Михаил Соловьев Иркутск. : Молоко Матери

Очень хотелось есть, но сил почти не оставалось. Живот противно урчал, требуя материнского молока. Шли вторые сутки, а перед глазами медвежонка еще стояла картина вывалившейся из чащи бурой туши и сестренка, безвольно повисшая в окровавленной пасти. Мать не успела ничем помочь и в приступе отчаяния откинула сына лапой в кусты. Медвежонок не знал, что нападавший — его отец. Для него пока еще весь мир был одинаково опасен и интересен. Однако в голосе матери слышались такие нотки, что он не решился останавливаться и убежал на дневную лежку.
Мать не вернулась, а непреходящее чувство голода не давало малышу сосредоточиться. Откуда ему было знать, что вырасти он до взрослого медведя, и ему пришлось бы в неурожайный год охотиться на сородичей. Камчатская зима хоть начинается поздно и достаточно лояльна к своим обитателям, но в конечном итоге не жалует никого. Так что медвежата для отцов, которые никогда не занимаются воспитанием потомства, — добыча лакомая. Впереди же у медвежонка была лишь голодная смерть, но он не знал и этого, пытаясь обмануть судьбу.
Свежий ветерок неожиданно донес знакомый запах материнского молока. Это было лишь дуновенье, но малыш безошибочно угадал направление и пошел через густые заросли.
Запах усиливался. Источающая аппетитный аромат, медведица сильно напоминала запахами мать.
Голод с новой силой пришпорил медвежонка, и он вывалился на пляж в нескольких метрах от огромной медведицы, которая кормила годовалых сына и дочь. Визгливо крича, он понесся к ним по речной гальке.
Троица от неожиданности вздрогнула, а ведомый голодом и запахами сирота почти достиг своей цели, но был отброшен жестким ударом лапы.
Его здесь не ждали. Медведица, правда, смутилась знакомому запаху от коричневого комочка, но инстинкты не позволяли принимать решение в ущерб семье.
Малыш обиженно пищал — удар лапой оглушил его, спутал мысли, и даже голод отошел немного на второй план, уступая удивлению.
Хотя в природе случайностей не бывает. Эта медведица в прошлом году уже потеряла одного сына, случайно задавленного в схватке, и теперь у нее остались девочка и мальчик. Что-то смутило ее в появившемся малыше. Его запах был знаком, и в памяти всплыл почти забытый сын, так же неподвижно лежащий на пляже.
Малыш пищал. В голосе звучало все страдание брошенного голодного ребенка. Порыв, что привел его на запахи, угас, и вновь навалилась беспощадная слабость.
Медведица ощерилась снова, но это было недопонимание. Не мог ее погибший сын вернуться спустя целый год.
Дочь, насытившись, вывернулась из-под материнского бока и весело побежала к пищащему маленькому комочку. Событие казалось ей интересным, и необходимо было детально рассмотреть, кто же это нарушил покой. А медвежонок уже не завывал, а лишь слабо скулил на разогретой солнцем гальке. Годовалая девочка была крупней его раза в три. Обнюхивая внезапного гостя, она наклонилась. С морды ее еще текло молоко и, изучая плачущего малыша, она сильно его перемазала.
Медвежонок, уловив такой желанный запах, взвыл с удвоенной силой. Вздрогнула на секунду задремавшая на солнышке мамаша и, поднявшись на лапы, пошла по пляжу к завывающему малышу. Обнюхала. Сомнений быть не могло. Запах знаком — от него еще пахло ее молоком.
Инстинкты взяли свое над звериной логикой-практичностью, и ей теперь было неважно, что лишний рот в семье уменьшает шансы пережить зиму. Это был ее сын, пропавший в прошлом году, и он вернулся.
Повалившись на бок, медведица толкнула бурый комочек лапой, мол, давай, ешь, хватит орать.
Малышу повезло. Не в правилах семьи брать приемышей кем бы они ни были, но сыграла свою роль прошлогодняя ситуация с утерей медвежонка и было еще кое что. Погибшая в схватке мать малыша и развалившаяся сейчас на пляже медведица были родными сестрами и провели две зимы в одной берлоге. Запахи «тети» и «племянника» завершили начало этой истории, позволив малышу выжить.
А вот насколько была эта отсрочка?
Новую жизнь можно было теперь даже называть идиллией, если бы не годовалый медвежонок. Малыш служил ему и футбольным мячом, который тот катал по пляжу, он точил об него зубы, вырывая ради потехи шерсть из боков. Медвежонок, правда, пытался огрызаться, но «брат» еще больше расходился.
Чуть позже приемыш научился прятаться за «сестру». Та опекала его, как могла, да и новая мать проводила с ним много времени. Ее переживания можно было понять. Вернувшийся сын был таким маленьким и слабым. На дневных переходах он всегда отставал, сковывая движения семьи, а в реке его просто сносило течением и приходилось ждать, покуда он выберется.
Несколько раз малыш даже отказывался заходить в реку, и тогда сестра возвращалась к нему, ложилась рядом, и тот сразу к ней прижимался, чтобы согреться.
Все шло хорошо. Приемыш отъедался, и шерсть его снова приобрела блестящий оттенок. Он даже стал огрызаться на игры сводного брата, но весовые категории непременно оказывались разными, и малыш находил себе защиту под боком у матери-сестры или под кустом.
Шли дни. Сиротка и его новая семь вели размеренную жизнь, кормясь, играя и отсыпаясь. Они наслаждались коротким камчатским летом. Малыш любил валяться рядом с мамашей и щуриться на ласковое солнце, раздувая ноздри. В такие минуты ему казалось, что время остановилось, а идиллия бесконечна. Но впереди была зимовка, и мать снова шла ловить рыбу. Иногда на берегах реки собиралось до десятка зверей. В такие минуты напряжение нарастало. Сегодня в воздухе тоже витало нечто. Возле воды уже собралось около двадцати медведей и обстановка становилась неспокойной.
Внешне ничего не поменялось, но узкие глазки зверей ощупывали каждый сантиметр и постоянно принюхивались, вытягивая морды. Каждый, как мог, ловил рыбу, а сиротка уснул под кустом, укрывшим его от сводного брата.
Медвежьи сны не изобилуют разнообразием, но именно сегодня вместо умиротворяющих картинок ему привиделась оскаленная пасть, нависшая над ним в грозном порыве.
В это время на воде развернулась небольшая война. Две мамаши, гоняясь за рыбинами, столкнулись на косе, и завалились, упустив добычу. Раздражению их не было предела и, встав на задние лапы, они ревели-щерились, но схватки не получилось — у каждой за плечами оставалась семья, и не было резона рисковать. Сорванная рыбная ловля сильно раздосадовала противницу матери сиротки, и она пошла на берег.
Малыш в это время вывалился из-под куста и под впечатлением от сна катился сейчас колобком к берегу, так до конца и не проснувшись.
На самой кромке воды его путь пересекся с выбирающейся из воды озлобленной соперницей матери. Подняв глаза на рев, он неожиданно увидел картинку из сна: оскаленную медвежью пасть и огромные желтые зубы. Малыш зажмурился и почувствовал, как что-то хрустнуло у него в районе лопаток. Взлетев в воздух, он еще надеялся, что это игра, но жесткая хватка переломила его как ветку.
Он еще слышал угасающим сознанием рев матери, несущейся на выручку, и смог, наконец, без страха посмотреть на бурые туши, схватившиеся на краю реки.
Боли не было, и малышу показалось, что он просто засыпает, и когда снова наступит утро, он встретит его с семьей. Последним его видением было камчатское солнце.
Боль утраты оказалась сильна, и медведица, зализывая полученные в схватке раны, с надеждой глядела на коричневый комочек.
Она трогала его мордой и лизала угасшие глаза, но малыш так и не пошевелился. Тогда она завыла, но мир уже катился дальше. Шел в реке на нерест лосось. Медведи, собравшиеся в воде, продолжали кормиться, не обращая внимания на горестный крик матери. А тот, кому было суждено погибнуть, погиб, лишь немного отсрочив предначертанное.


10.09.2010 г.
г. Иркутск