Domestos : Врачи-убийцы.

Вы — студент. Вам крупно повезло.
Вы учитесь в престижном университете, у Вас появилось много новых знакомых, среди которых Вы чувствуете себя комфортно и уверенно.
Вы учитесь прилежно, не забывая при этом и о личной жизни, иногда гуляете с друзьями, ведете творческую жизнь.
Вы изучаете много новых и интересных предметов, мало спите и становитесь озлобленным. Ваши соседи по комнате в общежитии — мудаки и неадекваты, но Вы все равно милы с ними и смеетесь над их идиотскими шутками. Вы копите злобу. Вы все еще живете в облаке ненависти к знакомым, к одногруппникам, к злобным преподам, к родителям, которые спрашивают Вас в смс, как прошел Ваш гребаный день и все ли у Вас хорошо. Конечно же, Вы отвечаете, что все, как обычно, хорошо. Каждый раз, когда Вы возвращаетесь из университета в общежитие, приветливо улыбаясь вахтерше тете Насте, Вы надеетесь, что Ваша комната окажется пуста, и Вы сможете спокойно отдохнуть. Каждый раз Вы открываете дверь и натыкаетесь на тупой жизнерадостный смех.
У Вас нет настоящих друзей. И Вы прекрасно понимаете, что начнись у Вас серьезные проблемы — Ваши веселые знакомые легко забудут Вас.
Вы начинаете учиться все хуже и хуже, и преподаватели начинают обеспокоенно интересоваться, все ли у Вас хорошо. «Да, конечно, у меня все хорошо», — лжете Вы.
В конце концов, Вы не выдерживаете. Вы устаете смотреть на окружающее — на беззаботных, не замечающих ничего вокруг людей, растворяющихся во мгле безысходности. Вы устаете слушать их пустые рассказы о клубах, девушках и парнях. Стараясь побороть внезапно подступивший к горлу тошнотворный ком, Вы выбегаете из практикума. Вы бежите по коридору, согнувшись, и пестрый линолеум под Вашими ногами превращается в глухую кашу афферентных импульсов. Кажется, Вы весь превратились в биение Вашего сердца — оно стучит в Вашу голову, стучится в Ваше сознание, ни на секунду не переставая переливать Ваше тело волнами тупой тошноты.
Вы не здороваетесь со знакомыми, про себя посылая их нахуй и желая им мучительной смерти.
Вниз. Лестница, перила, серые ступени. Пустой холл. Тяжелая обшарпанная дверь едва позволила Вам выбраться наружу. Вы пробегаете, шатаясь, еще около ста метров по грязной бомжистой улочке и спускаетесь с прохладу метро. Кажется, полегчало. Вы дожидаетесь поезда и заходите в грязно-синий вагон. Он трогается, Вы поднимаете голову и оглядываетесь. Слишком много лиц, слишком много живых людей — Вы не выдерживаете и выходите на следующей станции. Вы считаете деньги, оставшиеся в Вашем кошельке после вчерашнего. Осталось немного, но на билет хватит. Должно хватить.
Вы поднимаетесь на поверхность и садитесь в душный автобус, пряча взгляд. Сейчас надо просто немного потерпеть — вокзал через четыре остановки.
За тусклым окном, перепачканным брызгами отвратительной дорожной грязи, мелькают грязные дома, мерзкие люди. Вы пытаетесь думать о чем-нибудь хорошем, но ничего подходящего не всплывает в Вашей памяти — только учеба, дом, работа, ничтожная зарплата. Оглянувшись на свою жизнь, Вы чувствуете лишь боль и досаду, а мерзкий тошнотворный ком подбирается все ближе к глотке. Тогда Вы начинаете кусать губу — до крови, ощущая ее теплый солоноватый вкус — и это Вам помогает.
«Железнодорожный вокзал». Вы выбегаете из автобуса, стирая кровь с подбородка и пряча взгляд. Главное — дотерпеть. Вы заходите в здание вокзала, провожаемый тупыми взглядами охранников и желаете смерти их детям.
Кассы. Очереди не оказалось. Вы покупаете билет на ближайший рейс до N. Бежите на перрон и одним из последних забираетесь в вагон. Вы находите свое место и садитесь. Боковушка. Вагон трогается.
Вокруг по-прежнему люди: бабки с маленькими капризничающими внуками, хмурые люди с наколками на пальцах, морщинистые старики, напыщенные молодящиеся дамы за тридцать, артритичные старухи, жирные диабетики, наркоманы и пидорасы. Это невыносимо. Вы встаете, уходите в дальний конец вагона в курилку. Там стоят двое. Они курят и разговаривают на украинском языке.
Это стало последней каплей.
Люди, такие ничтожные, жертвы собственных иллюзий, тщетно молящие своих мертвых языческих богов о счастье и деньгах — прежде всего деньгах, ибо они ведут к счастью — не заслуживают права существовать. Нет никакой судьбы, нет никакого смысла в их жалких жизнях, никакого предназначения для каждого из них нет. Как слепые, они натыкаются друг на друга, и это — их единственное подобие провидения, их единственная иллюзия смысла.
Вы не выдерживаете.
Вы вспоминаете, что учебник по фармакологии достаточно тяжел. Вы вспоминаете схему кровоснабжения мозга и патофизиологию его сотрясения.
«Курение вредит Вашему здоровью», — поучительно заявляете Вы этим двум со всем авторитетом мирового медицинского сообщества.
Учеба не прошла для Вас даром — Вы достаете темно-зеленый потрепанный том, размахиваетесь и наносите удар тупым тяжелым предметом. «Vulnus contusum, commotio cerebri» — проносится в Вашем сознании. Второй мужчина — лет сорока пяти, с пальцами, похожими на барабанные палочки и красноватыми недоумевающими глазами. Вы наносите удар ногой в пах, мужчина складывается пополам и падает. Сигарета выпадывает из его мохнатых пальцев, роняя пепел. Вы добиваете его багроватым томом фармакологии. Вы еще раз благодарите свой университет.
Теперь Вы свободны, потому что Вам уже нечего терять. Вы чуть улыбаетесь. Вы смотрите в окно на проносящиеся мимо сосны, и виднеющееся где-то над ними желто-голубое небо в редких облаках и невозмутимо сияющее вечернее солнце. Сквозь чуть приоткрытое окно Ваши потрескавшиеся губы обдувает ветер — Вы хотели бы остаться стоять вот так, с красно-малахитовым томиком фармакологии в левой руке, пока поезд не остановится и ветер не перестанет.
Но открывшаяся дверь вагона заставляет Вас вздрогнуть и резко обернуться. Никого. Тут кто-то задевает Ваше колено — маленькая девочка пытается перешагнуть через трупы и проникнуть в туалет. Вы испуганы и сконфужены, но алый томик в левой руке будто все решил за Вас сам.
Теперь надо думать, как избавиться от трупов — и как можно скорее. Маленькую девочку можно выбросить через окно. Да, Вы сможете протолкнуть ее. Вы — будущий детский врач, и прекрасно знаете, насколько гибко детское тело.
Один из мужчин пошевелился. Теперь том фармакологии запачкан в крови полностью и очень скользок. Вам становится жалко книгу, но Вы концентрируетесь на решении проблемы с трупами.
Вы вспоминаете, что носите с собой топор для разделки мяса — просто Вам казалось, что однажды он сможет Вам пригодиться.
Вы открываете дверь туалета, нажимаете ногою на педаль, шум поезда становится отчетливее. Мертвые мужчины по частям падают на шпалы, пачкая траву кровью.
Что-то изменилось в Вас. Полусумрак поезда кажется Вам началом чего-то приторного, возвращением к чему-то мерзкому.
Вы смотрите в окно. Кроме чуть потускневшего солнца, ничего не изменилось. Те же сухие сосны, то же сухое небо.
И вдруг все становится оглушительно ясным. Вы усмехаетесь самому себе — насколько недогадливы Вы были и наивны. Все становится на свои места. Medice, curo te ipsum. Очевидное решение, напрашивавшееся годами и которого Вы нарочно не замечали. Глупец, Вы терпели все это, когда выход был совсем рядом, спасительное средство всегда было в Вашем кармане.
Вы взламываете замок двери — это не так легко, но, в конце концов Вам удается — и открываете ее. Резкий поток воздуха бьет Вас и Вы делаете шаг.