vpr : Начало кончал

23:52  21-05-2013
Началось с того, что я проспал свою станцию. Нет, ещё раньше. Это началось утром, когда я понял – мне не хватает душевного тепла. Ни в каком виде.
Во-первых, слетел с подушки двигатель и перебил силовой провод. Когда из-под капота повалил вонючий дым, я уже всё понял. Ещё немного протянув вдоль бордюра свой фиолетово-чернильный Пассат, я заглушил мотор. Вернее, мне показалось, что я его заглушил. На самом деле двигатель уже не работал, и машина шла накатом.
Разверзся капот и я поглядел на синее адово пламя. Горела проводка, горело масло на блоке двигателя, горела ещё какая-то продолговатая хуйня снизу. В салоне не было огнетушителя, это естественно. Я же не идиот какой, и не немец, чтобы возить в машине огнетушитель.
На заднем сидении валяется бейсболка моей дочки. Как потом оказалось – то, что надо. Нет ничего более подходящего для пожаротушения. Несколько минут я боролся с огнём и победил, получив небольшой ожог руки. Всё это время в заднем кармане джинсов безутешно рыдала Nokia.
Во-вторых, я узнал, что жена мне изменяет. Вернее, не я узнал, а она сама мне всё рассказала. «Не переживай, — говорит, — в основном это днём было, когда ты на работе». Наверное, она подумала, что это должно смягчить удар. Но мне почему-то не стало легче.
Я вышел из дома и сел в машину. Потом поехал. Мне надо в офис, но я ехал хер знает куда, не разбирая дороги. Ехал, пока не повалил дым.
В-третьих, ни одна сволочь не хотела останавливаться. Когда мне удалось остановить первую сволочь, она сказала, что без денег на сервис меня не потащит. А я как на грех забыл бабки дома. И документы, кстати, тоже. Наконец нашлась одна более-менее приличная дрянь, которая согласилась оттарабанить меня до ближайшего автосервиса в обмен на номер моего мобильного. Дрянь очень спешила и я чуть не поседел, пока мы доехали.
- Сколько я вам должен?
- Штуку, – отвечает дрянь и поправляет очки на носу.
- Не многовато?
Дрянь пожимает плечами и улыбается.
- Позвоните вечером, я отдам.

Чумазый слесарь со стальным лицом бездушно надрочил ещё четыре штуки за ремонт.
И я пошёл.
Сел на «Войковской» а проснулся в самых натуральных ебенях. Вернее, меня разбудил любезный серафим в серой паре и пилотке с молоточками на кокарде.
- Приехали.
- Куда?
- Коту под муда. В отстойник.
«Прекрасно, — думаю. Самое подходящее место на сегодняшний день».
- Вы куда ехали то? – серафим смягчается душой.
- Как думаете?
- Я не думаю, я спрашиваю.
Я не отвечаю и иду в сумерки. Серафим прицельно накидал мне в спину каких-то слов, но я уже ничего не мог разобрать.

***
Иду долго, минут двадцать. Под ногами гравий и что-то отползающее в сторону. Впереди тьма, позади жена с чужой спермой на голых грудях, перебитый силовой кабель и недовольство в офисе.
- Стой! – слышу я и останавливаюсь. И потому что испугался, и потому что надоело идти. Нутром чую – совсем рядом душевное тепло. Стою и прислушиваюсь к темноте, больше не к чему. Повелевший стоять молчит, я тоже. Слышу впереди какую-то возню и перебираю внутри себя: — «Дева Мария, Господь с тобой…» и так далее.
- Ты Пасечкин? – спрашивает Некто.
- Так точно.
Я слышу, как Некто шмыгнул носом. Шмыгаю в ответ. Опять мы молчим, а потом снова из темноты:
- Пасечкин?
- Что?
- Ты знаешь, что тебя уволили?
- Нет.
- Как это нет?
- Теперь знаю, — говорю.
- А знаешь, за что?
- Я сорвал сделку на сто штук и не отвечал на звонки.
- Почему?
- Был не в себе. Жена, сука…
- Разве не об этом ты мечтал?
Я сильно думаю, но не могу вспомнить, мечтал ли я о чём нибудь вообще в последнее время. Самая последняя из мечт была про Ауди А8. О чём и докладываю Некту.
- Ты же свободы хотел, разве нет?
- Дык…
- Хотел или нет?
- Кто ж не хочет…
- Речь о тебе! — отрывисто тявкает Некто, уже весьма грозно и громко. Столбенею, как внезапно обосравшаяся суриката.
- Да! – почти кричу.
- Так получи, — мягко отвечает темнота.
- Это… мне хотелось не так…
- Ты зависим, Пасечкин. Твои предрассудки давно взяли над тобой верх. Зачем тебе А8?
В голове отравленными тараканами беснуются выдержки из глянца: «новые стандарты, удобство трансмиссии» и прочее. Переминаюсь, подбирая правильные слова.
- Ну?
- Шедевр модельной линейки, — полушёпотом цитирую я, понимая, что сказал хуйню.
- Для чего тебе шедевр? Свою жопу возить?
- Ну, как бы… приятно…
- Приятно по траве босиком ходить, дурень.
Мы снова молчим. Неведомо о чём думает Некто, а я думаю про траву, влажную от росы. Пробую сравнить с удобством трансмиссии и повышенной управляемостью. Пытаюсь расшатать устои и повалить их в траву. Но устои всё равно склоняются в сторону железного коня из Ингольштадта.
- Ну?!
- По траве лучше, – вру я.
- Так чего не ходишь?
- Иногда хожу. На даче. Больше негде. В офисе травы нет…
- В офис тебе уже не надо. Так что пользуйся моментом.
Меня гнетёт мыслями, и я молчу, уткнувшись в себя.
- А зачем тебе жена Вяземского? – неожиданно меняет тему Некто.
«Вот сука, — думаю, — всё про меня знает. Интересно, откуда?» Представляю жену Вяземского, бегущую босиком по влажной траве. Потом её же на заднем диване новенького Ауди. На Вяземской чёрные чулки, вечерний макияж и больше ничего. Её губы раскрываются и она шепчет: — «Возьми меня, Иван».
Тьфу! Проклятая жена Вяземского позавчера сказала, что не может жить без меня, но без своего мужа тоже.
- Люблю её, — отвечаю Некту. – И она любит. У нас взаимное, без всяких там…
- Точнее, Пасечкин.
- У неё ноги красивые. И она мне даёт то, что… даёт мне то, что… в общем, нам хорошо. Это интимная тема. Я не собираюсь тут в темноте обсуждать такие вопросы, короче…
- А придётся, — нагло отвечает Некто.
- Меня смущают подобные разговоры…
- А тебя не смущает, что твоя любимая Вяземская периодически отсасывает у своего мужа? Или постанывает стоя на четвереньках, а? Нет, не смущает?
Представляю, как Вяземская сосёт у Вяземского, и при этом нагло постанывает. Меня смущает, и я умоляющим голосом прошу Некту:
- Давай лучше про траву…
- Про траву ты уже соврал.
- Я буду говорить правду. Обещаю. Давай про траву.
Некто снова шмыгает. Я слышу, как он чешется и ерошит волосы. Ходит, взад-вперёд шурша камушками.
- Хорошо, давай про траву.
- Лучше не надо, — вовремя соображаю я. – Про траву я точно совру. Ну, было… всего несколько раз. Но я завязал. Честно.
- Хорошо. Кстати, где берёшь?
- На Черемушкинском… брал…
- У Атабека?
- У Атабека.
- Не бери у него.
- Чего?
- Он блант с фенциклидином бодяжит. Для детей вредно.
- При чём тут дети?
- Я твою дочку имел в виду.
У меня мгновенно пересыхает в глотке.
- А… о… — всё, что я могу выдохнуть вместо слов.
- Ворует. Не замечал? – раскатывается по темноте голос всезнайки Некто.
Теперь моя пасть наполняется слюной, как после тяги. Я сглатываю и мычу не доеной коровой. Не знаю, что сказать.
Некто теперь ходит вокруг меня кругами, но я его по-прежнему не вижу. Только слышу, как гравий шоркает у него под ногами. Наконец, обретаю дар речи.
- Давно?
- Что?
- Давно? – повторяюсь, как вусмерть запиленный CD.
- А давно ты с ней разговаривал?
- Сегодня.
- О чём?
Я вспоминаю утро. Кухню. Чашку с аромоксамитом. Заносчивый взгляд серых глаз и крашеную чёлку. Мне на глаза наворачиваются слёзы умиления, темнота плещется, словно полночные волны на берегу моря. Давлю из себя слова, как засохшую зубную пасту из тюбика:
- Сказал «пока», когда в школу уходила.
- И что она ответила?
- Ничего. Ушла и всё.
Некто останавливается где-то в правой стороне темноты. Там, где он был в самом начале. Мне хочется шелеста гравия, звуков. Но ничего этого нет.
- Вот и ты иди, Пасечкин.
Делаю несколько осторожных шагов, ускоряюсь и, в конце концов, перехожу на бег. Голос Некто отражается от бетонных стен и ударяет меня в спину:
- Ну, и на хера тебе А8?
Я слышу его хохот, который сопровождает меня до самого выхода из тоннеля.
Естественно, что в конце тоннеля я вижу свет. Охренеть, как банально, но на то он и тоннель.
Чем ближе к выходу, тем крепче во мне решимость, слёзы и сопли давно расплескались по гравию где-то позади меня.
Пока бегу, думаю о том, что ебал я шастать босиком по траве. Думаю о том, что дочку надо бы выпороть, а жену побить. И обязательно узнать у Вяземского, постанывает ли его жена. Впрочем, Вяземский скорее всего соврёт, сука такая. Да если и постанывает – невелика беда. И ещё думаю о том, что завтра меня и вправду могут попереть с работы. Хер там! Не попрут! В прошлогодней командировке проститутки намутили с зама четыре косаря «представительских», и он в курсе, что я в курсе. Я ему намекну, и пускай он за меня на завтрашнем совещании жопу выворачивает.
Ныряю из темноты в прозрачный воздух, вижу звёзды над головой, надуваюсь брутальностью, смелею. Разворачиваюсь к чёрному полукругу отстойника и на выдохе ору что есть силы:
- Будут тут всякие жизни учить! Да пошёл ты в жопу!