бред… Зачем я вообще здесь?.. Просто устал… В конце концов, не на всю же это жизнь… Месяц, два и все пройдет…” Повернулся к тетради и собрался было совсем закрыть ее, но данное обещание пересилило. Взял ручку и нервно постучал ей по бумаге. “Ну и что дальше?..” Улыбнулся и решил продолжать, не оглядываясь на написанное.
Но сразу переключиться к настоящему моменту не удалось. Вспомнился вдруг звонок недельной давности, ее неуверенный и отчасти испуганный голос, словно кто-то на том конце трубки намеренно прислушивался к разговору. Она была не одна, и он понял это сразу и потом еще долго корил себя за то, что не удержался и позвонил. “Ну и на что ты надеялся?.. Что тебя примут?.. Не слишком ли много?.. На что ты надеялся, ты, идиот?.. В этом только твоя вина, что все так произошло… Неужели ты и вправду думал, что тебя будут ждать постоянно?.. Кто ты такой?.. Откуда такое самомнение?.. Что в тебе такого, чтобы ждать тебя?.. Кому ты вообще нужен, кроме себя самого?..” Он презирал себя и ненавидел за свою слабость, за неуверенность и беспочвенную веру в то, что его где-то ждут…
Он осекся и посмотрел по сторонам. Ночь за окном, монотонное гудение воды в трубах, музыка… Прошлое тянуло его, но он изо всех сил цеплялся за настоящее. “Проще всего пустить в себя гнев и жить прошлым… Ни обязательств, ни воли, только злость… А что дальше?.. Что дальше, кроме пустоты?..”
Опустил глаза на бумагу, перечитал неровные строчки, густо зарисовал их и уже более спокойно переписал начисто, решив, не отвлекаясь ни на что, дописать то, что начал.
“Теперь ищу повод, чтобы остаться. Наверно и это я зря написал… Пока шел сюда постоянно думал о тебе. Пока ты курила, я все время смотрел на твои губы, руки, пытался вспомнить их на своем теле. Или представить… Не знаю… Жаль, что ты сама была часто сдержана еще в той, прежней жизни. Может, все было бы иначе. Кто знает…
Хочется, чтобы ты вышла из ванной, села мне на колени, сняла все с меня и, не стесняясь, разделась сама…
Ладно, довольно… Так можно зайти бог знает куда”.
Уже не думая, поднялся со стула, подошел к двери в ванную, постучал и, когда дверь приоткрылась, просунул тетрадь в щель. “Еще раз обманул и себя, и ее… Зачем?.. Если бы знать… Но ведь зачем-то сделал… Да, зачем-то сделал, а зачем не знаю…” Намеренно, от смущения жонглируя словами, он ожидал ее реакции, предчувствуя в душе, что все произойдет именно так, как он и расчитывал…



…Он повернул голову и посмотрел на зеленоватое мерцание в углу. Третий час. Она лежала рядом, отвернувшись к стене. Он с неприязнью прислушался к ее хриплому сопению и в очередной раз подумал, что все произошедшее не стоило затраченных сил и нервов.
Объективно существовала только одна причина его прихода и поведения. По-своему каждая встреча ломала что-то в его отношении к ней, меняя привычки и сглаживая бывшие когда-то сильными чувства. Он надеялся, что со временем перестанет воспринимать ее как неотъемлемую часть своей жизни. Но на деле все оказывалось не так просто, как он планировал…
Ее затылок навязчиво раздражал, смутно белея в темноте. Он поднялся с кровати и, стараясь не шуметь, начал одеваться. “Дело ведь далеко не в ней… Наверно, и любил я не ее, а свое к ней отношение, свою любовь… Что я здесь делаю?..” Он вдруг и сам удивился последней мысли. Сейчас впервые он отчетливо почувствовал весь абсурд своего поведения. Границы, казавшиеся незыблемыми, стали до смешного нелепыми, а поступки, вроде бы логичные и обоснованные неожиданно превратились в смехотворно глупые. Он замер на секунду, чувствуя, что краснеет, глубоко вдохнул и, лишь когда краска отлила от лица, продолжил одеваться.
Отчего-то стало даже стыдно, что закончилось все так обыденно. Он подумал, что они обязательно разведутся после ее следующей просьбы: смысла упорствовать больше не было.
Он усмехнулся сам, не зная чему, вышел из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь. Рассохшиеся полы отвратительно скрипели. После каждого шага он нервно морщился. В прихожей долго стоял, глядя на свои испачканные ботинки, думая, что все-таки неудобно уходить не попрощавшись. “Нужно дать ей еще один шанс… Почему бы и нет, в конце концов?..”
От такого вдохновенного вранья на душе стало легко и радостно. Он словно бы переваливал всю вину и ответственность за решение на ее плечи, заведомо зная, что не прав.
Зашел на кухню, поставил на огонь чайник, сел на стул и стал ждать. “Если не проснется, то уйду молча, если проснется, то…” Что именно, выдумать не получалось. Он пытался абстрагироваться от мысли, но она навязчиво возвращалась. Чайник вскипел. “Ну и чего я опять жду?.. Отсрочки на пару дней?..” Он вдруг представил как все это выглядит со стороны. Самоувещевания и самообманы, словно комедия дурного тона. Вздохнул, поднялся и пошел в прихожую. “Ну вот и все…”
…Замок щелкнул оглушительно громко. Он быстро спустился по лестнице и вышел на улицу. Поежился от сырости и посмотрел на небо. “Хорошо хоть ветра нет…” Неожиданно вырванная у себя самого свобода не радовала. “Да пошла она, эта свобода…”
Хотелось поскорее добраться до дома, лечь в постель и заснуть. “Осень… A fall time… Время падения… Хорошее название для чего-нибудь…”
Теперь спешить было некуда. Он поднял воротник пальто, посмотрел по сторонам и усмехнулся. “Время падения… Господи, до чего же похабно звучит…”




Осень 1999 года – зима 2000 года