Atlas : Письмо с того света

Опять была суета, бессмысленные команды. Хлопали двери, в которые без конца кто-то входил и выходил. Наконец зарычали моторы, редукторы отозвались басовитым уханьем, скрипом, протестующим скрежетом шестерен. Вся эта громыхающая какофония взметнулась оглушающе в несколько мгновений, заполнила все вокруг, и стихла неожиданно в отдалении.
Безлюдные коридоры налились гулкой пустотой, где-то внизу грянул запоздалый звонок, но устыдившись собственной неуместности, оборвался посреди трели. Остался лишь тонкий посвист вездесущего сквозняка, шелестящего брошенными как попало, — никому не нужными бумагами. Не вытерпев тишины, снаружи забулькал уличный громкоговоритель, выплевывая пустые, потерявшие всякий смысл слова сводки.
Восприятие каждого из нас удивительным образом утратило масштаб, подчиняясь единственно стремлению уцелеть самому. Все эти ориентиры и города, составляющие прежде почти осязаемое пространство, — превратились в безликие точки на карте, над которыми падающие звезды ракет, зажигали рукотворную зарю.
Слепящая дуга лампы мигнула, сменилась едва тлеющей из разбитого абажура ниточкой. На ГРЭС берегут остатки угля. Пришлось накинуть тулуп и встать у окна. Темнеет теперь рано и скачущие строки едва различимы на мятой бумаге.
«Нет времени на всякие околичности, да и поздно бояться. Если можешь — беги! Оставь, наконец глупые лозунги...» — много и неразборчиво. Ниже приписка другой рукой: «Сынок, родной, не сердись на отца! В такое время вся семья должна быть вместе. Мы остановимся… Ты ведь помнишь, где это!»
Я тоже помню — вчера упоминали, тридцать килотонн… А их сына расстреляют сегодня. За письмо и все то, что случилось с нами и страной. Если посмотреть в запыленное стекло можно разглядеть, как голова колонны выползает на откос за городом. Там хорошее место — сухое, открытое, поросшее небольшими елочками. Оттуда весь городок, как на ладони: невысокие, ладные домики расставленные в правильном порядке...
Порядок у нас поддерживается расстрелами. Говорят так надо. Об этом, вообще, много говорят. В основном — те, кто стреляет. Остальные молчат. Дезертиры, паникеры и появившиеся недавно мародеры с голодными глазами — тоже молчат. Нет, поначалу они говорят! Гневно, взахлеб, разрубая воздух ладонями… А потом молчат. Смотрят с ненавистью в окружающие лица и молчат.
Устал. Скорей бы моя очередь. Короткая, жгучая очередь в грудь на песчаном пригорке. Россия — вперед…