Илья ХУ4 : последний раз в чертанове.

С Машкой я дружил. Один раз, еще в школе драл её. Сейчас её почти любил. А еще, простите мужики, я любил вмазаца.

Ну, и, Машка, меня любила. Она говорила что я «человек-праздник». Между нами все эти годы ничего не было. А жила она на третьем. А я на седьмом.

Нет-нет приносила мне полкастрюли супа...

Да, я её любил. Но дружеской любовью. И она меня тоже. Любила по-дружески, но как-то поособенному тепло.

Я отдавал ей на хранение свой героин!

Нет, что вы, она не кололась… любила бухнуть, впрочем, как и все. И я любил. Мы иногда бухали на крыше нашей шестнадцатиэтажки. Ну и, совсем порой могла курнуть гашиша.
Да, её дочке было лет одиннадцать. Представляете, я делал с ней уроки.

Однако, доверить свой героин я мог только ей. Машке.
Чтоб весь сразу не прокалывать и не залипать с гитарой всю ночь на лестничной клетке.
Имелся за мной такой грешок.

Я играл блюзы и фламенко. Пел песни. Прекрасные песни. Широкий репертуар. Технически безупречная игра.

Я радовался, бля!

Потом у меня всё кончалось. Машка доставала мне чуть-чуть и я уезжал работать.

Потом еще чутка.

Опять борщ. Пиво. Уроки.

Так было периодически. Много лет.

А, ну я терялся несколько раз с разными бабами.
Только Машка была всегда рада моему возвращению.

До плотских утех не скатывались ни разу. Все эти годы. Ни разу.

...

В тот день я пригласил её побродить по центру. Зайти на телеканал.

Тогда я брал лекарство у одного телережиссера.

Зашли. Взял. Вмазался с режиссером в туалете.
Она разглядывала по стенам фотки-в-рамках. Селебритез.

Я хорошенько внедрился в тот день. Перло по-конячи.

Мы пошли в кафе посвященное Булгакову. Попили кофе, посмотрели в диванной «Собачье сердце». Решили немного бухнуть.

Бухнули ликера какого-то. Сладкий и противный. Меня совсем растащило. Как пизду по стекловате. Я залипал.
Из какого-то вроде зеркала или шкафа вышел Казак с саблей.
Мы долго спорили о чем-то. Он проявлял всяческое внимание к Машке.

Я захотел её.

Еще немного посидели. Отвалили. Пешочком по старухе. Люблю их. И Машку и Москву. Всё неважно.
Но хуй немного зашевелился в штанах. В одном моменте даже впился залупой в железо ширинки. Знаете, когда в залупе аж чешется.
Я определенно хотел Машку. Но как ей сказать не знал. Но мой хуй приказал мне. И я на ходу выпалил ни с того ни с сего:

- Машка, давай я тебя выебу?!

Она с любопытством посмотрла на меня.

- Давай.

Мы поехали ко мне. Доехали быстро. Поднялись. Почти бегом залетели в хату… Некоторое время я искал гондон. Нашел какой-то полузасохший.

Пока она расстегивала и снимала джинсы, я плюнул в полузасохший гондон, скудными остатками слюны. Сушнячелло был конкретный… В общем с еле слышным хрустом напялил его.

Машка уже стояла раком и очень заинтересованно разглядывала меня через плечо.

Я ей вставил.

Минуты три пёр её. Конкретно так пёр. Понял что никогда не кончу сегодня. Под ширкой не могу приплыть ни с одной телкой. Тут вспомнил, что у меня как раз осталось вляпаца. Чуток порошочка.

Достал из неё.

- Две минуты, Маш. Я уколюсь.

- Давай, Илюш. Треснись.

Она так и осталась стоять раком. Поэтому я всё старался делать как можно быстрее. Включил диск с дудками. Когда вступили первые саксофоны, в ложке под свечкой уже бурлил раствор. Остужать не стал. Кинул кусочек фильтра от сигареты и выбрал еще горячим. Пока из колонок дудели, а я искал вену, растворец в баяне стал тёпленьким. Еле-еле. Может, чуть теплей чем ладонь.

Вогнал с ветерком, закурил.


Как они играют, ух!

Как они играют...


Посмотрел на Машку. Она присела, согнув ноги в коленях. Но была все еще жопой вперед.

Перевел взгляд на свою письку. А скворушка совсем скуксился. Превратился в индюка-подростка. С булавочной головки бессильно свисала длинная сопля гондона.

- Машка… Пожалуй всё. Номер не удался.

- Ничего, Илюх. Кофе?

…