s.ermoloff : Добро пожаловать в ад. Глава 17.

Сергей Ермолов

Добро пожаловать в ад
роман

17

Рота в 21.00 вышла в район Кичу совместно с 3-й МСР. По данным разведки, мы перекрывали вероятный путь подхода боевиков из Дагестана.
Шли молча, напряженно прислушиваясь и вглядываясь в ночную темень. Тяжело пробирались сквозь густые кусты. Освещенность была не больше двадцати процентов.
Тяжело дыша, мы колонной по двое продвигались по темному лесу. Мокрая одежда липла к телу. Я неотрывно смотрел на покачивающуюся впереди темную фигуру. Я не думал о том, куда иду. Конечная цель пути словно была мне неизвестна. Каждый шаг, который я делал, требовал полного напряжения сил и поглощал все мое внимание.
Я плыл по течению и уже не отдавал себя на все сто процентов войне, которая велась лишь на пять процентов мощности. Лучше всего, конечно, считать, что боевики могли в любую минуту выскочить из-за каждого куста. Но так очень быстро изматываешься. Вокруг было слишком много кустов, а «чехов» слишком мало, чтобы они могли прятаться повсюду.
Мне было тошно смотреть на своих солдат. Вдруг подумал: да ведь они покойники. Для каждого припасена пуля, а для меня уже дослана в ствол. Сколько бы жить не осталось, будущее уже не было жизнью.
Темнота стала такой плотной, что я не видел даже своих рук. Тишина заглушалась лишь учащенным сердцебиением. Идущие рядом угадывались на слух. Все ступали на ощупь. Потерять ориентировку и сбиться с пути было не сложно.
Разведчики исчезали в темноте между деревьями. Шагали осторожно, молча, вслушиваясь в каждый шорох. Все уже успели устать, колени подгибались, клонило в сон. Казалось, что уже ушли от опасности, но в Чечне ощущение безопасности всегда оказывалось обманчивым.
Проходя мимо сел, мы шли в режиме поочередного наблюдения. Когда убеждались, что опасности нет, рота шла вперед в режиме наблюдения на марше.
Вся беда Чечни в том, что в ней слишком много сел – сотни, даже тысячи, и все похожи одно на другое. И слишком много в них людей. Если бы не было такого множества удаленных друг от друга сел, не было бы и войны. Вытащить всех людей из сел, согнать в Грозный – и прекратится война. Проклятый Кавказ.
Я торопился до двух ночи достичь места предполагаемой засады. Иногда я останавливался и напряженно вслушивался в тишину.
Мы двигались еще минут двадцать, потом на последней сотне метров прошли по большому кругу и остановились. Мы сошли с тропы, чтобы не столкнуться с охранением, которое могло быть выслано боевиками. Я нашел подходящее место, чтобы провести здесь остаток ночи. Каждый из ребят знал, где находятся остальные и мне осталось лишь уточнить место сбора, если неожиданный бой с «чехами» раскидает нас. У места засады расположились так, чтобы участок тропы со всех сторон хорошо просматривался.
Нет ожидания мучительнее, чем то, которое предшествует бою.
Ночь была безлунной и местность слабо просматривалась. Я приставил к глазам прибор ночного видения, изучая лес перед нами, перевел наблюдение вверх и вправо на ближайшую сопку.
Впервые блокировали ночью такое большое расстояние. Промежутки между позициями были до ста метров. Надеялись на «сигналки».
Еще через несколько минут я отчетливо увидел темные фигуры, идущие на нас. Крепче сжав автомат, я нажал на спусковой крючок. Послышались выстрелы, крики и ругательства.
«Бородатые» бежали, падали, спотыкались, опять поднимались, сталкивались друг с другом.
Враг был невидим, и я кричал:
- Стреляйте, стреляйте, стреляйте!
Мой автомат немного отдавал в плечо, я стрелял, но это было все равно, что пытаться убить ночь. Я жалел, что не могу убить всю Чечню.
Беспорядочная стрельба продолжалась. Перед нами высился темный лес. Солдаты стреляли по деревьям. Было слышно, как обламывались ветки и падали на землю.
Я пополз вперед. Левее меня двигались еще трое бойцов. Я их не видел, слышал только, как ползут. Переполз дно оврага и, уцепившись за кусты, поднялся по противоположному склону. Слева захрустели ветки сухого кустарника – мои ребята были неосторожны. Я полз, стараясь не дышать, словно кто-то мог услышать мое дыхание. Приподнял голову, но в темноте ничего нельзя было разглядеть. Мне захотелось чихнуть. Я сжал нос пальцами, потер переносицу и пополз дальше. Передо мной мелькали человеческие тени, слышались вскрики, глухие удары. Под ногами чувствовалось что-то мягкое и липкое. Ударила очередь справа. Я распластался по земле.
Я ждал, держа автомат наготове, но прошла минута и ничего не менялось. Ждать дольше не имело смысла. Я злился, не в силах угадать, где, с какой стороны меня ждала опасность.
Я стрелял, перебегая с места на место. «Чехи» сбегали с бугра и сразу исчезали в темноте, как только их головы опускались ниже гребня. Но те, что появлялись на бугре вновь были видны и я бил по ним.
Я пополз вперед со всей скоростью, на которую был способен. Мимо меня кто-то пробежал, обогнав, и в ту же секунду на темной фигуре скрестилось несколько пулевых трасс. Тело солдата, остановленное в движении, рухнуло на землю.
Начал стрелять пулемет боевиков, и цепочка желтых трассирующих пуль била в деревья, которые словно взрывались и распадались на куски.
Я крепче сжал автомат и рванул спусковой крючок. Я стрелял, не видя цели, стараясь попасть в то место, из которого вылетали очереди.
Я знал, что большая часть боя еще впереди. «Чехи» пытались обойти нас. Шансов, что они повернут обратно было не много.
Частые автоматные очереди, приближавшиеся с каждой минутой, подтверждали наступление боевиков. У меня была возможность затаиться и отлежаться. Но я не хотел рисковать и начал отползать в сторону.
Я двигался, ориентируясь на близкие выстрелы. Было невозможно определить, кто стрелял – свои или «чехи».
Шел бой, в котором я не видел своих противников. В кромешной темноте можно было различить только вспышки выстрелов и следы летящих очередей.
Вдруг мне показалось, что кто-то застонал. Я полез в том направлении и очень скоро до меня донеслись хлюпающие звуки. Я увидел Криворотова, который лежал, неудобно подвернув под себя руку. Коснувшись его груди, ощутил под рукой липкую кровь. Солдат захлебывался кровью, и я ничем не мог его спасти.
Я почти не видел боевиков, которые были одеты во все темное, чтобы слиться с ночью. Казалось, что пронзительные крики «Аллах акбар» неслись со всех сторон.
Повернувшись, я увидел ярко-красные полосы трассирующих пуль. Казалось, что они летели прямо в меня, а затем, изогнувшись вверх, увеличивали скорость и пролетали над моей головой. Я упал и, с трудом переводя дыхание, прислонился к стволу дерева. Во рту было до боли сухо, в голове стучало, как будто она готова лопнуть. Но я ощущал себя в безопасности.
Я увидел красную вспышку, из которой протянулась в мою сторону желтая нить, оборвалась и исчезла. Через мгновение за спиной рванул жаркий взрыв. Я до боли вжался в дерево, не отрывая взгляда от миномета, который опять закраснел. Ударил взрыв, послышался жалобный крик, затем раздался предсмертный вопль. Кто-то опять был ранен, а кто-то убит. «Чехи» обстреливали наши позиции из минометов. Они ориентировались в ночном лесу лучше солдат.
Послышался медленно нарастающий шелест летящей мины, он становился громче, переходя в завывающий свист. Потом недалеко от меня раздался оглушительный взрыв. Бобкова рядом со мной как будто кто-то ударил по спине, и он упал, застонав. Я ощупал рукой его спину, и мои пальцы неожиданно наткнулись на глубокую, скользкую от крови рану. Дыхание солдата стало отрывистым и захлебывающимся. Через минуту он затих.
Я попытался ухватиться руками за дерево, но вдруг почувствовал, что ноги перестали меня слушаться. Тело беспомощно обмякло, пальцы разжались, и я упал на траву. Я был сильно напуган. Я не герой.
Я не видел, что происходило впереди. Плотный огонь не позволял подняться. Наступил момент, когда следовало подумать о необходимости отхода. Я глубоко вздохнул и метнулся в сторону, уклоняясь от вспышек, появляющихся в темноте передо мной. Я понимал, что «чехи» обложили нас очень плотно.
На бегу перезаряжая автомат, я столкнулся с кем-то очень большим, который что-то выкрикнул по-чеченски. В нескольких сантиметрах от моего лица оглушительно грохнула очередь. Я ударил автоматом ему по лицу и прошил очередью по ногам. «Чех» на мгновенье замер. Я спиной бросился в темноту кустов, выпустив в боевика короткую очередь.
Целясь из-за деревьев, я бил короткими очередями по вспышкам и снова отбегал.
Рядом проступил толстый ствол дерева, я чуть не столкнулся с ним. Привалился боком к стволу и ощутил, как резкими толчками бьется сердце.
Вглядываясь в темноту через кусты, я смутно видел какое-то движение, слышал чеченскую речь. Вскинул автомат и расстрелял весь магазин длинными очередями. И тут же услышал ответные выстрелы, несколько пуль впились в дерево. Обнаружив себя, я бросился в сторону, спотыкаясь и падая. Ветки хлестали по лицу. У меня было такое чувство, будто я сделал большую ошибку.
Ночь была ужасной. Пронзительный свист пуль, вой и скрежет, сильные удары взрывных волн то с одной стороны, то с другой заставляли меня сжиматься. Мне казалось, что я оглох и ослеп, не способен не слышать, ни видеть. Но я заставлял себя не думать о пулях, свистящих над головой и неторопливо, тщательно прицеливался по вспышкам. Я стрелял несуетливо, спокойно выбирал следующую цель.
Слышно было как выругался один из солдат, и чье-то тело глухо стукнулось о землю. Вокруг меня бегали какие-то люди и что-то кричали. Кто-то темный уползал в кусты и непрерывно стонал. Я был не способен объяснить себе, что все это значило.
Через несколько секунд мы столкнулись с «чехами» в рукопашном бою. «Бородатые», как и мы, дрались молча, с ожесточением. Только иногда раздавались стоны и крики раненых. Стрельба, свист пуль, вспышки дульного пламени – ничего иного не осталось в памяти от ночного боя. Мои глаза были открыты, но я словно ничего не видел.
Окончание ночного боя невозможно увидеть, его чувствуешь. Потом трудно что-либо вспомнить. Утром я нашел на себе ссадины, синяки и кровь. Еще продолжалась редкая стрельба. Красные трассы пуль вились над лесом.
На небе начали появляться светлые пятна, и я стал различать лица солдат, покрытых грязью. Глаза смотрели не видя и без выражения.
После ночи, в течение которой мне каждую секунду угрожала смерть, было трудно поверить, что все обошлось благополучно.
Я увидел три «полосатых», появившихся из-за края лесной полосы, из которой били «чехи». Над деревьями появились полоски белого дыма, выпущенные первой «вертушкой». Затем то в одном, то в другом месте из-за деревьев вверх ударили столбы пламени, и до меня донесся грохот взрыва ракет. «Полосатые» по очереди ударили по цели и начали второй заход. Над лесом поднялось черно-белое облако дыма.
Тишина наступила внезапно. «Вертушки», выпустив боезапас, ушли в сторону, приземлились, ожидая убитых и раненых солдат.
Подошли бойцы 3-й МСР и помогали отыскивать убитых и раненых.
У многих трупов моих ребят вспоротые животы и перерезанные горла были засыпаны землей.
Я не имел права не думать об увиденном.
Кулакова опознали по родимому пятну на руке: головы у него не было. Я прислонился к дереву, схватил рукой покрытый шершавой корой ствол. Меня рвало. Я изо всех сил тужился, и меня снова рвало. Земля под ногами качалась, уходила из-под меня. Никогда в жизни я не чувствовал себя так плохо.
Я не хотел видеть то, во что превратились мои ребята. Вернее то, что от них осталось. Из-за своей трусости я позволил боевикам уйти. Я сидел совершенно неподвижно, прислонившись спиной к дереву и впервые со времени детства плакал.
- Однажды я задушу «чеха» собственными руками, — сказал я.
В «полосатые» загружались очень медленно.
Раненый Знатнов лежал на носилках рядом со мной. Пуля прошла возле нагрудного кармана камуфляжа. Сначала рана казалась неопасной, но сразу же после того, как «вертушка» поднялась в воздух, солдат начал кашлять и на губах у него появилась кровь.
- Гады продрявили мне легкое, — проговорил он. – При дыхании внутри колет, как иголками.
Его пытались утешить, уверяя, что рана неопасная. Я знал о бесполезности таких уверений. Из губ раненого кровь текла, уже не прекращаясь, дыхание становилось все более затруднительным. Его тело сотрясали приступы кашля. Через несколько минут он затих.
Война оставалась во мне зрелищем смерти, десятками лиц и тел, из которых уходила жизнь. Отчаяние вызывало во мне чувство необходимости биться с «чехами» и убивать их. Отомстить. Пролить кровь. Послать их души в ад.
Я пытался заставить говорить подобранного раненого боевика, но угрозы на него не действовали. Тогда я подтащил его к открытой дверце «полосатого». Но и угроза быть вытолкнутым не действовала на него. Он не оставил мне выбора. Я с любопытством наблюдал, как уменьшалось в размерах выпавшее из «вертушки» тело, пока не замерло на земле.
Ребята выбросили из вертолета еще одного «чеха».
Я знал о войне слишком много такого, чему можно научиться только убивая. Если бы у меня был выбор, я бы предпочел никогда не знать о существовании Чечни. Я пытался представить, как я вернусь в Россию, но ничего не получилось.