Ромка Кактус : Иван Бунин. Анфилада образов

Отчёт об экспедиции профессора Таканавы лежал на столе. Рассел пробежал строчки глазами, выбрался из кресла и потуже затянул ремень с кобурой… Вирус сделал своё чёрное дело… вакцина оказалась бесполезной… на секунду вспомнил, как когда-то на Земле заработал первые лёгкие деньги на просроченных лекарствах… Повстанцы уничтожили Центральный компьютер… системы слежения вышли из строя… весь пятый сектор затоплен… пожарные выходы засыпаны снегом… антисанитария на кухне, так что многие предпочитают обедать в уборной… генераторы кислорода работают в полсилы… Это конец всему. Рассел проверил уровень энергии бластера… Хватит на один выстрел… Послышались тяжёлые шаги по железному настилу. Рассел открыл дверь грузового отсека и бросился бежать… воздух загустел и наполнился светом, в котором человек захлёбывался и тонул, как навозный жук в янтаре, но это было сладко и страшно, словно яблочный пудинг с электрической лампочкой внутри – в тёмной детской комнате в канун Рождества –

Он поднялся со скамейки и протянул руку, чтобы представиться:

- Гуров. Павел Гуров.

И в памяти сразу же встали все детали его путешествия: поезд Петербург-Адлер, плацкарт, проводница Нина с серыми глазами, тряска, утренний холод из приоткрытого окна, запахи табака и свежего дубового веника, который вёз мужчина с жёлтыми висячими усами, и, конечно, южное ночное небо, иссиня-чёрное, высокое, выпуклое, тяжёлое и вместе с тем такое близкое и понятное, что голова начинает идти кругом от блаженства, от понимания, от всего этого каскада чувств, что обрушивается откуда-то сверху и смывает незримую пелену наваждения.

Пожилая хозяйка улыбнулась Гурову, а её моложавый кавалер пожал протянутую руку.

- Простите, что заставили ждать, — сказала дама. – Ваши покои на втором этаже… Окна выходят в садик… там яблони, груши, олеандры… как всё это пахнет!..
- А насчёт комаров не беспокойтесь, — затараторил моложавый, — новую сетку сегодня же поставим, вы только скажите время, когда вам удобно, чтобы не помешать, так сказать…

Мужчина заулыбался и принялся подмигивать, так что крошечное его личико сделалось живым и каким-то даже ехидным, точно рожица чёртика из коробочки. Гуров смотрел на него всего секунду, но за это время ощущение надвигающейся беды, бывшее до того еле ощутимой взвесью в воздухе, приблизилось, и кадр накренился –

Старинные хроники, обнаруженные первой экспедицией профессора Штейнера, долгое время пролежали без дела, потому что не было исправной техники, способной воспроизвести киноплёнку. Однако у Рассела был приятель в администрации одного земного музея, который смог раздобыть кинопроектор. Теперь этот допотопный агрегат, жужжа и потрескивая, бросал на стену грузового отсека сноп света, в котором кружила пыль, а на стене корчились червячки монтажных меток, и шли цифры 3 2 1 Чёрно-белый молодой мужчина вставал с постели, делал гимнастику и спускался во двор, чтобы умыться водой из умывальника. Вокруг него бегала собака, виляла хвостом и норовила утащить пакет с мусором, но мужчина её всякий раз отгонял, брызгая водой. Собака скрылась из вида, а человек взял пакет и вышел в калитку.

Гуров шёл мимо заборчиков, на калитках висели таблички «Сдаётся жильё». Увитые лозами балконы, стены домов давно не крашены, но сохранили привлекательность простых светлых тонов. Кружевные тени листвы и солнечный утренний свет создавали причудливый эффект мозаики, открывавшейся прямо под ногами, на каменистой дорожке, незаметно перешедшей в асфальт – а тут уж начинался город. По улицам сновали туристы; стояли продавцы сувениров, полотенец, мороженого и лимонада, работали зазывалы; а в ямке с краю проезжей дороги на боку спала уличная шавка, выпростав лапы наружу, пыльная и облезлая, но с таким умиротворённым видом, что прохожие поневоле останавливались, смотрели уважительно и никто её не беспокоил. Гуров выбросил пакет с мусором в железный контейнер, над которым кружили мухи и витал зловонный дух кислых арбузных корок.

По дороге на пляж Гуров остановился у кафе, чтобы вытряхнуть из туфли острый камешек и поправить ремешок. У входа в кафе стояла, облокотившись на ограду, девушка в переднике и держала в руках незажжённую сигарету.

- Простите, — обратилась она к Гурову, — у вас не будет огонька?

Гуров посмотрел на неё с тем серьёзным видом, какой бывает у человека, резко поднявшегося на ноги, когда кровь отливает от головы и в глазах взрываются белые крошечные кометы, превращая привычный мир в фантасмагорию, будто сошедшую с полотна полуслепого безумца.

- Огонька?

Всё ещё ошалевший, Гуров полез в карман, вытащил помятую купюру и вручил девушке, чьё лицо из-за временной слепоты он принял за сияющий серебряный поднос, в котором зияли космические дыры… сквозняк из далёкой галактики нёс ритмизированные звуки ударов железа о железо, которые накладывались на шум курортного города, создавая странную музыку…

Рассел бросил взгляд на бронированную дверь, которую пытались вынести солдаты… Дверь надёжна… Но скоро они поймут, что можно разрушить переборку… Надо спешить… Рассел принял горсть розовых таблеток и погрузился в мягкое полусонное пространство, где конечности двигались со скоростью морских звёзд, а мысли летали с неуловимой быстротой, порой налетая друг на друга, и тогда в голове расцветал фейерверк озарения, и вспышки шли одна за другой, сливаясь в световое пятно, какое видит человек, резко поднявшийся на ноги.

Гуров быстро вошёл в тот ритм жизни, что задают зной, море и мысли о том, что через неделю отпуск закончится и надо будет вернуться домой. Он погружался в волны, дремал на песке, подсунув под голову свёрнутые в куль брюки, читал какую-то книжку, отвлекаясь на каждую зыбкую тень проходящего мимо и оттого не понимая ни слова, но и в этом отупелом чтении находя свою толику удовольствия. Он выпил пива и съел какую-то местную рыбку. Он вдыхал полной грудью запахи солёной воды, солнца, песка, поглядывал на девушек, которые издали казались красавицами, а вблизи оказывались самыми обыкновенными. А в груди у него разрасталась та тупая и, видимо, неизбывная тоска, которая отравляет кровь и всё окрашивает в цвета серого уныния.

Когда прохладный ветер понёс целые пригоршни песка и какая-то толстуха побежала ловить зонтик, Гуров оделся, собрал вещи и побрёл прочь, стараясь не думать, а только доживать дневные ощущения, ещё звучавшие под кожей, в нервных окончаниях по всему телу.

Возле кафе, где утром Гуров останавливался вытряхнуть камень, его окликнули. К нему обратилась тонкая девушка с тёмными волосами, собранными сзади в хвост.

- Молодой человек! Это ваше, — она протягивала ему что-то, какую-то бумажку, деньги.
- Моё?
- Да, ваше. Вы утром дали мне вместо спичек.

Гуров смотрел на неё вопросительно, не понимая, но что-то знакомое было в этой девушке… космический сквозняк и металлический звон неведомого…

- Как можно быть таким рассеянным? – девушка сделала шаг и вложила купюру в ладонь Гурова. На лице её была чуть строгая улыбка.
- Мне разрешили, — неожиданно для самого себя сказал Гуров.
- Как это? – девушка смотрела на него с озорным прищуром.
- Понимаете, далеко отсюда есть место, где мы видны как на ладони… Я думаю, те, кто там есть, не могут не разрешить нам маленькие слабости, от которых вреда всё равно никому…
- И что это за место?

Гуров пожал плечами:

- Какая разница? Может быть, только у меня в голове… Хотите чего-нибудь выпить? Меня зовут Павел.
- Очень приятно. Ника. Я с удовольствием.

Вечером они встретились в парке и гуляли под луной, слушая стрекот насекомых. Билось огромное сердце моря. Тоска Гурова как-то разом отхлынула, сделалась прозрачной. Потеряли значение те обстоятельства, что привели его сюда: отпуск, который он взял, чтобы восстановить силы, фантастический рассказ, который он начал писать… смертельный вирус… повстанцы, засевшие в уборной с террористическими целями… А чувство беды наконец обрело черты неизбежности.