Юзер Даня Йувачов : Частная жизнь

Утро в деревне

Прозрачный восток растерял последние звездочки и готов вспыхнуть рассветом, в ожидании которого затаил дыхание весь мир. Только продрогший за ночь папоротник чуть заметно дрожит жемчугом водяного конденсата. «Я, бля, пиздюга!» – бросает вдруг свой звонкий клич первый петушок. «Нет я, бля, пиздюга!» – вторит ему третий у околицы. Числительные в данном случае несут сугубо нумерологическую нагрузку. Из утренних петухов, как известно, обязательны первые и третьи. Второй в деревне тоже был, но его в субботу заколбасили.

Ссора

Брат Валерка, дурак, бросил в меня камнем. А потом сел своей глупой жопой на пластилиновый город и все поломал. Я решил его судить и казнить. Я приговорил что ему мечом потяту бысть, но меча не мы нашли. Нашел я топор зато, а плаху мы нашли на лестнице, на нее дед Леха садится, когда курить ходит. Все равно наверное меч лучше. Потому что Валерка казнился и умер, но голова у него до конца не отрубилась. Зато крови много налилось, она как полилась, я даже сначала испугался. А потом грустно стало. Но он сам виноват, дурак. А мамка придет, всыплет мне по первое число. Пойду варенье съем, скажу, что это Валерка. Ему все равно уже.


Ктулху

Возвращаясь со Скатертного, я проходил мимо дома одного из трехсот московских ктулху. «Фиолетовая ночь» была еще впереди, но уже все понимали, кто ответит за срыв имперской жилищной программы. Ктулху сидел у окна крохотной, по его меркам, конурки и уныло поблескивал моноклем величиной с велосипедное колесо. «Бессовестный, – крикнул я, – у тебя одно окно в 3 этажа высотой! Где твое классовое чутье?» Он пророкотал – «классовое… Ну ты сморозил!» И мы оба стали ржать. Через пару минут я помахал ему рукой и пошел на работу, а квартал за моей спиной продолжал вибрировать от инфразвукового смеха.