max_kz : Играет Дассен

Я пришел в ресторан на звуки саксофона. В полуночном воздухе цвета кофе была растворена мелодия. Окраина Патонга. Ресторан почти закрывался. Я подошел к меню около входа и бессмысленно его листал. Аккомпанемент фортепиано дополнял этот вечер.
Смуглая официантка предложила сесть за столик. По обыкновению выбрал салат с тунцом и бутылочку «Singha». Мелодия саксофона приятной усталостью разлилась внутри. И вроде бы счастлив: на календаре конец света, который так и не наступил, я — у берега океана вместо холодной и неприветливой России, в кармане американские деньги, а через полтора часа в номер с работы должна прийти тайская подруга Nok… Музыкант – немолодой таец извлекал из саксофона именно то, что нужно – грусть. Пронзительную и созвучную моей внутренней. Я грущу уже почти четверть века, богатый опыт в этом деле. За фортепиано молодой ученик точно попадал в ритм синкопе, испытывая драйв от гармонии падающих в ночь звуков.
За спиной кто-то праздновал «конец света по календарю Майя», повторяя заказы со спиртным. Ресторан почти закрывался. Джаз банд уже было хотел закончить выступление, но жаркие, как ночь Патонга аплодисменты, заставили их задержаться еще на одну мелодию. Под впечатлением буддийского спокойствия, насытившись общением с дружелюбными людьми, я, впервые, за много лет нравлюсь самому себе. Смотрю в отражение на загорелое лицо, двухдневную щетину и улыбаюсь. Будда когда-то сказал: «Вы сами, как никто другой во вселенной, заслуживаете своей любви и преданности». «Санук», — произнесли бы мои тайские знакомые – то есть комфорт. Это то, к чему жители королевства стремятся в любом деле. Можно получать много денег и не иметь «санук», можно, напротив, не есть в дорогих ресторанах, и чувствовать «санук». «Санук» — дома, на работе, в гостях, в обществе. Руководствуясь этим принципом легко научиться уважать «санук» окружающих людей. «No problem! Up to you», — часто повторяла моя подруга Nok. Наверно, чаще, чем что-либо другое.
В моей стране все с точностью до наоборот. При малейшей возможности каждый ставит личный комфорт выше остального. Отсюда, из закомплексованного эго, и рождается та территория ненависти, что зовется сейчас «Россия». Стыдно перед предками, перед старшим поколением, которое помнит моя память. Они хотя бы стремились к правильному обществу, была гражданская позиция, принципы. Стоит отметить, что «Россия» начинается еще в аэропорту этой Юго-Восточной страны — когда встаешь в очередь на регистрацию рейса. Продолжается в самолете, летящим над нейтральными водами, сквозь коллективный пьяный сон сограждан. А при получении багажа в Домодедово уже устаешь от России.
Очень часто подданные «территории ненависти» ждут от отдыха каких-то сверхсобытий, забывая в большинстве случаев просто отдохнуть. Дисбаланс желаемого и действительного заставляет их напиваться. Так часто как это возможно. Зачем они покупают столько дорогого алкоголя в Duty Free, толкаются в очередях, не успевая на рейс, несут в тяжелых пакетах? В соседнем с отелем супермаркете 7/11 в три раза дешевле! Потому как боятся! Что по какой-то мистической причине алкоголя не окажется в соседнем магазине или не хватит на всех или надо будет ехать куда-то и выстаивать огромную очередь. Снова и снова выстаивать очередь! У меня есть мечта! Я хочу чтобы весь алкоголь в России однажды превратился в воду! А по всем теле- и радиоканалам транслировали бы песню БГ «Мама я не могу больше пить».

У меня была тайка на «конец света», думаю это один из неплохих вариантов. «Not finished one hour! Not finished one hour!», — кричала она сегодня ночью… Схема нашего знакомства была проста и надежна (как и везде в мире): напоил и трахнул. Потом уже все остальное.
Изначально мы познакомились в мегамолле. Столкнулись плечами, я извинился… Она оказалась профессиональной массажисткой, училась у мастеров в Бангкоке. Я предложил ей записать видео.
В общем, мы быстро нашли общий язык и подружились. Мне было что рассказать о России. Ей — про свою экзотическую родину. Родилась в Маха Саракхаме, провинция Исаан, один из бедных сельскохозяйственных районов. В школе никогда не училась. Очень долго работала на мебельной фабрике: «Work, work, work! Chip money! Work, work, work! Chip money! Seven days work and one holiday, seven days work and one holiday!» Две дочки – сиамские близнецы. Мужа нет, есть друг (not cool).
В определенный момент времени у нас с ней сложился собственный запас слов и выражений. Плюс чуть-чуть русского, немного тайского. С Nok можно было разговаривать на любые темы, легкость общения – национальная черта характера. Поисковик Google дополнял языковые пробелы, с помощью картинок можно было рассказать родном городе, работе, увлечениях.
В крайнем случае, подруга разводила руками и смешно произносила: «Не понимай!» В ее лексикон так же входили слова: «чуть-чуть», «один момент», «больно», «зима» и почему-то «такой». Язык же любви – универсален. Там мы были как рыбы в воде. Я встречал ее около отеля каждый день в полночь. Традиционный «вай». И мы уже поднимаемся на лифте…
Ночной Тай, Bangla road, шумное место, с которым сложно войти в резонанс. Чтобы начать понимать, надо приложить усилия. Вырвать самую суть Тая из наводнившей его «шелухи», «пыли» и расхожих стереотипов — таков был мой интерес.
Конечно, я не мог не пройтись по go-go барам, посмотреть на непрекращающийся триста шестьдесят пять дней в году праздник. Но если вглядеться — лишь уставшие лица: престарелые, пьяные европейцы или американцы, еле двигающиеся танцовщицы, засыпающие на ходу официантки. Слишком велик поток туристов, спрос многократно превышает предложение. Места заняты, bar fine купят и без улыбки…
Гуляя по шумной ночной Bangl-е я поначалу был удивлен, что в этой «стране улыбок», как писали путеводители, никто не улыбается. Smile, по-видимому, был только у меня. Немного позже Лейла, массажистка, с которой мы разговорились (да и не только) объяснила и про бесконечный поток приезжающих и про каменные лица, нежелание знать английский, и что это все не пробивается никакими улыбками. «Люди, гонимые желанием, бегают вокруг, как перепуганный заяц. Связанные путами и узами, они снова и снова в течение времени возвращаются к страданию», — говорил Будда.
Религия Тая, буддизм, отвергает спешку. Будда сидит в позе лотоса и никуда не торопится. Его статуи излучают внутренний покой. В определенным образом сложенных руках чувствуется сила и правда. Сила в правде: не лишать жизни живых существ; не забирать собственность силой, а принимать только в дар; воздерживаться от сексуальной распущенности; воздерживаться от лжи и злословия; воздерживаться от одурманивающих напитков, являющихся основной причиной несчастий. Многие думают, что буддизм – это какая-то экзотическая религия «попуасов» Индокитая, отрицающая любое поступательное движение. Вовсе нет, те же добродетели, что в христианстве. Универсальные добродетели.
Утро. Сегодня мы идем на пляж. Девушки везде одинаковы: мажутся кремами перед сном, красятся с утра, выдавливают прыщи, стригут ногти, копошатся в сумочки и не могут что-то там найти, крутятся перед зеркалом, когда ты уже давно собрался…
Крутятся диски на смартфоне, композиция Жеки «Играет Дассен». По Beach road, чуть-чуть пританцовывая, мы отправимся на поиски свободных лежаков. «Играет Дассен, кассетник старый поет, и чай со слоном, и пусть весь мир подождет…»
- Lounger, boss?
- О’K.
- Two places?
- Yes.
- Cold beer?
- No, thank’s. I have.
- Anything else, boss? Want to take a ride jetsky?
- No, thank’s, maybe tomorrow.
Когда идешь с тайкой, ты — босс. Что ж, это справедливо, красивая девушка должна подчеркивать статус.
На Патонге, как и на большинстве пляжах мира торгуют всем, что может прийти в голову: едой, напитками, сувенирами, развлечениями, часами, очками, кремами.… Хорошая погода, облачно, лучи ультрафиолета рассеиваются в тучах, задавая телу в ровный не агрессивный загар. Океан освежает – не холодно и не жарко. Nok плескалась, совершенно не умея плавать. Держалась то за мою шею, то за руки. Потом уставшие — на шезлонг. Накрывает драйв, не зря пол года ждал, мотался в командировки по России. Холодная бутылочка пива «Chang», зачетные девочки с Пхукета, красивые татуировки на их спинах… Те, что набивают буддийские монахи. «For good luck», как говорит моя спутница. Всех своих девушек с Банглы (Лейлу, Фэн, Капо, Нок), я запомнил именно по наколкам.
Барбекю-кафе никак не рекламируются, в отличие от многочисленных ресторанчиков для туристов и находятся обычно на окраине населенных пунктов, там, где бараки и недорогое жилье местных жителей. Цены примерно в три раза дешевле и без того невысоких курортных. Это места для тайцев, некая возможность отдохнуть от туристов. Nok привела меня в одно из таких мест экзотики ради. Ангар крытый шифером, деревянные лавки, столы, с очагом посередине – приносят угли, ставят алюминиевый чан, в котором on-line жарятся мясо, рыба, морепродукты и тушится зелень. Удивительное многофункциональное приспособление, за полчаса позволяет приготовить суп, мясо, рыбу и креветки. Кому что по вкусу. Ингредиенты лежат на лотках недалеко от кассы. Обилие соусов, есть мороженое для детей, пиво и тайский ром. Nok любила покушать. Я недоумевал, как это все влезает в ее маленький азиатский желудок. «I’m not eat all day!» — говорила она.
Я испачкал в соусе свою белую футболку и шорты. «I need your clothes. I wash shorts and a t-shirt. Laundry service in my salon. Go!», — звала Nok. Тайцы следят за одеждой, опрятность подчеркивает их статус. Конечно, Nok хотела, чтобы ее парень выглядел на все сто процентов! Будет с высоко поднятой головой проходить мимо подружек, хвастаться хозяину салона, пренебрежительно «фыркать» перед бирманскими девушками – горничными на этаже отеля.
Она тащила меня за руку, обещая foot-massage, пока мы будем ждать стирку. Жаркая ночь над Патонгом, я как будто потерялся. Кто я? Где я? Зачем эта красивая девушка с черными длинными волосами тащит меня за руку. Южное небо, мотобайки, автомобили, неон вывесок массажных салонов, ресторанов, go-go баров – энергия ночи выплескивается в пространство. Покой из хаоса. Кровь закипает. Что я умею? Зачем придуман и сколько мне лет? Кроссовки, асфальт, от которого жарко. Ежедневный, никогда не прекращающийся праздник. Еще пару недель и я женюсь на Nok, уеду в Маха Саракхам, буду собирать рис, зачну детей, глаза непроизвольно сузятся, имя мне будет какой-нибудь Иенг.… Я шел и думал о том, что где-то уже все это видел, откуда-то помню нахлынувшие чувства.
Под свет неоновых огней и равномерный шум кондиционера мы лежали на огромной кровати в номере отеля. С бутылкой холодного пива в руке и раскрошенным соленым арахисом в неровно порванном пакетике. Мы смотрели по TV русские телепрограммы, я переводил ей содержание сериалов или сводку новостей. Сериалы, конечно же, были все про любовь, новости – о деньгах. Что еще может заинтересовать людей? Мы же с Nok думали только о том, как потратить время. И остаться в памяти друг друга навсегда. Мы ходили в Seduction и я показывал ей настоящий European dance, были в Tai Pen-e у лучших танцовщиц go-go, плавали на острова, купались в океане, уворачиваясь от, наверное, ядовитых медуз… Это рис на полях. Это рыбы в воде. Тот, кто хочет смеяться, может смеяться. Тот, кто хочет плакать, может плакать.