Ромка Кактус : Белый налив

Прошлым летом белый налив совсем не уродился, и Александр с тоской думал о лете грядущем, о возможной засухе, о паразитах, о том, что ветки в саду не подрезали с тех пор, как Нине диагностировали опухоль мозга. Вспыхнул и затух образ любимой женщины, какой прозрачной она была на последней стадии болезни, и только глаза её светились новой, ещё непонятной Александру жизнью.

В полутьме спальни Александр долго рылся в ящике тумбочки, отыскивая лекарство, чтобы успокоить «расходившееся» сердце. В аптеке ему дали какие-то новые таблетки, потому что старые – со слов Александра – больше не действовали. Александр закинул в рот две таблетки, запил водой из залапанного гранёного стакана, сел в кресло и просидел минуты две, ожидая эффекта. Где-то муха билась в стекло, и этот звук сделался чудовищно назойливым, как будто муха сидела у Александра под кожей и зудела, при этом увеличиваясь в размерах. Александр отправился на её поиски, но звук внезапно стих. Александр походил немного по комнатам, проверяя, всё ли на месте, и вспоминая Нину.

Александр вышел на крыльцо, дверь оставил открытой и долго мялся на месте, опасаясь, что не сможет вернуться назад. Мысль о том, что дверь может захлопнуться сама собой, приводила его в ужас. Но он отвлёкся, когда увидел верхушку яблони, возвышающуюся над дровяным сарайчиком с покосившейся крышей. Убогий вид внезапно обрёл какую-то с трудом определимую прелесть, как будто картину упадка и разрушения изобразили самыми яркими красками, а все острые углы скруглили в приятной мультипликационной манере.

В сад вела давно не чищенная тропинка, по краям которой копошилась и пульсировала, распространяя запахи гниения, однородная коричневая масса, вероятно, инопланетного происхождения. Александр открыл низкую калитку, ржавые петли протяжно заскрипели. В саду инопланетное присутствие усилилось, повсюду валялись поражённые ветки, больные деревья извивались в бесплодных попытках стряхнуть с себя заразу.

Стараясь не наступить на личинок и их коричневую слизь, Александр прошёл к молодой яблоньке, которую он посадил вместе с Ниной семь лет назад. Он долго рассматривал ствол деревца, но не нашёл никаких следов поражения. Сад был обречён, — подумал Александр, — но ещё была возможность сохранить последнее.

Для Александра сад был единственным местом, в котором он чувствовал себя живым. Здесь обитала память о днях молодости, днях счастья, любовь, застывшая в древесной смоле прошлого. Александр никогда не любил яблок, но их обожала Нина, и теперь ему требовалось всё больше белого налива, чтобы воскрешать воспоминания. Бывало, он объедался яблоками до изжоги и рези в животе, до тошноты и обморока, погружаясь в который, продолжал запихивать в рот пахнущие землёй и мёдом белые плоды.

«Последняя попытка» — прозвучало в голове Александра. Он вынул из кармана пузырёк с таблетками, свинтил крышку, высыпал в ладонь несколько и, не считая, проглотил.

Теперь ему стали понятны томные вздохи Природы, звучащие отовсюду. Жизнь агонизировала, мечтая истаять, распасться, прекратить существовать раз и навсегда. Это же он видел в глазах Нины: упоение смертью, которую исстрадавшееся существо встречает как долгожданное избавление.

Александр хранит в банке опухоль, извлечённую из уже мёртвого мозга Нины. Он делает надрез коры яблоньки и помещает опухоль внутрь. Чудовищный симбиоз человеческого трупа и плодового дерева, тонкие ветви яблони пронзают тело Александра. Голос Нины зовёт издалека. Яблоня растёт, с её ветвей на пуповинах свешиваются белые плоды с кровавым отливом, внутри шевелится какая-то мерзость, запах гниющего мяса. Остаётся наблюдать, что окажется сильнее: инопланетная нежизнь, или нежизнь земная.