Рабонах : Голавель Эйнштейн

В выходной день, когда домашние ушли на шопинг, тратить деньги на всякое ненужное гавно, я решил с интересом провести досуг.

Передо мной стояли три возможных варианта дальнейшего развития событий:

а) Напиться в одиночку до свинского состояния, включить Высоцкого погромче и плакать, а потом уснуть;

б) Погонять шершней, которые свили гнездо на соседском балконе бадминтонной ракеткой, найденной на бадминтонной площадке, возле рыхлой женщины средних лет, разбитой внезапным как гром среди неба приступом инсульта.

(Она лежала на травке, вытоптанной поколениями бадминтонистов и хрипела. Правая половина ее некрасивого рта подергивалась и подрагивала...) ;

в) Пойти в заповедные плавни, и, там, нарушая закон о ловле рыбы в нерестовый период, позабавиться ловлей голавелей;

Я люблю голавелей. У них большие и красивые рты, губы довольно крупные, бежевого цвета...

По дороге в заповедные плавни ничего хорошего не произошло. В маршрутке воняло колхозниками и пахло бензином.

И вот я в заветных заповедных плавнях. Вот она заветная затока, с деревьями, покрытыми весенней листвой, кокетливо склонившимися над прозрачной водой, в которой затаились голавели.

Вот. Вот они, стоят стаей. Голавели.

В центре крупняки, посредине средние, по краю мелкие и шустрые малыши…

Ну я вам сейчас блядь!

Насадив на крючок майского жука с заботливо оборванными надкрыльями, забавно сучащего ножками в предсмертной конвульсии, забросил наживку прямо им под морды.

Вначале, как всегда, к жуку поспешили самые мелкие. Я осторожно выдергивал жука у них из-под морд, чтобы сберечь его. После подошли середнячки, но надо было большого голавеля.

Люблю больших голавелей.

Наконец один из больших и матерых голавелей заинтересовался, подплыл, и с громким, отвратительным звуком заглотил жука. Я подсек голавеля и после волнующих мгновений вываживания схватил его под скользкие жабры.

Я взглянул в его прекрасные, проницательные глаза, взгляд голавеля был умный, величественный и приветливый, как на фотографии Эйнштейна, где он показывает язык.

- Е равно эм це в квадрате, — сказал я Эйнштейну. Он судорожно задергался, как бы пытаясь опровергнуть, но не тут-то было!

- Эс равно два пи эр в квадрате, жидяка! — и я оглушил Энштейна ударом о деревце, стоявшее неподалеку от меня, с деревца посыпались соцветия увядающих лепестков. Скоро лето… Природа берет свое...

Тут вдруг на другой стороне протоки, привлеченные математическими формулами, из зарослей вылезли два рыбинспектора — невысокие, красномордые и недобрые.

- Ану-ка стой! — еще чего! Я буду стоять, а вы руки скрутите и оштрафуете! Счас блядь я вам сдамся!

И ухватив Эйнштейна за могучий хвост я бросил его в рыбинспекторов целясь в их пахи и стремглав убежал.

Вдали слышались их злобные голоса, проклинающие меня. Да пусть проклинают, главное, чтобы не догнали.

А вокруг лето вступало в свои права. Было зелено и радостно.

Пойди поймай меня! Я вам не Эйнштейн!