Raskolnikoff : Проза тирании. Про затирание.

Артём — дневальный, и его прыщавый лоб вспотел. Но шапка должна быть не выше, чем два пальца от брови.
Артём затирает пол вафельным полотенцем.
Два пальца! Два пальца — указательный и средний — неожиданно пронзает ужасная боль!(Это кровь или фуксин?).
Полотенце настолько изветшало, что в пальцы впиваются занозы. Ну что же, надо идти к сержанту за новым полотенцем.
В очередной раз съежившись от душераздирающего скрипа несмазанных петель, Артём медленно приотворяет дверь каптёрки.
У сержанта лежало: 1) ноги — на столе; 2) кепка — на глазах; 3) опись и ручка — на животе.
Сержант весь обрадовался, увидев Артёма:
- Ага! Подштанов!
От обуявшей радости сержант, по-прежнему находясь в сидячем положении, в своём воображении выполнил два грациозных па из какой-то ему одному знакомой программы — это были такие па, что ручка два раза подпрыгнула на его бугристом животе.
- Каштанов, — ответил несмело Артём.
Сержант вроде сжалился:
- Ладно, возьми с пола три двухлитровые банки краски.
Артём послушно взял.
- Теперь поставь их обратно. Теперь привяжи их к своим ногам. Вот веревка.
Артём послушно привязал себя к этому позорному столбу из банок.
- Фьють! Фьють! Каштанка!
Артём без особого энтузиазма зарычал.
- Чё ты рычишь, падла?
- Ры — ры — ры — ры.
- Всё, не рычи на меня. Говори!
- Да вот, полотенце прохудилось.
- Намотай это полотенце себе на голову.
- Как будто у меня мокрые волосы?!
- Как будто у тебя мокрая шапка.
Артем послушно намотал этот терновый венок поверх шапки. Сержант вздохнул с тоской:
- Маму свою вспоминаю. Смотрел передачу про Круга? Посмотри – столько наплакаться можно, истёр полотенце бы.
- Сестёр Полотенцевых?
- Что?!
- Ну… вообще-то, я истёр полотенце тут.
- …
- Просто я там затирал пол вафельным полотенцем.
- Каштанов? Говорящая фамилия! А маминым голосом сумеешь разговаривать?
- Я простыл, когда затирал следы на лестнице.
- Ладно, поправь полотенце — на два пальца от брови. Пока я вспоминал эти подробности,
послышалась вдруг музыка, ворвавшаяся в дверь вместе с шумом голосов из комнаты досуга, что напротив.
Артём никогда не любил Чехова, это стеснённого чахоткой человека, этого доброго доктора в
шляпе. И он презирал веселье в глазах своего угнетателя. Презирал сейчас, в момент, когда надо было сосредоточиться и сообразить для этого живодёра хоть какую-то музыку.
- Подштанов, не дави прыщи. Чё там с музыкой?
- Ви ол ливинг ин елоу сабмарин. Елоу сабмарин. Елоу сабмарин.
- Переключи на передачу про Круга.
- А… полотенце-то как?
- Полотенце не снимай.
Артём с досады ударил себя по ноге. Не сильно, но нога всё-таки вздрогнула от неожиданности – от того натянулись верёвки, оттого повалилась на пол самая верхняя из стоявших друг на друге банок.
По защищенной кирзой ступне банка ударила не больно, но из-за отсутствия крышки пролилась краска.
- Затирай! – Закричал сержант.
- Но полотенце прохудилось же.
- Вон там, в мусорном ведре, мои старые портянки…
Артём отказывался верить своему мучителю. Какое-то время он продолжал смотреть на то, как вязкая субстанция заволакивает носок сапога и пол вокруг.
Вдруг появился прапорщик.
Возможно, он прошел сквозь стену, но что-то подсказывало Артёму, что этот усатый житель каптёрки всё время находился рядом.
Подойдя к столу, прапорщик из графина налил себе в стакан воды, тяжело отглотнул, запрокинул голову далеко назад и принялся полоскать горло.
Артём всё ещё в нерешительности елозил сапогом в луже краски.
Внезапно краснолицый прапорщик, набрав за щеки воды, двинулся к Артёму.
Артём, конечно, был сильно напуган происходящим.
Прапорщик медленно склонился над Артёмом и шумно, через сжатые губы, извергнул содержимое своей ротовой полости Артёму в лицо. Затем он, смакуя каждое слово, произнес:
- Стрижка только начата!
Пытаясь скрыться от брызг, летящих с губ прапорщика, Артём притворился, что ищет портянки и нырнул в мусорное ведро.
Сержант не обманул.
Вдруг вошёл майор. То, что это был майор, Артёму ясно стало теперь из того, как резко, как в сказке, скрипнула дверь – так только майор Стремительный открывал её.
А то, что майор стремительно вляпался в разлитую краску, Артём заключил, услышав вопрос отца-командира:
- Что, бля, за хуйня?!
Всего этого лежащий на полу Артём видеть не мог – плохо намотанное полотенце съехало на глаза.
Но вот наш герой немного осмелел и приподнял причудливый головной убор – в этот момент он подумал, что брови ещё и зачастую могут предохранить глаза от выскакивания на лоб – своего рада барьеры!
О да, краска тягуче расползалась, подобно раскаленной лаве из вулкана наползая на офицера.
Но не зря офицерский состав называют ещё белой костью!
Стремительно решившись, майор ловко и отважно шагнул, как на спасительно торчащий из воды камень, на поясницу Артёма.
Артёму в горло врезался край урны, сознание заволокла пелена. Запах потных портянок…


Артём вырвал своё лицо из плена подушки. Его прыщавый лоб был потен и горел воспалениями. Привстав, он холодной, липкой ногой нащупал у кровати тапочки – без них по казарме не пройдёшься.
Пошатываясь, он брёл на дежурное освещение – зомби так идут на свет.
Совершенно неожиданно откуда-то, с тазом, полным воды, вынырнул дневальный – и понесся навстречу Артёму.
- Стоять, боец, э…
(Стоять, бояться).
- Куда?
- На… на лестницу.
В Артёма хлынула энергия – он коротко разбежался и носком ноги ударил в днище таза.
Расплескавшаяся по пропитанному фуксином полу вода принимала карминовый оттенок.
Ещё секунд пять крутился волчком норовящий найти местечко побезопасней и поудобней жестяной тазик.
Из спального расположения донеслись недовольные, сонные голоса сопризывников:
- Чё, сержант, не спится?
Артём пытался отдышаться.
Когда это ему всё-таки удалось, он схватил дневального за воротник, бросил себе под ноги и заорал:
- Затирай! Затирай!