Яблочный Спас : Кубики льда

Утро началось. Будь оно проклято, это утро. Но ведь началось.

Обыденным скрипом двери уходящего в школу старшего; вспотевшей от потного тела штопаной простынёй; мутной тошнОтой после вчерашнего; скользящим вдоль подоконника серым рассветом.

Кургузый ноябрь взгромоздился на город, и тот стал похож на застиранный реквизит провинциального варьете: оплывшие свечи шлюх, одетых восковым целлюлитом; стираные костюмы замшелых лордов, глухие крики травести из ямы оркестра.

- Галя, принеси мне дряни, когда пойдёшь в маркет!

Заскрипел треснувший стульчак в жёлтой уборной, зашелестел вечный «Костёр», загудела освобождённая струя из полуоткрытого латунного крана.

- Равнозначно, Галина! Ну, пива хоть принеси…

Течь в ванной превратилась в Ниагару, заглушив любые призывы к совести той, с кем прожил без малого двадцать лет. Впитала тяжесть, тоску, боль.

А когда я, страдая от непонимания, выглянул в окно, там уже шёл снег.
И как-то сразу стало светлей.

Я натянул куртку, и осторожно выбрался на раскисшую тропку.
Если взять велосипед – минут пять. Пешком – двадцать.
Нахлобучил шапку, и двинул к ларьку на своих двоих.

- Галь, а почему «Костёр»? Ты просто скажи, а? – пытался понять я суровую логику супруги. – Тебе не дает покоя тофет Джордано? Или весёлые комиксы? Почему?

Загадочное ленинское лицо, ухмыляясь, плавилось в пионерском костре. Жена, насупившись, молчала. Младший возводил в углу комнаты башню из ста двадцати кубиков без букв и зверей. Башня росла медленно, иногда с тихим грохотом осыпалась, но он упрямо начинал строить вновь.

Так проходил день за днём. Год за годом. Просто я ждал, чем всё это закончится и не находил более правильного решения, чем сдохнуть.

«Зима, зима – одинокие дома. Моря, города – всё как будто изо льда».

А вечером приходил ирландский прицеп, я доставал из холодильника ледяные кубышки и на пару часов становилось совсем хорошо.

Снег лип на плечи, идти было и так непросто, но цель маячила впереди неоновой вывеской.
Потом я вспомнил, что у папы месяц назад был День Рождения, и вывеска вспыхнула ультрамарином.

Где-то уже совсем далеко, в полуоткрытой ванной, чтобы слышать мерное падение башен сына, лежала загустевшая жизнью она.
Где-то ждал меня вечерний тофет двадцатилетней давности журнала «Костёр».
Сын где-то сдавал на пятёрку никому не нужный английский.
А через пять поворотов и три парадные, восемь поникших под тяжестью первого снега сиреней, сидел на колотом табурете папа.
И он тоже ждал.
Шёл снег.

Просто так бывает – выходишь опохмелиться и ошибаешься дверью. Филёнка из ДСП превращается в портал. Ты думаешь – в вечность, но это ошибка. Это всего лишь дорога домой.
В пакете звенели два полусухих, три пива и бренди, которому не то, что лёд – лимон ни к чему. Так сойдёт.

Да, совсем подзабыл:
Нагнувшись у входа, я зачерпнул в ладонь пять синих от измороси кусков льда. До сих пор не могу объяснить, как они оказались у папиной двери. Впрочем, это к лучшему. Просто так бывает. Забудем.
Зачерпнул и сунул в карман. Растают и хрен с ним. Нет – разбавим палёный коньяк.

Папа сидел, вцепившись в кресло. По телеку шёл сериал. Шёл, вровень с осенью, упорно сводя ниточку жизни в ноль.
-Папа, это зеро, — крикнул я, — едва приоткрыв дверь.
- Это всё сон, сын, и мы в нём лишь игроки, — ответил он.
И сломал кубик Рубика, который я подарил ему на прошлые именины.
- Это все сон. Кстати, только что заходил Рыжик – твой бывший дружбан! Помнишь? Принёс текилу и ещё какую-то дрянь… Э-э – бальзам, что-ли… А, Абсент! Никогда не пробовал. Давай, может, махнём на счастье? А ты как? Не видел сто лет тебя. Оброс и опух. Пьёшь, что — ли?
Я тормознулся в прихожей, выложил на пол презент и сказал:
- Здравствуй, папа.
Рыжик умер лет десять назад. Но не мне же судить? Да и не звал я его.
Он помолчал немного. А потом четко срезал:
- Знаешь, я тут кое-что строю. Башню не башню, замок не замок… Но, ты пройди, пройди. Глянь. Заодно и махнём, чем Бог послал.
Не раздеваясь, впрочем, и не к чему это было, я заглянул в комнату и увидел громадный ледяной куб, увенчанный пирамидами из заиндевелых коньячных шпилей, пивных арок, контрэскарпов из ледяных вин.

Холод в гостиной стоял страшный.

На толстых ледяных блоках возвышались узорные произведения поменьше. Холодильник был закрыт, зато в распахнутое настежь окно дул злой ветер с Залива.

Мне нечего было ему говорить. Я почему-то всё понял сразу. Молча подтянул из коридора звякнувшее бухло.
— С Днём, что ли. Накатим?

Уходя через час, осторожно прикрыл стальную дверь. Запирать не стал. Мало ли потеплеет?
Дом, начиная с парадной, желтел тёплым водопроводным светом. Жена всё ещё принимала ванну. Старшего не было. Малыш аккуратно заканчивал башню. Я тихо присел рядом.

- Может, ещё добавим чего для понта?

Он посмотрел мне в глаза. И немедленно сделалось так, будто ночь уже давно снизошла на брег сей, а мы до сих пор неймём. И в судорогах пытаемся убежать, а куда и вовсе не знаем. И тогда я открыл морозилку, достал кубики изо льда. Протянул ему, и он взял их.
Закольцевал башенную пирамиду.

А потом в дверь заглянул старший. Посмотрел, скинул пальто. Просто спросил пожрать. Ибо Время, если судить по Кеплеру, давно болталось в Созвездье Медузы.

Ночь сладко дышала пеной от ванны.
Пора было спать.