bossskosss : Дуршлаг

Вчера ты сказала, что ушла навсегда. Я проснулся, почистил зубы, заварил чаю, послушал ругань соседки — раздающуюся из приоткрытого окна, оделся и вышел на улицу. Вокруг было утро, тепло и хотелось выпить. Мне всегда хочется выпить, когда ты навсегда уходишь, иногда мне кажется, что ты уходишь специально именно для того, чтобы я напился. Вот только в десятый раз напиваться по одному и тому же поводу уважающему себя сознанию становится неудобно.
Навстречу идут люди, люди идут на работу, люди гуляют с детьми — у меня нет ни детей ни работы, что то мне смутно подсказывает, что одно с другим несколько связанно. Раньше я любил играть в шахматы, шах-ма-ты, а потом каждый прыщавый студентишко научился это делать лучше чем я и в шахматы играть мне сразу разонравилось. Вот и вчера ты мне угрожала шахом, а я привычно ответил концентрированным матом, я всегда тебе отвечаю матом — такие вот теперь шахматы.
Ага, вот идет Димон. Димон любит водку и план, а подобного рода компания вполне походит для утра в которое ты в очередной раз ушла навсегда.
- Привет, Дим.
- Ааа, здорово! Куда идешь?
Ну в общем в дальнейшем мы взяли литр водки, а план дожидался дома. На самом деле я не люблю план, я вообще не понимаю чем он так нравится людям — от плана мне все становится сложно, пару дней назад слышал про теннисиста которого запалили, что он перед матчем принимал план — как он сука в этом состоянии умудряется играть, мне вообще непонятно.
Сидим, пьем. У Димона есть одна дурацкая черта, когда он напивается, он начинает суетится и ему постоянно становится куда то надо. Ему вообще становится надо чего то маловразумительное и обычно это заканчивается тем, что кто-нибудь стучит ему в бубен. Потом он успокаивается и дня два боится выходить на улицу. Возможно подсознательно он всегда хочет получить в бубен. В каждом русском человеке по пьяни просыпается подсознательное желание получить в бубен — возможно это и есть истинный русский Dasein — требующий постоянного выражения.
— Ну вот как ты думаешь, прав я или не прав? – подкрепляя свой вопрос соответствующим вопросительным взглядом, восклицает Димон.
И конечно же я думаю что он не прав, я вообще думаю — что неправы все. В тайне от себя я даже думаю, что неправ даже я сам. Я силюсь что то ответить, но губы рта потеряв послушность стягиваются в сухую испещренную складками губ буковку О и я понимаю, что это накрыло. Накрыло меня, накрыло Димона — нас вообще всех давно накрыло, накрыло с самого рождения и никак не попустит, просто одна галлюцинация сменяется другой галлюцинацией, а нормальность это придумка психологов — которым тоже нужны деньги. Постепенно я начинаю понимать, что Димон мне угрожает, я чувствую угрозу притаившуюся между его слов, угроза сквозит в каждом слове и паузе между словами и в принципе — я понимаю что это тупо измена, но Димон этого не понимает и продолжает неосознанно угрожать.
Угроза растет, занимает пространство кухни и заставляет меня взять в руки старый дуршлаг с засохшей макарониной в левом углу внутреннего пространства воинственного дуршлага. Я беру дуршлаг и с размаху ударяю им удивленную голову Димона, голова чуть покачивается и издает удивленный звук, рассеивая угрозу и наполняя пространство кухни растущим недоумением.
Мне начинает казаться, что пора собираться домой.