katarina : 603152 Под прикрытием.

ДяКоля-это, конечно, особая песня. Причем все слова в ней неприличные. Приличных слов он просто никогда не употреБЛЯет. Хотя… может и употребляет, просто мы никогда не слышали. ДяКоля-это лысый, колченогий старикан в костюме серого некогда цвета, в вытянутых на коленях штанёшках и пиджачонке, вытянутым же на локтях.
Утро в его доме начинается так: он сидит на крылечке, курит и разговаривает со своими домочадцами, половина которых вообще по-русски нибельмес, потому как приезжие.
-Чобляауэнахуйблятьссссукапопиздовал куда?
Примерно так разговаривает ДяКоля.
Разговаривает он громко и, скажем так, дерзко. Когда соседского ребенка покусала их собака и мать пришла разбираться и взволнованно сказала: -Ваша собака моего сына укусила! ДяКоля среагировал моментально:-Ээээчопиздишшьссука не было такого блябуду! Этонахуйблятьпиздеж!
В общем, с ним трудно общаться, хотя если он с кем-то разговаривает, слышно весь разговор за пол-километра в силу зычности ДяКолиного голоса.
-Тыахуел что-ли сукинсынблять здорово! Эхе-хе!!! Ы!-приветствовал он знакомых, протягивая заскорузлую клешню.
Видимо, на ДяКолю плохо влияло нездоровое соседство. Рядом в маленьком покосившемся домике жила Верка, ей было лет писят(сколько и граммов в стопке). Заливала она дай-боже. Однажды она здорово оскандалилась перед всей деревней. Как-то раз средь бела дня Верку видели в поле, валяющейся с задранным подолом и спущенными трусами, она, видать, спала после ночной пьянки, а потом, проснувшись, и не дойдя до дома, села подристать возле контейнерной площадки, подтерлась найденной в мульде книгой, встала и, склонив голову набок, чтобы, видимо, не расплескать похмелье, кротко взглядывая на охуевших соседей, скромненько побрела домой. После этого ее стали звать Кроткой Овцой. Было у нее трое детей, в маму пошли, жили то с ней, то на пятнадцати сутках в полиции. Вся эта отара регулярно ползала, причем буквально, на карачках, к ДяКоле за опохмелом, что сильно нервировало ДяКолину ТетюТоню. Но ДяКоля не сдавался. Он крыл ТетюТоню отборным матом и та отступала.
-Оообляприебашилсссука!!!-как ребенок, радовался ДяКоля.- Чебля, жбан давит? Ааааасссукаблять, налить те? Че мычишь? Нет, так нет хуйтеврыло!
-Вот, приперлись сволочи, отродья, чтоб вы сдохли,-начинала ТетяТоня. Но ДяКоля ее грубо прерывал:-Ща как дам ебка закройхлебалоблядина, чэку плохо! И сочувственно подносил стакан.
Из приятелей у него был только Медведев. Чисто внешне он походил на очень старого и давно нестриженного Александра Панкратова-Черного. Они часто бухали у ДяКоли и Медведеву потом надо было дойти до своего дома, который находился в конце улицы. Первую треть пути он преодолевал довольно шустро, выбрасывая далеко вперед как будто в обратную сторону гнущиеся ноги в тяжелых ботинках. Потом в районе Андрюхиного дома слетал первый ботинок, а Медведев удивленно охал:- Охтыблядь. Возвращался назад и принимался искать. По пути он забывал, зачем идет в обратную сторону. Кончалось все всегда одинаково: утром соседи находили его спящим под Андрюхиным манипулятором, а ДяКоля снова сидел на крылечке, тер голову и вполуха слушал жену: Ебаный стыд, это ж надо так нажраться, старый, сука, всю жизнь мою съел, да чтоб ты сдох уже, алкаш хуев!
И никто в жизни никогда бы не подумал, что на самом деле ДяКоля Корзинкин- высшей пробы шпион французской внешней разведки, Nikola Courzieune. В молодости он учился в Сорбонне и знал шесть языков. Готовил себя к блестящему будущему дипломата. Но жизнь распорядилась по-другому. Власти забросили его в российскую деревню для того, чтобы узнать, насколько глубоко может оскотиниться человек в благоприятных для этого условиях. Забросили во всех смыслах слова, потому что после очередной смены руководства многие проекты были прикрыты, в том числе и ДяКолин, только его никто не предупредил, потому что про него уже давно забыли.
А ДяКоля тосковал. Ворочался ночами за стенкой и в забытьи говорил по-французски непонятное. ТетяТоня уже привыкла и думала, что это он во сне матюкает кого-то. Потом он вставал, наливал из-под крана воды и выпивал залпом. Уж очень сушило по ночам в горле. Выходил в огород, глотками затягивался дешевой папиросой, смотрел на льющийся лунный свет, вспоминал блеск ночной реки и ажурные мосты, утренний аромат кофе и круассанов на набережной Сены, шептал строчки из Верлена, потом забывался и мычал на звезды: Ыыыыыыыблядьнахуйвсевпизду!