chu. : Невозможность обладания

Мне шестнадцать лет, и я на антидепрессантах. Точнее, они уже закончились. Полтора месяца я принимал «таблетки счастья». За это время я успел забыть про суицидальные мысли, прокрастинацию и прочие атрибуты чумы XXI века. На какой-то момент ко мне вернулось даже ощущение счастья, которое я не испытывал очень давно. Последний раз – с Аней, но уже два месяца, как она ушла.

Всего шестнадцать лет: мне бы нужно стыдиться этого возраста, а не кричать во всеуслышание о нём. Но это так. Скрывать я ничего не собираюсь. И не собираюсь говорить о том, что у меня богатый жизненный опыт, равно как и о том, что его нет. Всего понемногу.

Ах да, антидепрессанты мне выписали из-за того, что в один прекрасный день у меня случилась передозировка. Не буду говорить, что я выпил и описывать эффект; достаточно сказать, что я живу в одном из самых наркоманских городов России. Купить наркотики здесь не составляет никакого труда. Дилеров масса. Как обычно, этим заведуют цыгане и кавказцы, но у них я ничего не покупаю. Предпочитаю доброго русского парня, местами наркомана. Его зовут С. и у него рыжеватая борода. Приятный парень. Он мне и продал ту дрянь. Я думал, что умру. Не умер, но чувствовал себя, мягко говоря, не важно. Так или иначе, меня уличили. Идиот, что сказать. Меня не поставили на учёт в психиатрической лечебнице лишь по доброте душевной (или лености) врача. «Ну, перебесится, и всё будет хорошо». Я ничего не помню: ни врача, ни манипуляций бригады скорой помощи. Помню, что было очень, очень плохо. Это не был мой первый опыт с наркотиками. До этого было гашиш и кое-что из галлюциногенов.

В конце концов, меня повезли к психиатру. Три тысячи рублей сеанс. Как-никак, платным врачам ты больше доверяешь. Милый дядечка; слегка высокий голос. Был врачом во время чеченской войны, а до этого лечил наркоманов. И теперь вынужден лечить таких мудаков, как я. Я ему высказал всё; ничего не хотел скрывать – его добродушный вид вызывал доверие. Сочувственно качая головой, «господин психиатр», как я его про себя именовал, сказал: «Это всё из-за физиологии. Знаешь, гормоны, все дела. Я тебе пропишу пару вещей – Ф. и Р. Будешь принимать их. До встречи».

Мы расстались почти друзьями.

В следующий раз, когда я приехал к нему, настроение у меня было приподнятое. Я начал писать, о чём и поведал «господину психиатру». Про себя отметил, что его прозвище отдаёт идеями БДСМ. Я обещал ему дать прочитать что-нибудь. Он кивал, радуясь, что лечение оправдывает себя, а потом сообщил, что уходит в отпуск. На месяц. Сказал продолжать пить таблетки и, если что, звонить. Таблетки закончились – нужно ему позвонить, спросить, что к чему.

Да, из-за того инцидента с передозировкой, от меня ушла Аня. Я ей наговорил многого. Лично это сделать не было возможности: тут пришли на помощь социальные сети. Свою переписку с ней я бережно храню, мечтая сделать из неё какое-то подобие эпистолярного романа. Но это после. А тогда я наговорил ей много чего неприятного. Она подумала-подумала и ушла. От меня. С тех пор и не отвечает на мои звонки, сообщения. Я всё собираюсь приехать к ней домой и сесть на скамеечку, дожидаясь её прихода. Вот она будет проходить; я снова увижу эти волосы, эту шейку, это лицо. Я увижу молодое грациозное тело, на котором ещё нет печати старости; снова воздам хвалу господу за то, что он не поскупился на коллаген, создавая Аню. Я брошусь ей в ножки и, раскаиваясь, попрошу прощения. Она улыбнётся, скажет, что б я встал. Мы поцелуемся и пойдём к ней домой. Родителей не окажется дома. Мы попьём чай и затем займёмся любовью в знак примирения. Я мечтаю об этом, хотя если этому и суждено случиться, всё будет несколько иначе. Она скажет: «Я тебя простила уже давно. Да я даже не обижалась. Ну что тебе надо от меня, а? Ты же сказал, что больше не будешь ко мне приставать».

По правде говоря, она так и сказала. Я сделал всё: и бросился ей в ножки, забыв об унижении; я со слезами на глазах просил прощения, памятуя о девяти месяцах чистых, хоть и постмодернистских чувств, почти любви. Она посмотрела на меня своим грустным взглядом, слегка надменным. Я увидел себя в отражении её зрачков и попытался улыбнуться. Я помню, как её волосы развевались на ветру, помню печальную пелену облаков за её спиной. Спиной, которую я видел обнажённой и которой я восхищался. Когда-то я осторожно потрогал выступающие позвонки, чтобы убедиться в их реальности. Когда-то я ощутил, что абсолютно счастлив.

Но Аня была строга ко мне. «Надежды нет», – понял я и поднялся с колен. Отряхивая пыль, я попытался пошутить. Но у меня вышла лишь какая-то мерзкая, чудовищная в пошлости шутка: «Может быть, всё-таки пригласишь зайти?». Дескать, ну в какое время мы живём? Но Аня она не такая. Нет, она не глупенькая девственница-пионерка, воспитанная на сентиментальных любовных романчиках и ждущая своего принца на белом коне. Она просто не устала. Не устала от жизни.

Теперь, вспоминая подробности того вечера – как я пришёл домой и начал судорожно пересматривать фотографии, как на меня напало чувство отчаяния, которое не могли нивелировать даже антидепрессанты, я чувствую спокойствие. У меня нет надежды, я действительно «отстал» от Ани. Я искренне желаю ей счастья. Я верю, что у неё всё получится, возможно, у неё получится уехать из этой страны и найдёт себя в разваливающейся Европке. Она выйдет замуж, родит ребёнка. Может быть, назовёт моим именем, хе-хе. У неё будет отпуск в Испании, капли морской воды на пупке. Она будет наслаждаться своим счастьем с любимым человеком. Она обязательно будет просыпаться ночью и вспоминать о своей молодости, может быть и обо мне. Подумает, какая была глупая. Затем медленно состарится. Будет бороться за остатки былой красоты.

А я? А у меня пока есть антидепрессанты, алкоголь наркотики и… Катя.