Мишка Валеев : Вирус Сартра

На фасады зданий, крыши домов и статуи древних богов опустилась полуночная тьма, изредка прорезаемая светом от фар автомобилей и лампочек уличных фонарей. Странное существо дрожащей рукой достало из внутреннего кармана чёрного пальто сигарету. Оно стояло на пересечении двух переулков, достаточно узких из-за стоящих по сторонам машин, которые всё же не мешали гулять холодному ветру. Существо обыскало себя в поисках зажигалки и выудило её из кармана поношенных джинсов, однако дар Прометея никак не хотел показывать себя лицом. А всё из-за метели, которая обжигала мелкими частичками снега бледное лицо и, задувая в отвороты одежды, пробиралась к каждой ниточке сухожилий и мышц.
Щелчок, щелчок, ещё щелчок. Когда же орлы, наконец, полетят спать на ветках? Опять щелчок… Контакт, затяг, клубок тумана. А тьма и так туманна. Ведь под покровом ночи возможно всё. Страхи материализуются, и одичавшая собака в подворотне превращается в цепного пса подземного мира. И хотя этот милый пёсик может остаться грызть свою косточку, он всё же бросит пару лукавых взглядов из-за угла, которые на деле окажутся глазами гопника или пьяного борцухи.

Существо огляделось и уловило эти электрические разряды, которые пока только окутывали его, но не били, и, подгоняемое этими мыслями, быстро зашагало по одному из переулков. Где-то вдалеке сквозь свист бури играла музыка, которая с каждым шагом становилась всё громче. Она надоедала — слишком весёлая для такой непогоды.
Тут существо остановилось и, отряхнув снег с шапки, как будто поймав себя на какой-то мысли, расстегнуло пальто и достало из внутреннего кармана потрёпанный блокнот и огрызок карандаша. В порыве пришедшей волны, когда пульс учащается, и веко правого глаза начинает дёргаться, существо резкими движениями зашуршало грифелем по белой бумаге.
Внимание отвлекла, перебегающая дорогу чёрная кошка. Её выхватил из тьмы свет, льющийся откуда-то сверху. Комок блошливой шерсти быстро перебирал лапками, стараясь согреться.

«Бесполезно, — подумало существо – Холод и вьюга добьют нас поодиночке. Не лучше ли будет объединить усилия. Я знаю, твоя теплая кровь согреет меня, а кишки, намотанные на шею, не дадут простудиться».

Глаза у существа вспыхнули! Мелкими, но быстрыми шажками, стараясь не спугнуть, оно приближалось к цели и тянуло к кошке свои руки.

-Мудень, ты чё делаешь? – прокричал парень из открытого окна на втором этаже дома,
находившегося поблизости.

-Иди в ту же дырку, откуда ты вылез!

В ответ полетела бутылка. Зеленая стрела норовила угодить живодёру в висок, но существо успело увернуться, и снаряд разбился позади него, оставив на снегу веер осколков.

-Я тебя достану, гнида!

Существо плюнуло, пожелало оппоненту отменно позавтракать и развернувшись зашагало дальше по переулку. Ветер усиливался. Каждая снежинка тупым ножом протыкала лицо. Существу приходилось щуриться и, уткнувшись носом в воротник, идти дальше. Казалось эта прогулка – шаткий путь по небесному эскалатору вверх, но кто-то включил его в обратном направлении.

Изредка его шаг прерывался, он вскидывал руку вверх с поднятым указательным пальцем, вновь доставал блокнот и в припадке неясной болезни, с усердием нажимая на каждое слово, делал наброски будущего творения:

«Я шёл дальше по дороге, которая вела меня в неведомую страну в плёнке депрессии, где трамваи резали ржавые рельсы, а усталый машинист вёл в кишку тоннеля капсулы-вагоны метрополитена. Проходя по улицам, я несколько раз возвращался к исходной точке, делая петлю за петлёй. Эти петли затягивались на моей шее, не давая дышать. Лицо синело, глаза выкатывались, но руки так и не тянулись снять путы. Эта дорога скорби никогда не закончится. Я обречён на жизнь, на вечное скитание в море страданий».

Словно следуя этому заклинанию, ноги несли существо всё дальше в бесконечную пустыню льда, снега и камня, пока тьму не прорезал луч света – это жёлтый батискаф поднимался с глубин морских на поверхность. Но существо не обратило на него внимания. Погруженное в свои мысли, оно шло дальше, лишь музыка и смех с жёлтой рыбы слегка раздражали.
«Эй, парень, сейчас же лето!» — прозвучало где-то сзади. Существо обернулось. В воздухе парило шампанское в чьей-то руке, вдоль машины тянулись нитки сигаретного дыма. Мотор загудел, и в ночь улетел жёлтый кабриолет.

Существо проводило его глазами и так осталось стоять в немой позе, затем очнулось и потянулось рукой в заветный карман, но в самый неподходящий момент грифель хрустнул, оставив мир без ещё одного дара таланта.

Буркнув что-то невнятное, существо спрятало свои инструменты в карман и поспешило, вероятно, домой, нашептывая себе под нос гениальность, чтобы ни в коем случае её не забыть.

В неизвестном лестничном пролёте неизвестного дома оно отворило дверь квартиры и, не раздеваясь и отказавшись от маминого ужина, поспешило к себе в комнату, где застучало клавиатурой ноутбука, выводя строчку за строчкой «Вирус Сартра».

-Сынок, только не говори что ты опять за старое, — стоя в дверях, сказала мама.

-Мам, уйди ты мне мешаешь.

-Пожалуйста, не надо, прошу тебя, — умоляла эта несчастная, и слеза покатилась по её щеке. —
Ты разве забыл, что говорил тебе врач.

Но сын ничего не ответил, а лишь аккуратными движениями вытёсывал из камня языка ещё одну скульптуру.

-И зачем ты надел пальто в июне месяце?

-Я тебе сказал уйди! – прокричал сын и, сорвавшись с места, вытолкнул мать за дверь и щёлкнул замком.

-Открой, что ты делаешь? Открой, прошу тебя! – в отчаянии плакала она и стучала в дверь, однако в ответ лишь еле слышно стучали клавиши.

Мать кинулась к телефону, и дрожащими пальцами набрала заветный номер. На другом конце долго не отвечали, и когда женщина уже совсем отчаялась, и её слезы крупными каплями падали на цифры «0» и «3», мужской голос, наконец, ответил.

-Здравствуйте.

-Игорь Иванович,- начала скороговоркой мать, — у Лёши опять припадок графомании. Он закрылся в комнате и что-то печатает. Приезжайте скорее!

-Ждите!

Мать медленно положила трубку, села на пол и закрыла лицо руками. Сын был невменяемым уже около двух лет, и горе невероятной ношей легло вновь на её плечи.

***

Игорь Иванович был на месте спустя каких-то сорок минут. Он был знаком с пациентом уже год и работал психиатром городской больницы. Поначалу болезнь Лёши проявлялась слабо. С каждым новым текстом он становился только более замкнутым и никак не считал себя будущей легендой мировой литературы. В то время Игорь Иванович выступал для него только в роли редактора, который старался, как можно менее уязвить писателя и вывести его на правильную сторону отказа от всякой творческой деятельности. Но со временем болезнь нарастала, пока, наконец, с ним не случился припадок. Он кинулся на мать с ножом, когда та попросила его описать смысл очередного графоманского теста. Несчастная женщина закрылась от графомана в туалете и просидела в нём несколько часов, пока сын, наконец, не успокоился. Все эти мучительные часы для матери часы, он бил ножом в дверь туалета, повторяя с каждым ударом: «Ты ничего не понимаешь, и все эти редакторы ничего не понимают. Я стану известным!»

Иными словами, болезнь потребовала крайних мер в виде интенсивного курса тормоза ЦНС и строгой литературной диеты в психиатрической клинике.
Спустя месяц его выпустили и мать, наконец, с надеждой посмотрела в будущее, видя сына, по меньшей мере, инженером. Но сегодня мечты вновь рассыпались, и сын опять погрузился в свою болезнь.

-Лёша, открой, пожалуйста. Всё будет хорошо, — как можно ласковей проговорил Игорь Иванович.

-Пока не закончу, не открою. Неужели вы не понимаете, что «тут тьму прорезал луч света – это жёлтый батискаф поднимался с глубин морских на поверхность» — это гениально и стоит тысячи баллов на прозе.ру.

-Лёша, пойми на прозе.ру много больных людей, которые не понимают, что всё что они пишут это графомания, и ты не понимаешь. Ну, пойми же ты, что тебе никогда не стать великим писателем!

-Вы лжёте! Я это знаю! Вы не обманете меня на этот раз!

Игорь Иванович отвёл испуганную маму в сторону. Она понимала, что сын неизлечим, но где-то в глубине души до сих пор надеялась, что он пойдёт на поправку. Даже сейчас это можно было прочитать в её глазах.

-Светлана Захаровна, я ничего не смогу сейчас с этим сделать. Ему нужно успокоиться и закончить текст, иначе мы ещё больше его травмируем, — начал Игорь Иванович.

-Доктор, только не говорите, что ему опять придётся лечь в больницу, — сказала с надеждой она, хотя и понимала обратное.

-Увы, мы не можем это так оставить.

-Я поговорю с ним. Он сегодня же успокоиться.

-Нет, ни в коем случае этого не делайте. К тому же я вас одну не оставлю!

-Это в последний раз! Я уверена! – в исступлении говорила мать. — Я не буду ничего ему
говорить, и он успокоиться.

-Вы с ума сошли! – решительно заявил Игорь Иванович. — Тогда он решит, что вы в тайне его презираете, и убьёт вас, пока вы спите. Нет, так этого оставлять нельзя.

-Ну, скажите мне, пожалуйста, что плохого в том, что он пишет. Пусть этого никто не читает…

-Я вам уже сотню раз говорил, — перебил её Игорь Иванович – Сегодня он пишет фанфики, завтра миниатюры, а потом и до романов дойдёт. Он же топит наше общество своей бездарностью, наполняет информационное поле своими отвратительными текстами. Именно из-за таких как он наши будущие поколения будут голодать, потому что каждый возомнит себя необыкновенной творческой личностью и не будет заниматься тем, чем должен. А всё из-за этого проклятого Интернета, который раздувает эго до небес. Вы только представьте! Недавно на форуме прочитал, одна малолетняя графоманка пишет, что фанфик – это искусство постмодернизма! И это повсюду! И не докажешь таким людям, что их творчество – дерьмо собачье, и на самом деле не творчество. И у некоторых это доходит до крайних маний, как у Лёши. Вы уж извините, что я так резко.

-Пожалуйста, не извиняйтесь. Я всё понимаю. Просто мне очень тяжело, — сказала она и спустя четверть минуты продолжила. – Ну, почему он такой? Чем я виновата перед Богом?

-Не вините себя. К сожалению, от этого никто не застрахован и лишь критика спасёт нас.

-Аминь!

-Аминь!

Они постояли несколько минут в молчании, лишь где-то тихо стучала клавиатура. К их несчастью, эти бедные люди понимали весь ужас положения и необходимость крайних мер. С молчаливого согласия Светланы Захаровны Игорь Иванович вызвал «скорую». Он был предельно спокоен и сознателен – это была его работа.