katarina : 603152 Говнялка.

Жизнь в собственном доме- это не только одни сплошные преимущества, а можно даже сказать иногда и совершенный геморрой. Это в полной мере на себе ощутил Юрий Алексеич, который переехал на нашу улицу после смерти нежно любимой мамы. Мама его жила одна в пятидесятом доме с выцветшим палисадником, а сам он человек был, тоже наверно, неплохой, потому что его взяли в дом пионеров вести шахматный кружок.
Юрий Алексеич всегда ходил в одном и том же свитере, заправленном в серые трикошки, и сереньком же картузе. Каждый день в два часа пополудни он семенил на остановку, ласково улыбаясь соседям. А что он делал вечерами никто не знал, потому что человек он был непьющий и потому гостей у себя не принимал.
А жизнь его холостяцкая была скучна и однообразна. Утром он жарил себе в пузырящемся сливочном масле яичницу, от которой на маминой чугунной сковородке оставались коричневые прилипшие коросты, запивал ее жиденьким чайком и решал шахматные задачи из желтого журнала. Потом старательно отмывал посуду, прибирался на кухоньке. Смотрел по телевизору десятичасовые новости, лежа на пятнистом диване. Иногда полол в огородике или перекладывал черные дрова в сарае.
Но больше всего Юрий Алексеич любил принимать душ, дважды в день подолгу натирая дряблое тело волосатой мочалкой, любил ощущение горячей воды, льющейся потоком на голову, в общежитии он мог мыться часами, потому что по сути- это было вторым его любимым делом. Первым были, естественно, шахматы, а третьим- стремительное дрочилово в раковину каждый вечер перед сном. Неудивительно, что выгребная яма очень быстро переполнялась, и грязная, вонючая вода часто попадала в погреб, где у Юрия Алексеича хранились картошка-моркошка со своего огорода. Вызывать ассенизационную машину каждый раз Юрий Алексеич не мог, потому что за это брали деньги, и по меркам его сиротской зарплаты, деньги немалые. Поэтому он наловчился вычерпывать лишнюю воду из ямы ведром и поливать ею огород. Дело было тяжелое для непривыкшего к физическим нагрузкам уже немолодого человека. Ведро, привязанное к капроновой веревке, гулко хлопало о жирную поверхность воды, медленно тонуло, наполняясь, веревка резала руки и потом очень болела спина, ведь иной раз приходилось вычерпывать по шестнадцать-двадцать тридцатилитровых ведер. Зато после каждого такого занятия Юрий Алексеич мог смело намываться в душе недели две, не экономя воду. А картошка-моркошка колосились здоровенными лопухами.
Проблемы начались зимой. Вычерпывая только воду, Юрий Алексеич довел состояние своей ямы до того, что внизу, под трубой на дне, скопился толстый слой говна. Яма заполнялась так быстро, что сил вычерпывать больше не было. У Юрия Алексеича тряслись руки, и дети в кружке за спиной у него смеялись, что он на старости лет обдрочился до мозолей. Скрепя сердце и скопив денег, он решился вызвать ассенизационную машину.
На такой машине работал соседский Антоха, молодой парень с гнилыми зубами. Про него рассказывали, что в прошлом году он чуть не умер от отравления после того, как не помыв руки на работе, взял что-то в рот. Поймав его на улице, Юрий Алексеич договорился о вызове.
Антоха приехал утром, громыхая на всю улицу и распространяя запах соляры. Цыкнув харчком, размотал ребристый рукав, присоединил к нему второй и бросил в яму. Потом залез в кабину и включил мотор. Машина присела и начала натужно сосать вязкую жижу. Юрий Алексеич стоял рядом, глотая вонючие выхлопы, и держал в руке смятую пятисотенную купюру. Потом шланг с шумом поперхнулся и затих. Антоха выключил мотор, закинул обратно оба рукава, запихнул куда-то между ними рукавицы, забрал деньги и весело укатил дальше по своим говняжьим делам.
Юрий Алексеич подошел к яме, чтобы накрыть ее ржавым листом железа. Осторожно глянул внутрь и обмер. На дне эмбриончиком лежала маленькая девочка. Она была вся в грязной слизи, а вместо ног у нее был хвостик типа русалочьего. Она поперхнулась и накакала.