brunner : ветер, море, ром и женщины

21:47  19-06-2013
Альварес развратничал направо и налево, и к тридцати годам он заработал славу самого распутного тридцатилетнего мужчины во всём Сантьяго. Распутством обыкновенно больше грешат молодые и к двадцати пяти-двадцати семи более или менее остепеняются, иногда женятся и заводят детей, иногда пытаются уехать к заветным берегам Флориды. Женитьба Альвареса была направлена на то, чтобы исправить этого бабника.
Невесту звали Хуанита. Это была кареглазая высокая красотка, кожа её отливала миндальным цветом, а на плечи волной ниспадали угольные волосы. Хуанита была болезненно худа, но при этом имела отличный бюст, чем и привлекла внимание бывалого распутника. Альварес, которому только исполнилось двадцать шесть лет, соблазнил скромную девушку (а она действительно была скромна, что на Кубе в наши дни редкость), и решил сделать её своей женой. То ли это она уговорила его, то ли он действительно подумал, что, дескать, пора уже остепенится старому кобелю – неизвестно. Известно, что сыграли размашистую свадьбу, на которой гостям подавали «кока-колу» и жвачку в качестве деликатесов. Кстати, на свадьбе, было, Альвареса чуть не застукали с подружкой невесты, уединившихся под праздничным столом, но увидевшему их официанту посулили щедрое вознаграждение в виде шести бутылок «кока-колы»; так было куплено золотое молчание бронзового юноши-официанта, вечером обрадовавшим свою жену и ребятишек импортной газировкой.
Тем временем, Хуанита забеременела. Она справедливо полагала, что рождение первенца угомонит Альвареса и позволит навести порядок в покоях молодых супругов. В самом деле, кривая измен неуклонно пошла к нулю. Альваресу нравилась роль молодого отца; он гордо озирался по сторонам, выбирая детскую кроватку, и расплачивался долларами, покупая американские игрушки из-под полы, правда затем недвусмысленно подмигивал продавщице, намекая на то, что они могли стать ближе друг к другу.
Альварес окружил Хуаниту любовью и заботой; каждый день он делал ей свежевыжатый апельсиновый сок и завтрак. Почти всё время, что Альварес не был на работе (он трудился на фабрике по производству часов), он посвящал жене. Она была очень рада, видя, как раньше пускавший слюну на любую юбку муж превращался в скромного тихого семьянина.
Родился первенец. Мальчика назвали Пабло, в честь отца Альвареса. Говорили, что маленький Пабло был похож на Альвареса; на улицах Сантьяго сразу же распространился анекдот, что, мол, первую девчонку Пабло соблазнил ещё в роддоме. Существование нового живого тельца в своём жилище положительно повлияло на молодого папу. С одной стороны. С другой же Альварес стал терять товарный вид: у мужчины появилось брюшко, а на голове сквозь некогда шикарную шевелюру стала пробиваться лысина.
Теперь он не гонялся за каждой симпатичной шлюшкой, готовой отдаться за пачку американских сигарет, теперь его больше интересовали спортивные результаты, да история нашего человечества, после жены и ребёнка, конечно. Друзья и знакомые, с которыми он так часто развратничал пару лет назад, не узнавали Альвареса. Они советовали ему заняться собой, и он шёл в спортзал, но после пары занятий бросал это дело. Они вывозили его на рыбалку, чтобы как-то развеять старого приятеля, но там Альварес лишь любовно жаловался о бессонных ночах (в том числе и из-за страстной супруги).
Хуанита же была очень довольна собой. Её главная задача – остепенить Альвареса – была выполнена. Эта девушка с возрастом (ей исполнилось двадцать) только становилась краше. Волосы цвета вороного крыла её приводили мужчин в восторг, а кожа оттенка сливовой косточки восхищала. В поведении Хуаниты чувствовалась грациозность; её движения были размеренны и плавны, слова тщательно взвешены и обдуманы. Из девушки она постепенно превращалась в женщину.
Альварес же толстел и толстел, менялся прямо на глазах. Его волосы редели, и вскоре голова Альвареса стала похоже на просто волосатую репу. Вечером он стал пропадать в барах, и там напивался вдрызг. Раньше, вздыхали старые приятели, Альварес мог выпить галлон рома и не икнуть (этим он и привлекал девушек), а теперь со стакана становился пьяным и раздражительным. Он всё чаще падал в обморок, сопел поднимаясь за своим брюхом по лестнице. Налегал на жареное и мучное, что также негативно отражалось на здоровье. Его лицо приобрело зеленоватый оттенок, а губы посинели и стали походить на губы мертвеца.
Бывший распутник оставил нас. Альварес умер в возрасте тридцати лет. Пабло стал сиротой, и о нём стал заботиться брат Альвареса, Хулио. Хуанита начала носить чёрное платье, и, кажется, наслаждалась ролью вдовы. Друзья безутешно вздыхали о том, какого человека потерял этот свет, но тотчас же вспоминали, как сильно изменился Альварес за последние годы.

Через несколько месяцев после смерти Альвареса, я поступил на его место на часовую фабрику. Я был начинающим писателем, но, как известно, писатели на Кубе тоже должны работать. Зарплата моя равнялась примерно десяти зелёным в долларовом эквиваленте. Работа была непыльной и заключалась в контроле готовых часов. Я должен был сидеть на заднице за столом (бывшем столе Альвареса) и проверять уже произведённые часы на предмет дефектов и царапин.
Кабинет мне перешёл в захламлённом состоянии, поэтому я вынужден был сделать генеральную уборку помещения. Я выстирал занавески, выбросил зачахший фикус и помыл полы. Когда я вытаскивал документацию из ящиков стола, наступил вечер. Я бросил свой взгляд на стрелки часов, и они сообщили мне, что уже девять. И я заметил ещё кое-что. Стрелки светились. Разобрав часы, я увидел предмет, заставлявший их издавать свечение. Это был небольшой цилиндр, сделанный из какого-то неизвестного мне металла.
На следующее утро я принёс счётчик Гейгера, и он показал, что найденный мной метал радиоактивен. Это многое объясняет в истории про Альвареса, — подумал я и стал копать ещё глубже. Я пришёл в дом Хуаниты. Стоит отметить, что я был поражён её красотой; мне показалось, будто траур делал её ещё прекрасней. За чашкой чая Хуанита очень мило со мной побеседовала, но я не узнал ничего дельного.
Избавившись от радиоактивного металла, я зажил привычной жизнью, в которой было место лишь рому и литературе. Работой я занимался, признаться, спустя рукава, но там я находил идеи для своих рассказов, которые вряд ли кто-то прочитает ещё ближайшие лет двести.
В течение месяца смерть Альвареса активно обсуждали на фабрике. Нечаянно я услышал, что будто Альварес соблазнил сестру Хуаниты, а та в него влюбилась и покончила с собой, узнав, какой Альварес бабник на самом деле. Я пошёл на городское кладбище и действительно установил, что годы жизни недавно умершей некой Марии, имевшей одну фамилию с Хуанитой, печально коротки.
Я не хочу ничего утверждать, но как писатель я придумал сразу же красивую историю, в которой есть любовь, измены, самоубийство и месть. Месть изощрённая, на которую способна только умная женщина, подобно Хуаните. Я предполагаю, что это она подбросила радиоактивный цилиндр в часы Альвареса, а тот не заметил свечения из-за того, что старался не задерживаться допоздна на работе и сразу бежал к любимой жене и сыну. Любовь убивала его в прямом смысле этого слова.
Мне интересно как Хуанита воспитает Пабло. В ненависти к отцу? В почтении? Скажет ли она на смертном одре правду, о том, что убила мужа? Ответы на эти и другие я могу лишь домыслить.

Сейчас мне двадцать восемь лет, и я провожу своё время всё также – пью ром и потихоньку читаю русских классиков. Море и ветер дополняют друг друга и продукт их взаимодействия – морской бриз – обдувает гранит могилы Альвареса, которую я нашёл в чрезвычайном запустении.


Энрике Сориано, Сантьяго, 1984 г.