Кичапов : Бомжики гл. 1

Самыми первыми ощущениями вернувшегося сознания были слабость и вялость. Отчаянно болела голова, во рту пересохло, а тело казалось покрытым противным, скользким и холодным потом. Мышцы ног и рук болели так, будто Сергей пробежал марш-бросок с полной выкладкой. Хорошо хоть лампочка, или что это было, светила неярко, воспаленные глаза свет не резал. Еще запах. Этот запах что-то мучительно напоминал… Парень неловко попытался повернуться набок.
— Очухался? — спросил чей-то хриплый голос.
Прищурившись, чтобы как-то снять напряжение с глаз, Сергей рассмотрел в полумраке смутное очертание человеческой фигуры. Первое, что бросилось в глаза, — это борода. Великолепная, можно было бы сказать — бородища а-ля Лев Толстой, если бы не ее всклокоченность, спутанность и неухоженность.
— Где я? Кто ты? — Язык во рту ворочался с трудом. — Дай воды, если есть.
— А чо ж нету-то? Держи.
В руках мужчины появилась большая пластиковая бутылка, наполовину наполненная простой водой. Сергей жадно выпил все. Стало легче, но снова закружилась голова, и тяжело, трудно, даже с болью, забухало сердце.

— Полегчало? — снова раздался хриплый голос бородача. — Вот не пойму я чот, паря, бухой ты или траванули тебя? Считай, сутки уже отходишь, думали вынести тебя из убежища от греха. Да Машка вон отстояла, глянулся ты, видать, нашей шалашовке, — заржал мужичок.
- Так что, «синяк» или страдалец, кто ты есть таков и что по вечерам валяешься на бережку бесхозный? Сразу говорю, паря, чтоб без наездов. Пустой ты был, ни кошелька, ни ксив, я лично проверил. У нас тут строго. Были бы деньги, отдать не отдали бы, конечно, но сказали бы. А с документами у нас и вообще учет, явная их нехватка поневоле вызывает уважение к мерзким бумажкам, — вот так вот витиевато осведомил его мужик.


Сергей во время этой речи оглядывался по сторонам. Лежал он на некоем подобии старого пружинного матраса, вдали было видно еще несколько подобных лежаков. Кое-где копошились неясные в этом слабом свете фигуры. Свет, как он понял, давала неяркая, ватт, наверное, на двадцать пять, лампочка в левом верхнем углу помещения.
«Подвал, что ли, какой?» — промелькнула мысль и тут же растаяла в нахлынувшей волне головной боли. Голова болела очень сильно, боль накатывала волнами и пульсировала. А еще Сергей с ужасом сознавал, что не может ни вспомнить, ни понять, как он очутился в этом странном месте. Каким образом судьба закинула его в этот подвал с его странными обитателями?


— Меня тут Дедом кличут, — перебил его путаные мысли старик. – А ты кто? Обзовись.
В это время к ним подтянулись еще несколько обитателей этого странного места. Среди них Сергей заметил худую старую женщину, седые космы которой выбивались из-под натянутой до бровей старой спортивной шапочки. Женщина куталась в какое-то подобие вязаной кофты и неотрывно смотрела на Сергея своими, как ему показалось, слегка сумасшедшими глазами. В такт словам старика она мелко кивала головой. Сделав над собой буквально физическое усилие, с удивлением поняв, что даже это воспоминание неоднозначно, парень вспомнил, как ему показалось, правду.
— Сергей я.
— Уже легче, имя, значит, есть. Вот, Машка, радуйся, Сергей он, — хмыкнул в бороду старик.
Женщина кивнула уже более определенно и, как показалось молодому мужчине, улыбнулась одними губами, не раскрывая крепко сжатого рта.
— Ну, а как на берегу-то оказался? — снова спросил его Дед.
— На каком берегу, где я? Как я сюда попал? — недоуменно спросил в ответ Сергей.

В голове по-прежнему все пульсировало, а пелена, окутавшая мозг, никак не хотела рассеиваться. Дышалось очень трудно, казалось, что воздух, который он вдыхает, иссякает где-то по дороге к легким. А еще он заметил, что ладони у него неестественно бледные и руки мелко трясутся. Проведя рукой по лбу, почувствовал тот самый холодный пот, да и все его тело было ужасно слабым и влажным.
— Ну как на каком? Мы, например, нашли тебя на берегу бухты, вон Глист и нашел, — махнул рукой Дед в сторону еще одного персонажа, худого до удивления молодого парнишки.
Сергей и не думал, что такая худоба встречается в жизни. На парне, в буквальном смысле слова, висела старенькая байковая рубаха, плечи которой болтались где то на уровне его локтей.
— Если б не он, так и прошли бы мимо. Мы ж не жмуров собираем там, а пушнину, — снова гыкнул старик. Заметив недоуменный взгляд Сергея, пояснил: — Ну, банки, бутылки, много чего после выходных на берегу найти можно. Даже пожрать. Есть-то, кстати, хочешь?
Сергей отрицательно мотнул головой. Есть не хотелось совершенно, во рту снова было сухо.
— Ну, может, тогда поправишь здоровье? Машка, припасла чо-нить для кавалера-то? — обратился Дед к женщине. Та, снова молча мотнув головой, быстро отправилась в свой угол и вернулась, неся в руках бутылку водки. — Ого, — одобрительно крякнул дедок, — не жадная у нас Маша. Держи.

Он, одним ловким движением свернув пробку, протянул бутылку Сергею. Тот и не думал отказываться. Состояние парня было сильно заторможено, а в голове мысли крутились вокруг одного: вокруг того, что мыслей не было! Он молча взял бутылку и сделал пару внушительных глотков, тут же запив из протянутой женщиной бутылки с водой, вернул ее Деду.
— Закурить есть? — неожиданно даже для себя спросил парень.
Ему протянули пачку «Беломора», кто — он не рассмотрел. Водка, так опрометчиво выпитая им, уже накатывала мягкой волной на ослабевший организм, и Сергея снова тянуло прилечь. Не переставая удивляться новым для себя ощущениям, Сергей прикурил папиросу и глубоко затянулся. В горле слегка запершило, подкатила легкая тошнота, но чувство было знакомым. Сделав несколько затяжек, Сергей снова вопросительно посмотрел на бутылку, которую по-прежнему держал в руке Дед.
— Можно еще?
— Да не вопрос, паря, лишь бы помогло, держи.
Сделав еще пару крупных глотков и с трудом переведя дыхание, Сергей протянул бутылку в сторону, уже не глядя. Ее тут же подхватила сухонькая лапка Глиста. Несмотря на возмущенный возглас женщины, парнишка изрядно успел к ней приложиться. Остаток он молча протянул Деду, тот, невозмутимо обтерев ладонью горлышко, спокойно, как воду, допил остаток.
— Да ты приляг, приляг парень, — внезапно проговорила женщина.


«А голос у нее вроде и не такой старый», — с удивлением подумал Сергей. Но, не противясь мягко толкнувшей его в плечо руке, снова опустился на матрас и прикрыл глаза.
Внезапно в его сознании возник образ: расплывающееся, как бы находящееся за мутным, местами потрескавшимся стеклом, лицо молодой женщины. Ярко накрашенные полные губы ее улыбались, но глаза! Глаза смотрели строго и требовательно, она явно чего-то хотела от него. Но что? Сознание отказывалось узнавать, идентифицировать. Явно знакома, но откуда? Виски снова сжало обручем тупой невыносимой боли. Сергей застонал.
— Плохо тебе? Ты не напрягайся, ты попробуй снова уснуть.
Нет, голос у этой Маши был явно не из ее обличья. Чуть глуховатый, но тембр, звучание, интонация, все это не могло принадлежать той седой косматой старухе, которую видел Сергей.
С этими мыслями парень снова провалился в тревожный сон, наполненный неясными кошмарными тенями и даже во сне ощутимой головной болью.


Новое пробуждение было уже легче. Отдавая себе отчет, где он находится, и пытаясь как-то соединить в гудящей голове обрывки тревожного сна, Сергей снова сел на своем ложе. Народу в подвале, а то, что это был именно огромный подвал, уже не вызывало сомнения, заметно прибавилось. На первый взгляд, все это напоминало гротеск. Персонажи были один чуднее другого. Но общее между ними Сергей уже уловил, он часто видел подобное на улицах города, — бомжи, или, как говорят у них на Севере, бичи. Вот это емкое словечко, определяющее социальное положение этих людей. Кто-то, когда-то расшифровывал эту аббревиатуру как «бывший интеллигентный человек». Но это было давно. Тогда все-таки таких людей, если можно их так теперь называть, было немного. Может быть, в таком образе жизни даже присутствовала романтика. Жизнь вне людей, вне общества и, как ни парадоксально, даже в те строгие времена, вне закона. Сергей был слишком молод, чтобы застать те времена, но откуда-то знал немного о том, что не все эти люди жили такой жизнью по своей воле. У многих из них, да, наверное, у всех, были свои причины и истории, приведшие их на это дно.


Но все это он узнал уже потом, освоившись и, насколько это возможно, обжившись здесь – в большом подвале, находящемся, как выяснилось в дальнейшем, в здании, первый этаж которого занимал крупный магазин. А это подвальное помещение каким-то образом получилось отгороженным от общего подвала, принадлежащего магазину. Вот такая строительная прихоть того времени, или недосмотр. Но попасть сюда можно было только из подвала соседнего жилого дома, протиснувшись между стоящими, казалось, сплошной стеной, двумя бетонными плитами. Каким образом и для чего был сделан подобный карман, никого из жильцов не интересовало. Это было просто «убежище» — так называли его все обитатели.
И вот теперь в убежище кипела жизнь. По крайней мере, полтора десятка человек гомонили, что-то там выясняли, многие готовили еду на самодельных плитках, сделанных из простого кирпича и куска нихромовой спирали. Электричество здесь было, украденное из магазина, поэтому на нем не экономили. Пусть буржуи платят. Это было негласное правило. Единственное, здесь не приветствовался яркий свет, вероятно, чтобы ненароком не привлечь внимание. Также, как впоследствии объяснили Сергею старожилы, в убежище было запрещено громко петь, кричать, драться с применением ножей или другого оружия, и самое главное — здесь все решало слово Деда. Он был вожаком.


Многие обитатели были уже пьяны. Кстати, Сергей с удивлением заметил, что в убежище довольно много женщин. Причем почти половина из них были молоды, а две, как успел он разглядеть, производили впечатление школьниц. «Дети подземелья, что ли?» — откуда-то мелькнула мысль в его по-прежнему болевшей голове. Но боль была уже почти привычной, или он уже притерпелся, или она потихоньку уходила. Но сейчас состояние Сергея больше всего походило на простое сильное похмелье, хотя и выпил он не много. Глаза болели тоже уже не так сильно, и парень сумел в этой сутолоке рассмотреть кряжистую фигуру Деда. Поднявшись и с трудом удержавшись на непослушных ногах, Сергей протиснулся к нему. Дед заметил парня, взмахом руки отогнав стоявшего перед ним человека, спросил:
— Ну как ты? Вспомнил что-нибудь?
— Лицо, — ответил Сергей, — я видел лицо. Я ее знаю, но не могу вспомнить.
— Знаешь, паря, не мне, конечно, судить, но здорово это похоже на клофелин. Сталкивался я как-то, жили у нас несколько клофелинщиц, но выгнали мы их. Плохое это занятие — людей травить, паря. Не божеское.
— Не божеское? — удивленно переспросил Сергей. — А это все, — он обвел рукой вокруг, — это все, по-твоему, божеское?
— Не судите, да не судимы будете, — внезапно вполне серьезно ответил старик. — Что ты знаешь о нас, чтобы судить? Да, конечно, впечатление мы производим не самое лучшее. Но ты думаешь, что большинство здесь потому, что лентяи и пьяницы, так?
— Ну а как? Пьете же, вон сам смотри, — парень указал рукой в сторону одного из лежбищ, где по кругу ходила большая бутыль пива, а вслед, очевидно, бутылка водки. Да и от сидящей по соседству курящей компании тянуло явно не табачком. Этот запах Сергей тоже откуда-то знал.
— Знать бы мне, кто ты и откуда, паря, вот тогда, может быть, я тебе что и рассказал. А покуда давай-ка разберемся, кто ты есть. Согласен?
— Конечно, Дед! Кстати, как звать-то тебя?
— Да прямо вот так и зови — Дед, — усмехнулся старик. — Что помнишь-то о себе, Сергей? Это точно твое имя?
— Вроде да, — наморщив лоб, ответил парень, минуту подумал и утвердительно кивнул, — точно! Сергей я.
— Ну вот, уже легче. А хоть помнишь-то что?
— Да в том-то и беда, что туман. Я еще, похоже, головой где-то ударился, вон шишка какая на виске, сам только нащупал, — огорченно сказал парень.

— Шишки — дело наживное, все мы их по жизни набиваем. Думаю, не упал ты, паря, а приложили тебя для верности в висок. Потому и плывет память. Ну, даст Бог, оклемаешься. А пока у нас побудь, не гнать же на улицу. Хоть и лето, но край у нас холодный.
— А где я, Дед? — осторожно спросил Сергей.
— Во как! Даже этого не знаешь, что ль? Да в славном городе Магадане ты, паренек. В столице, так сказать, Края Колымского. На бережку бухты Нагаевской мы тебя и нашли.
В голове парня стала вроде как рассеиваться пелена, снова выплыло яркое улыбающееся лицо с холодными строгими глазами. И море. Вокруг него море, палуба под ногами покачивается… Палуба!..
— Постой, Дед. А ведь вроде моряк я. Точно ведь! И живу я не в Магадане, правда, не тут. Приморский я, со Славянки! И коробку свою помню, вот только название… и как сюда пришли. Погодь.
— Да чо годить-то? Вспоминай, вроде никто и не торопит. А пока давай по маленькой. Ты как?

Пили в уголке у Деда. Там у него был даже журнальный столик, на котором и накрыли «поляну». К удивлению Сергея, и водка, и закуска были отменные. Рыбка, колбаса, красная икра и пара больших, еще теплых лавашей. Во время застолья они негромко разговаривали, парня интересовал народ, собравшийся здесь, и старик давал короткие характеристики персонажам.
— Вот те двое, дед с бабкой, видишь? Дети из дому выгнали, пускают только раз в месяц, когда они свои пенсии внукам относят.
— Как относят, зачем? — с удивлением спросил Серега.
— Любят они их, а сами живут вот тут, бутылки собирают, дед еще сетки вяжет, продает. Бабка иногда у магазина милостыню просит. Раньше у церкви стояла, погнали ее оттуда нерусские.
— А что там нерусские-то делают, у церкви?
— Да они-то ничего, нищие им платят, а кто отказывается, тех гонят. Бабка-то Алена, она наша, нам приносит, вот и не согласилась. Вражда у нас с ними. Боюсь, скоро выживут отсюда, — вздохнул старик.
— А дети у вас откуда здесь? — снова спросил парень.
— А вот дети — кто из дома сбежал, кого родители не присматривают, пьют. Да некоторые и с детьми тут. Есть квартиры потерявшие, есть с трассы приехавшие, а тут ничего не нашедшие. По-всякому складывается. Да ты пей, паря. Пей, все успеешь узнать.
Снова молча выпили. Закурив, Дед продолжил:
— Ты не думай. За девками малыми я пытаюсь приглядывать. Прямого блядства здесь не допускаю. Но разве углядишь за мокрощелками такими? По-всякому тут. Вон те трое, — дед кивнул в сторону сидевших невдалеке девчушек лет пятнадцати, — они что удумали-то? Ходят по центру вечером и просят у мужичков подвыпивших: «Дяденька, дайте десять рублей, на мороженое не хватает». Много не просят, десятка разве деньги? Ну, кто и сто рублей даст, но по жопке похлопает, не убудет ведь. А кого и обслужат по-быстрому, в подъезде или машине. Их-то трое, всегда вместе держатся. Какой мужик устоит? Приплыл по-быстрому в три руки, да думаю, и не только руки, долго не удержишься, верно? А девкам по пару тысяч в кармашки. Хитрые, бестии, — ухмыльнулся старик. — Мужики что, мужики почти все «по синьке» тут оказываются. Да и работать, и жить нормально не хотят. Вот и перебиваются. Есть и грузчики. Есть со свалки городской. Там металла или стекла надыбают, карман чуть поправят — и к нам, пропивать. А что? Баб тут навалом. На любой вкус, и не только. Историй всяких здесь не на одну книжку толстую хватит. А в общем, судьба у нас, как и у всей России, незавидная, — неожиданно строго заключил старик.


В это время мимо их закутка, низко наклонив голову, проходила молодая, на первый взгляд, девушка. И Сергея снова как током ударило! Лицо! Это было то самое лицо! И в то же время… не то. Девушка уже прошла, когда парень, резко дернув деда за руку, требовательно спросил:
— Кто это, Дед? Кто сейчас прошел мимо нас, что за девушка? Откуда я ее знаю?
Старик проследил взглядом за его рукой и удивленно ответил:
— Да это Нонка наша. Тихая она девка, откуда тебе-то ее знать? Не блядешка и не динамщица, с сектой какой-то связалась, да и с родней что-то у нее. Живет у нас, но работает где-то на рынке «помогайлом».
— Знаю я ее, Дед! Знаю! Зови, сейчас говорить будем, — как-то хищно осклабился Сергей.
Дед, пожав плечами, громко крикнул:
— Нонка, а ну-ка, поди к нам!
Девушка сразу же подошла. Сергей жадно уставился в ее красиво очерченное лицо. Она! Но и не она… Что за наваждение? Парень потряс головой. Зажмурился, в голове снова возник образ. Ярко накрашена, губы, глаза, шрам. Шрам! У той, из памяти которая, над бровью был выделяющийся рваный шрам. Красоты он не портил, скорее, наоборот, придавал какой-то лихости, пацанства. Парень взял девушку за подбородок, поднял ее лицо к свету. Шрама не было. Он тяжело задышал. Ничего не понимая, Дед тоже недоуменно смотрел на него.
— У тебя здесь был шрам, — наконец сказал парень, проведя пальцем по ее брови.
— Шрам? – переспросила девушка. — Так это не у меня. Это у Нинки шрам. А ты что, сестру мою знаешь?
Теперь пришла очередь удивляться Деду.
— У тебя есть сестра? Почему я не знаю об этом? Что за тайны? Ну-ка, садись, рассказывай.
Старик налил всем троим. Сергей выпил машинально, даже не почувствовав вкуса. Дед готовил маленькие бутербродики. «Канапе», — всплыло еще одно слово в мыслях парня. Девушка выпила не жеманясь и принялась рассказывать.


История эта слишком проста, чтобы быть удивительной. Жила семья: муж, жена, две девочки близняшки, Нина и Нонна, которых не могли различить даже родные. Чтоб как-то разобраться, одевали их, по возможности, в одежду разных цветов. Если одну — в розовое платье, то другую в голубое… Если Нина была в белом, то Нонна — в черном или в чем-то сером. И в характерах все же была разница. Нина легко всегда и со всеми находила общий язык, участвовала во всех детских проказах и забавах. Нонна экономила на словах и эмоциях, выдавала текст, только когда уже вообще было не промолчать, больше читала, в основном что-то о войне и приключениях.
Семья горя не знала до тех пор, пока мама не попала под машину. Сразу насмерть. Легковушка неслась на полной скорости через пешеходный переход. Пьяный шофер и после столкновения не смог сразу затормозить. Пронес женщину на капоте, а когда она соскользнула под колеса, подмял под брюхо машины… Девочки были еще слишком малы, чтобы понять все горе, обрушившееся на семью. Зато отец принял удар во всю душу. Сломался. Ушел в себя и запил.


Как с горя пьют мужики, рассказывать не надо. Как спиваются быстро – тоже известно. Когда в доме не осталось ни одной приличной вещи, а девочки совсем оголодали, соседи спохватились и заявили о происходящем в органы опеки. Пришла комиссия, составила акт и забрала девочек в местный приют. Недолго сестрам пришлось быть там вместе. Нину забрала к себе довольно дальняя родственница, с порога объявившая, что забирает ту, что больше всего похожа на мать: «Ну, чистый ангел!». Тогда казалось тете Глаше, что с веселой девчушкой ей все же будет легко. Но ошиблась.
Нина, и в родной-то семье любимая чуть больше сестры, здесь осталась совсем вне конкуренции и начала из доброй покладистой тетки веревки вить. Та с лета по осень стояла на базаре с петрушками-сельдерюшками, только бы девочке хватало на наряды не с «барахолки», как пренебрежительно звала юная модница местный рынок, а с «бутиков», во множестве гнездящихся где только придется в их маленьком городке. Разговоры, что товар все с той же Турции, с Ниной лучше было не заводить, раскричится, расплачется, начнет костерить свою сиротскую долю…
Может, эта тяга к тряпкам да побрякушкам и повела девчонку на первую кражу. Утащила у зазевавшегося соседа набитое купюрами портмоне, тот собирался в рейс за товаром для своего ларька. Кража вышла глупая, воришку вычислили в течение получаса, она отиралась возле машины и восхищалась вкусом хозяина при ее выборе. Что б понимала!



Срок Нине дали бы условный, но оказалось, что и к другим мелким кражам в округе она приложила руку. Во вкус вошла… Учитывая возраст и все то же сиротство, суд отправил красотку на два года в воспитательно-трудовую колонию, шить рукавицы. Пока она там как бы перевоспитывалась, тетка, вдруг совсем разлюбив «ангела», продала домишко и съехала в какой-то дальний поселок на трассе, не оставив никому адреса. Испугалась женщина, что будет хуже. И не ошиблась.
Выйдя из колонии, Нина, не долго думая, стала искать Нонну. Это было не сложно. Близняшка к тому времени получила аттестат средней школы и квартиру, как сирота без попечения. Не бог весть, но все же… Однушка на первом этаже обычной хрущевки. Училась на штукатура-маляра в местном колледже, подхалтуривала, и опять же сидела за книжками в своей собственноручно отремонтированной квартире. В общем, старалась девчонка жить.
«Хата» Нине понравилась, да так, что очень быстро задвинула она сестру на кухню: «Тебе там удобней будет ночами читать», и устроила на свободной жилплощади настоящий шалман. А что? Ей же тоже полагается, как сироте…
Какой только народ не бывал в этой «хате»! Весь цвет местечкового криминала протоптал дорогу к дверям, выскакивая порой из окошка в сторону леса. Пили на украденное, отобранное у кого-то или просто на скудную Нонкину получку. Ей-то зачем деньги? Она у заказчиков чаю попьет, а шмотки ей и вовсе ни к чему. Ходит в одной кофте, да и ладно…


Но с некоторых пор завелись у сестры-«ангела» деньги покрупнее. Похвасталась однажды: нашла непыльный способ отъема денег у клиентов местных баров. Они на смазливую озорную девку, как мухи на мед летят, а она лишь слегка горчинки в бокал добавит… И вот он, «клиент», уже ползет на ватных ногах за Нинкой к выходу, сонный и тепленький, в постель к даме приглашенный. А уже за углом его и вырубает до полной отключки на земле. Тогда уж шмонай да шмонай быстрее мужика. Ему без денег спокойнее в кустах ночь досыпать…
Через это дело Нинка и оставила их без крова. Насыпала клофелину одному заезжему бугаю. Думала, какой барыга с рынка, а он оказался не мелким бандюганом аж из далекого Хабаровска, приехавшим по личным делам к ним в городок, бабушку, что ли навестить. Бандиты ж тоже люди… В бар занесло его от нечего делать. Девочка оказалась кстати, но очень некстати у юной клофелинщицы не было точных знаний о свойствах данного препарата. Бугай-то, оказывается, предыдущую ночь крепко пил с дядькой, а с утра мучился похмельем. К вечеру слегка отошел, но давление у него было еще ого-го! А кто из мужиков давление себе меряет? Головы свои они обычно новой дозой лечат. Вот и Нинкин кавалер заказал коньяку. А что? Культурно и с претензией… Выпили по бокалу, налили еще, но бугаю приспичило. Нинка тем и воспользовалась. Сыпанула четыре таблетки.


Бугай их «скушал» с коньяком, и так ему хорошо стало. Клофелин давление снизил, мужика успокоило на вовремя подставленной упругой груди. Пока он совсем не обмяк, Нинка потащила его на выход. Кавалер ногами шевелил, пошептывал, как он сейчас Нинку любить будет… До улицы они не дошли, тяжел больно. Посадив сонного «клиента» на стульчик в полутемном неохраняемом гардеробе, девчонка, уверенная в силе клофелина, дала ему покрепче уснуть, а через минут пять полезла во внутренний карман куртки дорогого гостя, потянула уже портмоне… Тут он и проснулся.
В общем, избил он ее тогда крепко. А на следующий день, узнав адрес «хаты» по своим каналам, явился и потребовал моральную компенсацию — их сиротскую однушку. Иначе обещал закатать в асфальт.
Так девчонки оказались на улице. У Нинки в память о той истории к тому же шрам над бровью остался. Вот и появилось у близнецов еще и внешнее небольшое различие. Да и сами они разошлись каждая своей дорогой. Хоть и в одном городе жили, не встречались больше почти совсем.


Нонна совсем в свои странности окунулась. Поскитавшись по общагам подружек, пожив пару лет в какой-то секте, нещадно ее эксплуатировавшей то на полях, то на ферме, вернулась в город и нашла пристанище… у бомжей. А Нинка, хоть и со шрамом, красоты своей не потеряла, пользовалась большим успехом у клиентов баров… Только работала теперь уже под прикрытием. Не только кормили клофелином, но и глушили своих жертв.


Вот под эту-то историю Сергей все и вспоминал, и как в кафе зашел, и как красотку увидел. А там и название судна — «Комсомолец Приморья» — в голове всплыло… Вот так и началась новая, довольно-таки длительная эпопея в жизни Сергея, в которой потом случилась и любовь, и узнавание жизни, пробуждение воспоминаний. И даже небольшая война между бомжиками, к чьему племени на некоторое время присоединился и наш герой. Но это уже совсем другие истории…