Владимир Павлов : Фантастические дни. Глава 6

После странных событий минувшей ночи я стал смотреть на мир по-другому. Улицы, дома, люди – все существовало одновременно в трех временах. Мысль так ускорилась, что за секунду проносились сотни образов. Я перечувствовал и передумал больше, чем за всю прошедшую жизнь, и оттого казался себе старым.

Договорились встретиться после обеда. В вашем театре вновь кто-то не пришел. Еще за деньгами надо …

Перезвонив Мише, удостоверился, что зайду не зря.
– Володя, все в силе. Если можешь, приходи в шесть.
– Как, уже в шесть? Ну, ладно.

Мы, как обычно, встретились на выходе из метро. Перемена в твоем лице сразу бросилась в глаза. Ты словно светилась изнутри, став легкой, почти прозрачной, и одновременно такой ранимой. Я знал, что этот огонь горит для меня, и старался быть как можно более бережным.

– Мы так долго не виделись. Я не спала всю ночь. Прости, что так поздно приехала. Мне казалось, с тобой что-то случилось. Очень переживаю. Прости.
– Все в порядке.
– Ощущение, что ты постоянно рядом. И я постоянно мысленно разговариваю с тобой.
– А я каждое утро просыпаюсь в ужасе с мыслью: я все проспал! Уже так много времени! Ты одумалась и решила порвать со мной. Смотрю на часы, а они показывают семь утра.
– Мне очень тяжело. Хочется изменить себя, свое поведение, свой мир чувств. Чтобы всегда было легко, и никогда не было так больно.

Стены домов впитывали отрывающиеся куски облачного неба. В каждой трещине спал гигантский вихрь. Там жили гномы, эльфы, тролли, воевали и делили мир, казавшийся им огромным.

Мы пришли в чью-то квартиру, напоминавшую пасть чудовища. С потолка всюду свисали буддийские колокольчики. Ярко-алые шторы соответствовали розовому цвету мебели.
В зал трудно было проникнуть из-за скопления людей. Девушки и парни в костюмах без конца шутили.
Увидев нас, все смолкли. Время пожимало. Мне дали стопку листов.
Какой-то невысокий человек в красной вытянутой шапке вручил мне медный крестик, проникновенно сказав: «Возьми! Пригодится…», а потом дико рассмеялся.

Роль меня сильно заинтересовала. Не могу сказать, чем. Но каждое слово въедалось в подкорки.

Недалекое будущее. Человечество шагнуло на пути технического прогресса. Но религия, получив научное обоснование в связи с революционными открытиями, упрочила положение.
Люди подчиняются невидимому разуму, говорящему с ними через Служителей Культа. Капища полны народу. Оргиастические мистерии, культ плодородия, жертвы Богине.
Брат Ордена (я) возвращается к свету, встретив Прекрасную Принцессу (тебя). Ты прилетела на корабле сверхцивилизации древних египтян, которые научились перемещаться сквозь время. Мы должны улететь вместе. Но дьявол с помощью своих слуг возвращает Брата на путь зла.

Тривиально и примитивно. Но меня вынесло в какой-то транс.

Дословно помню один отрывок:
– Ты как добрый ангел… Мне в последнее время добрых людей не попадалось.
– Я буду всегда хранить в памяти эти слова.
– Ты озарила мою жизнь каким-то неземным светом, сподвигнув вернуться к тому, чему я поклялся в верности на всю жизнь.
Все отреклись от меня. И я один во всей вселенной. Некому порадоваться за меня или осудить меня за неудачи. И каждое прожитое мгновение – это дело моей совести.
– Ты не видел и никто не видел, какой апокалипсис был в моей душе, когда мы расстались. Я была на грани. Всепоглощающее отчаяние. И колоссальная энергия, чтобы совладать с собой. Чтобы выглядеть железной и не распасться на атомы. А теперь я, наконец, в привычном и любимом состоянии одиночества. Я одна, свободна!.. Бесценны признания твои, и радуют твои успехи на духовном пути. От правды легче. Спасибо.
– Да, я не тот. Но стоит ли держаться за того человека, хитрого прощелыгу, и велика ли потеря? Я отрекся от себя, отрекшись от Света. Но теперь я вновь присягаю тому, чему поклялся в верности на всю жизнь.
Мир погряз во зле. Все хотят лишь денег.
– Зла в мире много, но добра еще больше. Меня в последнее время часто подставляли, обманывали, обворовывали и прочее. Но на каждого «плохого» найдется два, три, четыре, пять… десяток добрых, светлых людей! Они всегда готовы протянуть руку помощи, поддержать и доказать своими поступками, что, несмотря на свои недостатки и пороки, люди они светлые и хорошие. Самые простые. Но с них хочется брать пример.
– Кто возьмет неподъемную ношу? Кто облегчит карму мира сего?
– Так о многом хочется тебе сказать…
– Подвиг несовершенный висит передо мной укором отступничества. Я пройду пешком всю страну как странник, а ты будешь сиять мне в тьме путеводной звездой.
Жги меня огнем любви невыносимым! Жаль меня тоской по неземному непроходящей! Гони меня зовом труб иерихонских, от которого не скрыться! Чтобы шел, не останавливаясь!
Отрекись от ложного пути и следуй истинным. Его ты найдешь в своем сердце.
– Ты меня понимаешь. Все это так откликается в моей душе. Ты сказал то, что я сама себе говорю.
– Твое тело прекрасно, как сама любовь. Но это не ты. Твоя жизненная сила так чиста, что касание с ней – словно касание с самой нежностью. Но это не ты. Твои чувства как лепестки небесного пламени на рассвете: я готов вечно сидеть у твоих ног и смотреть на их колыхание. Но это не ты. Твой ум гармоничен как вселенная. Но это не ты. Твоя душа чище снега горных вершин. Но это не ты. Ты – тот Свет, который Был всегда.
– Нет слов… Чтобы выразить…
– Моя физическая оболочка тает от любви к Тебе. Ты – та Звезда, которую я знал до начала времен.
– Каждое твое слово находит в моем сердце отклик. Интересно, ты чувствуешь этот резонанс? Ощущаешь хоть немного, что я испытываю? Я сейчас не выдержу…
– Еще недавно я готов был часами сидеть рядом и смотреть в твои глаза… Я не мог представить ничего грубее поцелуя. Все было так тонко и так сильно! Теперь, видимо, душа отдыхает, чтобы не сгореть. Я не чувствую, что все ушло. Просто сон. Перед пробуждением.
– Если бы ты знал, какие сны вижу я, какие мысли вертятся в моей голове, ты бы ужаснулся от моей грубости… Интересно, будет ли у меня пробуждение.
– Думаю, то, что ты считаешь в себе грубостью, другие бы посчитали верхом утонченности.
А то, что тебе невыносимо… Проснувшееся пламя сжигает всю ветошь сознания. Это больно, когда часть твоей души сгорает от чистого света.
Не могу не признаться в том, что есть еще один спектр, который ты во мне пробудила. В тебе я чувствую что-то настолько сексуальное, что тело сотрясается от электричества… Но это что-то тотальное, без пошлых фантазий на тему и грубого желания обладать.
– Тело сотрясается от электричества… Хотелось бы поделиться нежностью…
– Ты для нас с тобой стала неким Центром, чувствуешь это? И в тебе, как в магическом кристалле, я вижу ту силу метаистории, свершающейся сейчас, которая решит исход Битвы.

Раздались аплодисменты. Автор пьесы, худощавый парень с длинными волосами и томным взглядом, восторженно благодарил.

Я и вправду не знал, как это «творение» относиться к Достоевскому, но привязка там, якобы была. Брат Ордена на своем пути встречает героев «Преступления и наказания», «Бесов», «Подростка» и ведет с ними диалоги. Наверное, скучные. Драматург предоставил мне право импровизировать, лишь бы хоть немного рядом с текстом. Но читать это все было невыносимо. Потому что было невыносимо хорошо.

Мы решили прогуляться. Я предложил дойти до Обводного, где мне предстояла встреча с моими должниками.
Сырой ветер канала проел дыру в моем прошлом, и это прошедшее я переживал сейчас. Огромные дома и страшная вода, волны вытягивались, становились зелеными руками, грозившими забрать. Я – маленький мальчик, ты – маленькая девочка. Мы бежим по ступеням. Ты перепрыгиваешь через парапет, – мне никогда было за тобой не угнаться, – и падаешь в пучину.
Мы долго тебя искали: я, мама, папа, твой папа и спасатели. Но ты поселилась в подводном царстве и ни за что не хотела возвращаться. Ты – хитрая была…
А сейчас вернулась. Или это не ты? Ты вновь уйдешь?..

Твои ладони оказались в моих. Мир проносился мимо, забыв о нас. Каждое слово ты произносила, будто принимая решение или воздействуя магическим образом на реальность:
– У меня никогда в жизни не было того волшебства, которое происходит между нами.
– Очень сильное ощущение, будто мы долго играли роли и, наконец, сбросили маски...
– Мне стало с тобой ТАК хорошо, что кружится голова.
– Хочется перегнуться и упасть в воду, чтобы все так и осталось… Мне кажется – не могу объяснить это – что мы расстанемся…
– Это наваждение. Я сейчас готова умереть то твоих слов…
– Я сам понимаю, что бред, что нет никаких причин, чтобы нам разрушить это великое чувство: мы идеально друг другу подходим, я люблю тебя, ты любишь меня… Но… Я как будто вижу это.
– Ты сам создаешь это своей мыслью.
– А, может быть, это наваждение… Не знаю. Наверное…
– Конечно, наваждение.
Это было не объятие. Так спрессовывают два металла. Так прорастают друг в друга деревья. Так вода просачивается в камни.
Хлынул короткий ливень.

Михаила не было. Глеб сообщил, что тот ушел недавно.
– Он тебя ждал. Ушел буквально полчаса назад.
– Мы ж договаривались… Когда будет?
– Не знаю. Позвони ему.
– Трубку не берет. А у тебя нет денег?
– Я же сказал, что послезавтра отдам.
– Послезавтра точно?
– Послезавтра железно. Я тебе сам позвоню, подвезу, куда скажешь.

Запущенная квартира напоминала брошенного близкого человека. Рука бессильно прошлась по стене, где уже красовался рисунок. Что за бред, рисовать на обоях? Дети, что ли?..
В общем, ничего из этого не получится. Надо было сразу гнать их взашей. А теперь долг так вырос…

– Сейчас в моей душе ад… Не могу справиться с эмоциями...
– Гони ты этих людей.
– Странно слышать это от тебя… А если им некуда идти?
– Это не те, которым нужно помогать. Лучше помочь тем, кто действительно нуждается. Поселить хорошего человека, у которого нет денег. А устраивать у себя рассадник...
– Ты права. Выгоню их через пару дней.
– Забудь про деньги. Все равно они тебе ничего не отдадут.

Но я продолжал верить в сказку.

На балконе второго этажа дома по Кузнечному переулку стоял сам Достоевский. Федор Михайлович приветствовал присутствующих:
– Какой прекрасный сегодня день! Облачно, но – неважно. Петербургское лето! Все сегодня уезжают за город, а вы приехали сюда, в исторический центр нашего города, в жару и духоту. Спасибо вам большое! А теперь – вы об этом не пожалеете! Сейчас, дорогие дамы и господа, мы перенесемся на несколько веков вперед. Мои герои живут и там. Все меняется, но искусство вечно!
Зрители шумно аплодировали. Народу собралось столько, что случайным прохожим, оказавшимся на Кузнечном переулке, было не пройти.

Возле музея Арктики появился большой межпланетный корабль, похожий на сплющенную улитку. Из корабля вышли пять огромных существ с телом человека и головами сокола, льва, крокодила, ибиса и шакала. Громоподобными голосами они объяснялись на непонятном языке, но из воинственных жестов стало понятно, что миру ничего хорошего не грозит. Существа вернулись внутрь, и корабль исчез, оставив после себя искрящееся облако. На месте облака осталась только ты. Прекрасная, в полупрозрачном белом платье с драгоценными камнями, ты стала посылать в пространство волны любви.
Я вышел из капища, которое размещалось в бывшем музее. Черное монашеское одеяние до пола показывало мою принадлежность к ордену.
Наша встреча была как гром. В тебе я узнал ту, которую осудил на каторгу за ересь. То ли ты была ей, то ли вы просто похожи. Ты не отрицала и не подтверждала этого.

Одна сценка до жути ярко стоит перед мысленным взором.
– В духовное странствие… Эта мысль обжигает меня… Я ощущаю нечто такое…
– Мне даже физически больно. Это невыносимо…
– Я тоже испытываю боль, правда, в меньшей степени. Твои лучистые глаза согревают всюду, а иногда и опаляют.
– Мне так многое хочется тебе сказать, но, видимо, я боюсь.
– Говори.
– Все равно страшно. Но… Мучаюсь перед выбором духовного пути, а думаю о тебе.
– А у меня в последнее время эти слова – духовный путь и ты – не разделяются.
– Как хочется быть единым целым… Но я очень волнуюсь. Вот. Понимаю, что не велика беда, но все же… Ты меня понимаешь? Мои страхи и волнение?
– Да, я тоже сам не свой.
– Я бы хотел полностью принадлежать тебе.
– Как бы я хотела не выпускать тебя из своих объятий!
– Мне все время хочется сравнить тебя с Богиней. Ты совершенна. Ты снежная королева, которая может полюбить раз в столетие. Но ее мятущаяся любовь, вздымая вихри и двигая лавины, манит путника все дальше и дальше от мира людей, в свое царство метелей и ледяных пустынь.
– Я так тебе хочу сказать, что чувствую… Но страх пока останавливает. Не могу освободиться.
– Ты пронзила мое сердце своей кротостью, не испытав ни капли гнева в ответ на все зло, которое я тебе причинил, оставаясь такой же любящей и благожелательной. И оно больше не смогло оставаться во тьме. Ты победила Тьму, не подняв меча.
– Я волнуюсь за тебя. Хочется быть с тобой, когда ты будешь в пути. Пусть будет холодно, мы бы обнялись, и нам было бы тепло…
– Твое пламя мощно, оно греет меня, а иногда обжигает.
– Ты каждым словом все больше разжигаешь это пламя.
– Я думаю, что ты моя Судьба. За каждую причиненную тебе обиду больно, как перед мамой…
– Милый, обиды давно прошли. Если я получала от тебя нечто неприятное, я это заслужила. Надо всегда слушать свое сердце и не идти против самой себя. И не быть такой скрытной. Может, тогда я стану меньше обижаться на людей. Знаю, как ты умеешь переживать, если считаешь, что сделал что-то не так. В отношении меня не стоит переживать, я искренне благодарна тебе за уроки, опыт.
– Чтобы понять меня до конца, ты должна отсечь ту личность, которую знала, и воспринимать новую, проснувшуюся, как абсолютную. Проповедь длилась века в пустыне, и внимали ей лишь камни. Но пришло время, и двинулись скалы вслед за проповедником.

Ты привела меня на корабль. Воинственные египетские боги требовали, чтобы я, пользуясь своим положением, уничтожил систему, взорвав Великого Магистра и его заместителей. Я согласился.
По ходу пьесы мне встречались герои Достоевского, по-своему приспособившиеся к новой жизни. Ставрогин был наставником Храма Плодородия. Раскольников – предводителем мятежников. Иван Карамазов – большим ученым.
В последний момент страхи и сомнения побудили меня отказаться и сообщить обо всем Магистру. Богов атаковали и вышвырнули за пределы нашего мира.
Последняя сцена, где ты являешься мне бесплотным образом, и мы прощаемся, довела до слез многих. Многотысячная толпа ревела от восторга.

– Ты проводишь меня до подъезда?
– Конечно. Ты ведь слышала, в городе объявилась загадочная банда убийц в масках.
– Мне страшно бывает возвращаться одной…
– Я буду тебя провожать!
– Как бы мне хотелось пригласить тебя, накормить, напоить чаем! Но хозяйка категорически против. Она сразу поставила условие: парней не водить.
– Наверное, злая старушка.
– Вовсе нет. Она очень добрая. Вчера, когда я ничего не успела приготовить, предложила мне поужинать вместе. Я отказываться, она – ни в какую. Таки уговорила.
– Ну… А вдруг я твой брат?
– Ты думаешь, мы похожи на брата и сестру?
– Некоторое сходство имеется.
– Кстати, ты заметил, у нас даже голоса похожи? И манера речи?
– Тебе непременно нужно выдать меня за своего брата.

В парадной произошло нечто неконтролируемое. Навсегда запомню: синий холодный полумрак, дикий сквозняк, обшарпанные стены…

– Я думаю, нам надо пока избежать плотских отношений, в силу неясности будущего. Мне кажется, тебя, как человека духовного, это не слишком смутит.
– Ты говоришь о чем-то возвышенном, а я вдруг обнаруживаю, как мне хочется обычных земных женских радостей, хочется ощутить себя хоть раз тем, кем будто ни разу себя не ощущала, – женщиной. Надеюсь, утром сумбур в моей голове пройдет. Надо разобраться в себе.

Мимо нас много раз прошел пьяный мужичок с худым небритым лицом. Расстегнутая рубашка, слишком большая для него, развевалась, как плащ. Он зачем-то выходил на улицу, а потом через несколько минут возвращался.
Ты произнесла задумчиво:
– Наверное, он сейчас больше всех ждет чуда.
– Он думает, что я добрый волшебник и дам ему тридцатку на опохмел.
– У него такой взгляд… Одинокий-одинокий.
– А вдруг, он самый счастливый.
– Возможно…
– Мы, вот, боремся за свое счастье, страдаем, ищем его где-то вовне, а он понял, что счастье внутри. И настроился на одну волну с космосом.
– Ну, ладно… Так не хочется уходить! Стояла бы целую вечность вот так. Хозяйка, наверное, меня потеряла. До завтра…

Иногда кажется, что мы по сценарию говорим и чувствуем, а хочется иного. Хочется крикнуть всем этим людям в метро что-то объединяющее. Хочется выйти из проносящегося поезда на той станции, которую еще не построили. Хочется, милая, выпрыгнуть за роль, скинуть автора со сцены и начать ГОВОРИТЬ. Только как это сделать, не пойму…

Ужас пришел с темнотой.
Пестрая толпа расходилась, застревая в ресторанах и в скверах. Радость и ликование насыщали сухой свет фонарей, которым невозможно было напиться. Дома продавливали картонный мрак. Моя фигура липла к каждой тени. Порой – до невозможности сдвинуться. Тень становилась страхом, страх – кровью, кровь – воздухом. Это как сладость упоения собственным бессилием. Ты сильнее магнетизма тротуаров, диктующих направление. Но ты подчиняешься и ступаешь след в след. Отдаешь себя во власть того, что слабее.
Женская фигура, милосердно идущая навстречу палачам, даже не думающая испугаться и отступить, «потому что некрасиво будет», «потому что платье порвется» – мерещилась всюду. Она стала дверью – и ее небрежно толкнула бабка, выходя во двор и возмущаясь, что бродячих собак ловят. Она стала травинкой на газоне – и ее примял прохожий. Она стала ленточкой от букета – и по ней проехала машина. Вот она: хрупкая девушка, свернувшая в арку.
– Помоги-и-ите!!!
С быстротой молнии оказавшись во дворе, я увидел совсем не то, что ожидал.
Девушки уже и след простыл. Кричала женщина – из окна первого этажа – показывая рукой на что-то позади.
– Там она! Она! Она мертвая… Нет… Нет!.. Спасите ее!.. Ради Христа!.. Умоляю…

Самое удивительное заключалось в том, что это был тот самый дом на Лиговском проспекте, где находился подвальчик. Как получилось пройти таким диковинным маршрутом, я так и не понял.

Темная прихожая с ветхими обоями и длинными полками, доверху заставленными всякой ветошью, погружала сознание в некий сон. Не хотелось ничего делать. Женщина лет тридцати, кричавшая из окна, казалась сонным видением. Василькового цвета глаза и тонкое, немного заостренное явно не принадлежали этому миру. Золотистые волосы, собранные узлом, довершали впечатление нереальности. Мы прошли в детскую.

– Я увидела, что Марина не дышит. Все произошло так быстро… Я выходила на пару минут… Моя тетя ничего не слышала.

Потолок, казалось, вот-вот обрушится от следующего истошного крика хозяйки. Атмосфера всячески протестовала. Стены словно истончились и стали хрупкими: малейший шум – и все разобьется вдребезги.

– Я не знаю… Как это… Как же это… Она же была жива… Ну, не ходила бы я… Неужели… Как я совершила такую ошибку… Можно было не уходить! Было предчувствие!

Труп девочки мать обнаружила недавно. По ее словам, она отлучалась на пять минут, выйдя к соседке. При этом тетя – инвалид-колясочник с парализованными ногами – ничего не видела. Не было даже звуков, семилетнего ребенка задушили в постели.

– Вы успокойтесь. Полицию вызывали? Вам нужно придти в себя и все рассказать.

Девчонка выглядела спящей. Никогда бы не подумал, что она мертвая.

Кто же это? Тетя? – Смешно. Мать? Но она так безутешна… Неужели это можно подделать…
– Марина! Марина, очнись! – шептала та, трогая за плечо безжизненное тело. – Твои куклы… Давай укладывать их спать!
На пороге появилась женщина лет пятидесяти на ивалидном кресле и, протянув мне стакан с водой, молча удалилась, кольнув меня пристальным взглядом черных глаз. Черты лица женщин были похожи, разве что у колясочницы они были более вытянутыми.
– Возьмите воду. Вы не замечали странных людей возле дома незадолго до трагедии? Странные люди в масках…
– Да, были… в масках… Они дежурили у окна вчера. То есть… Я смотрела, и вдруг мне бросилось в глаза, что они тоже смотрят. Странно как-то, будто испытывая вину.
– Что еще вы заметили? Были у них какие-то особенности?
– У одного на носу вмятина: след от удара чем-то тяжеленным. И куртка порвана.
– В каком месте?
– На плече.
– Все понятно. Дайте фломастер.
Она удивилась, но достала из стола. Я изобразил на листе бумаги всех трех типов, как представлял. Двух она «несомненно уже видела».

Маргарита Степановна, ее тетя, вела себя сдержанней. Ни слезинки, зато очень подробно рассказала про сегодняшний вечер.
– Мы пили чай. Галя позвонила подруге, и та пригласила ее посмотреть новое платье. Ничего странного я не заметила. Дверь в таких случаях мы никогда не запираем.

Когда племянница ушла, она включила в своей комнате фильм, одев наушники. Преступники в это время пользовались совершенной свободой.
– Галина вернулась, мы поболтали, и она пошла в свою комнату. Потом я услышала крик…
Женщина не могла сдержать рыданий.
– Успокойтесь. Жизнь и смерть так тесно переплетены, что, порой, мы не знаем, живем мы или уже нет.

Обуваясь в прихожей, я увидел люк в подвал, тщательно спрятанный. Значит, из нашего подвала можно было попадать сюда, и наоборот!
– Спасибо, это редко бывает, – говорила Маргарита Степановна на прощанье. – Сейчас Гале немного легче. Она чуть с ума не сошла. Заходите к нам потом, после...
Она всхлипнула.

О своей находке я решил промолчать.
– До встречи! А у меня тут есть подвальчик, прямиком под вами.

Лучше бы мне этого не говорить. Женщина как-то странно посмотрела. Наверное, в ее воспаленном мозгу зародились сомнения.

Стремясь загладить последнее нехорошее впечатление, я принялся рассказывать какую-то чушь про свою тетушку.
– У нее нет детей, но в последнее время ей так хочется взять девочку из детдома…
– Ну, идите, идите, – как-то грубо оборвала она мой рассказ. – Галине сейчас нужно побыть в тишине.
Эти черные глаза ничуть мне не поверили. Словно моей целью было отвлечь внимание. Паучок сомнения в каждом из зрачков, как в глубоком колодце, спускался все ниже, пока не достиг души.

Эту ночь я решил провести в подвальчике.