bjakinist. : Петр Тодоровский

Эту весну начинаешь суеверно бояться. Уже третий крупнейший мастер нашего кино ушел. Причем все это были не просто большие художники, но и нравственные авторитеты. Оставляют нас каким-то пупкам, кои пытаются внушать (неплохо вкушая) начатки «морали» и «патриотизма» «оборзевшему» обществу…

Кажется, Петр Тодоровский — один из последних в нашем кинематографе и искусстве вообще, кто мог авторитетно, на правах свидетеля и участника, рассказать о времени, которое с легкой руки Э. Лимонова называют «великой эпохой» и таковой (в меру своего интереса, вкуса и разумения) желают публике представить сейчас.

Тодоровский менялся вместе со страной и со временем, чутко ловя «ветер перемен». Я вот думаю: показать бы его «Интердевочку» героям «Анкор, еще анкор!» Сталинские вояки подумали бы: про марсиан, а ведь все эти перемены, как и оба фильма, вместила душа режиссера!

Конечно, военная тема — точнее, тема военного поколения — главная у Тодоровского. К ней возвращался он как к некой формуле, как к ключу, которым пытался открыть странную тайну «советскости», что была неотъемлемой частью его поколения.

Понимаете, в этой самой «советскости» ведь есть свое обаяние — обаяние равенства и мечты о человечности, ощущение общей жизни. Как говорил, кажется, Б. Брехт: «мир должен быть хорошим». Вот этой уверенности, этой чистой наивности мы лишены теперь напрочь — скорее, уверены в обратном. Но Петру Тодоровскому «советскость» его героев позволяла снимать теплые, «душевные» и «жизненные» фильмы, иногда на грани мелодрамы, которые любили и высоколобые, и простая публика. (Лучшее здесь — «Военно-полевой роман»).

Герои Тодоровского — хорошие обреченные люди, Почему я и вернусь к «Анкор, еще анкор!», на мой вкус, к его главному фильму. В нем еще не очнувшиеся от эйфории победы победители вдруг поняли, что остались (точнее СНОВА стали, что еще тяжелей) осударевыми холопями. Эту штуку со своими защитниками российская государственная машина проделывала не раз. Было то и в 1812, и в 1945 году. Какие бессильная злость, обида, отчаяние читаются в глазах В. Гафта — Полковника! Немудреной вроде бы историей о «незаконной любви» в дальнем гарнизоне Тодоровский подвел зимой 91 — 92 гг. черту под главным заблуждением своего поколения. Рухнувшая только что советская система обнажила свою рабовладельческую суть.

Но и тогда смена идеологических декораций не привела к сущностным переменам в отношениях государства и общества. И вот нам уже откровенно внушают приоритет «государственных интересов» (на самом деле, интересов определенной касты) перед достоинством и правами любого другого отдельно взятого человека. В конечном счете, государство еще узкокорыстней, чем прежде, восстанавливает свое право быть неблагодарным, быть, «если надо», бесчеловечным.

Вот почему Петр Тодоровский — крупный мастер, много правды сказавшей о своем времени — остается актуальным, злободневным и в чем-то весьма неудобным художником.

Спасибо ему!

26.05.2013