Илья ХУ4 : людям о людях

С высоты птичьего полета виднее конечно. Вьются речушки среди необозримых пространств, бегут куда-то по зеленым плоскостям, заползая на серые холмы и высокогорья, сшибаясь в блестящие озера и полноводные реки, рассыпаясь, наконец, излучинами ручьев. Стоят бескрайние лесные массивы, наслаждаясь собою — живым своим дыханием и густой тишиною… Но все всегда упирается, задыхаясь, в пыль городов и чахнет. Здесь уже однотипная реальность жилых массивов с дворами, помойками, бликами витрин магазинов, снующими в бешеной гонке людьми и их механизмами, — лучше видятся глазами наблюдателя изнутри. Этот лицемерный и лживый мир на грани техногенной катастрофы, располагает к одиночеству. Петли дорог затянулись удавками на шее, а четыре стены заставляют искать пятый угол. Но нет никакого другого измерения, кроме того, что ты уже выбрал, а вернее сказать, — того, что избрало тебя. И это правильно. Наш выбор ограничен и замкнут. Потому-то я уже почти месяц сидел в комнате, с задернутыми шторами, без телевизора и радио, зато с диваном и настенными часами, оснащенными очень гулкими стрелками. Я наблюдал время, придуманное нами… Секундная стрелка с треском отрезает часть моей никчемной жизни. За тем еще и еще. Так до бесконечности. Если бы не блюз. Гитарные импровизации полностью разрушали иллюзию погружения в поток времени. Я играл конечно руками, однако метрономом, создавая ритм, служило сердце, настроенное на ход секундной стрелки. Время вцепилось в меня, и мы тянулись жевательной резинкой изо дня в день, размазывая нас по железобетонной ячейке бытия, — одной из многих в человечьем многоквартирном улье. По полусгнившему телу поганого Города.

Из омута, зацепив багром за ушную раковину, выдернул телефонный звонок… Хороший знакомый, с очень взволнованным голосом, просит приехать и помочь. Конечно лень покидать теплый привычный анклав мягких гитарных импровизаций, плывущих под шум утекающего времени… Но хороших знакомых так мало осталось.

...

У меня не все вольты в колоде, зато железная аргументация. И уверенность в личной правде на все сто. Еще плевать я хотел на смерть, не только свою. На вашу даже больше. Иногда пробивает озноб души, совсем отмораживая сознание, тогда забываю, что номинально — я человек. Сегодня, по-моему, как раз такой день.

Сбегая с четырнадцатого этажа по лестнице, и слушая ритм дня сегодняшнего, отбиваемый подошвами об бетон ступеней, примечал я, по своему обыкновению, все вокруг. Надписи на стенах, вонь мусоропровода, красные колпачки от инсулиновых шприцов в кучках грязи по углам. День обещал быть жестким. Однако песенка, крутившаяся в голове, сообщала вот что:
«Я клянусь, что стану чище и добрее.
И в беде не брошу друга никогда,
Слышу голос и бегу на зов скорее,
По дороге на которой нет следа...»
Откуда взялись в уме эти строки не знаю и знать не хочу. Но пусть.

...

Руки у Виталика были потные, а вид затравленный. Долго выяснять, что его так озаботило не пришлось. Это сделал Коля. А вернее Колин труп на балконе. Чертов Коля зачем-то пришел домой к Виталику и умер. Странно.

- Поможешь?
- Теперь даже и не знаю… Что делать будем?
- Давай отнесем его в ванную, разрежем, расфасуем в мусорные пакеты, вывезем за город и утопим в реке.
- Хороший план. Но не на моей машине.
- Да, конечно, давай на моей! — обрадовался Виталик.

Коля уже давненько озяб, судя по тому, что он был тяжелый и холодный, как каменный истукан. Я знал его еще живым. Он мне никогда не нравился. И жена его, не помню имени — форменная дура и истеричка, представляю ее лицо, сотрясаемое визгами, если б она нас сейчас видела. Мы пилили ее мужа. Только не так, как она сама привыкла это делать, вечерами на кухне, а двуручной пилой. Сначала напополам. Потом отпилили руки, аккуратно сложив их в несколько черных полиэтиленовых мешков, потом ноги, чуть выше колен. Таз, почему-то распилить не удавалось. Может устали, может затупилось полотно. Не знаю. Пока я курил, Виталик отрубил Колину голову.

- Убираться здесь будешь сам. Давай ключи от телеги, я пошел. — сказал я.

...

В несколько ходок мы вытащили запчасти бывшего Николая, и покидали в багажник Виталькиной телеги.

За рулем был я. Поэтому не спеша, без метанины и нервов, мы покинули пределы города. Немножко прокатились по трассе, в конце-концов свернув к какому-то населенному пункту. Немного попетляв по запутанной и пребыващей в запустеньи инфраструктуре поселка, выехали на мост. Остановились, собрали камешков гальки на обочинах, добавили в пакеты с Колей, и выкинули его в реку.

- Прощай, Колек! — облегченно вздохнул Виталик и закурил сигарету.
- Смотри, звезда падает, — заметил я, — Загадывай желание...
- Чтоб он не всплыл!

Мы рассмеялись. Немножко напряженно, но денек был не из легких.

...

В подземном переходе было мало народа. Почти никого. Только я, еще один гитарист, скрипач и флейтист. Мы играли джем-сейшн «без гроша в кармане». В чехол от гитары редкие прохожие обязательно кидали немного денег. Мне они были не нужны, а ребятам помогут провести вечер.
Потом я играл один, и пел. Наверное неплохо получалось, судя по тому, что в переходе собралось чуть-чуть народа. Парочка влюбленных — мальчик и девочка. Два обкуренных растамана. Три поддатых мужичка средних лет. Один из них, после того как я закончил играть и петь, подошел, присел рядом на корточки, приобняв эдак панибратски за плечи, сказал:

- Бывает!