brunner : Трое бодрствующих в псковской ночи

В четыре двадцать семь утра на железнодорожной станции «Охтино», расположенной в Псковской области, недалеко от одноимённой деревни, проезжал состав. Локомотив вёз пустые цистерны, вероятно, из-под нефти. Этот поезд, как и многие другие товарняки, проезжавшие в том или обратном направлении, отражал суть Российского государства, чьи недра вывозились на экспорт в соседнюю Прибалтику.

В это время Псковщина ещё была погружена во тьму. Над бесшумной равниной, изборожденной излучинами рек, низко повис медный кружок луны. Тусклый лунный свет осветил Охтино, прочертил дорожку к безмятежно текущей реке Охта и скрылся в близлежащем ольшанике. Деревня, состоящая из двух десятков косо поставленных изб, была погружена в сон. Лишь в одном домике горел свет – то не спал подросток Илья Морозов. Безрезультатно он натягивал одеяло до подбородка, открывал окно и впускал в комнату ночной воздух. Всё было тщетно. Уснуть уже было нельзя. Илья лежал на кровати и вслушивался в шум поездов.

Станция была расположена совсем рядом с деревней. В тридцать восемь минут дал гудок состав, движущийся в обратном направлении – из Таллина. «Прибалтийский экспресс» промчался мимо станции. Зазевавшийся смотритель устало поглядел ему вслед, затем плюнул и пошёл ставить чайник, чтобы согреться. Отирая холодные руки – он был в одной лишь фуфайке – смотритель вошёл в свою каморку, поглядел на расписание и сверился с часами «Победа» на своём худом запястье. «Опаздывает, – подумал он. – С чего бы это?». Но тут же его мысли переключились на что-то иное. Вода закипела; кипяток полился на скрученные листья зелёного чая, напоминавшего древесные опилки. От чашки повалил пар. Смотритель развалился в старом истрёпанном кресле, надел очки, взял спортивную газету и стал рассматривать таблицу футбольного чемпионата в бледном свете голой лампочки. То и дело он прикасался губами к чашке и отпивал понемногу светло-коричневого чаю и с удовольствием прихлёбывал. В голове его неясно промелькнуло: «До чего же хорошо жить на свете!».

«Прибалтийский экспресс» действительно опаздывал на несколько десятков минут. Поезд должен был быть в Пскове в шесть утра, и многие пассажиры уже не спали. Постепенно приходил в движение плацкартный вагон. Раздался грохот стаканов – то проводница кому-то несла чай. Привычной очереди в туалет ещё не было. В тамбуре курил мужчина. Это был Фёдор Арсеньевич Пахмутов, возвращающийся к себе на родину из Эстонии. Он то и дело нервно сплёвывал и вглядывался близорукими глазами в мерцающие берёзки, проносящиеся за окном. Фёдор Арсеньевич смотрел на луну и на редкие избы. В его глаза бросилось горевшее окно того самого дома, где жил Илья Морозов.

Илья не спал. Устав лежать просто так без дела, он решил читать. Порывшись в своей небольшой библиотеке, Илья взял книгу Василия Шукшина и на час скрылся в мире простой прозы. Шумевший невдалеке поезд перекликался с сюжетной линией рассказа, Илья улыбался и продолжал читать. Удовольствие от чтения переполняло его. Затем он провалился в пучину нервного беспокойного сна.

Смотритель станции Охтино закончил просматривать рубрику и допил чай. Зевнув, он отложил газету, натянул потёртую куртку и вышел из помещения оглядеть свой полустанок. Небольшая бетонная платформа; в середине трещина. Рядом стоит фонарь, лампочка в котором исправно работала. А так – всё было покрыто тьмой. Но смотритель знал, что чёрное пятно там, за путями, – это лес, через который идёт дорога к деревне. А в противоположной стороне ельник, где растут здоровые грибы. Смотритель прикинул, что совсем скоро начнётся грибной сезон; через неделю-другую уже можно идти.

Близорукий Фёдор Арсеньевич «Прибалтийского экспресса» выбросил сигарету и вышел из тамбура. Направляясь к своему месту, он задел чьи-то ноги, вытянутые на уровне головы. Опять проклиная свой высокий рост, пассажир сел на свою полку и кинул взгляд на столик. Там стояла початая бутылка водки, где на дне ещё теплилась жизнь; нарезанная кружочками докторская колбаска, курица и прочий нехитрый скарб, выдававший в любом поезде мира русского человека. Фёдор Арсеньевич улыбнулся и припомнил подробности прошедшего вечера – как Анатолий Иванович, сосед по плацкартному купе, сидел друг против друга с Андреем Ивановичем – мужчины с верхней полки.

– Так голосовать-то и не за кого, Иваныч, – тихо бася, говорил Анатолий. – Один – вор, другой – лицемер, третий – коммунист; а советскую власть мы в гробу видали, так?
Андрей Иванович пьяно кивал.
– Есть ещё этот, как его… Но он молод ещё, зелен. Пускай опыта наберётся, а потом уже видно будет, согласен?
– Да…
– Ну что, ещё по одной?
– Можно…
Друзья чокнулись и жадно проглотили тёплую водку. Анатолий Иванович икнул и посмотрел на приятеля.
– Вот знаешь, пусть мы с тобой и не увидимся больше, но Андрей Иванович, дорогой, ты мне милее многих будешь. А знаешь, что моя Олька начудила? У-у…
– Давай, рассказывай.
– Ну значит, дело было так…

Фёдор Арсеньевич неприятно поморщился от сигаретного запаха из собственного рта и улыбнулся, подумав, что, дескать, вот она – экзистенция – в этих двух людях, сидящих в поезде, беседующих всю ночь напролёт за бутылкой водки. Загадочен и мил сердцу русский человек. В своих ночных разговорах за беленькой он способен витийствовать и тотчас же катываться до примитивного мычанья. Рассуждать о бытовых проблемах, таких как подорожание цены на свет, и затем переходить к обсуждению существования бога… Фёдора Арсеньевича сморил сон.

Спал пассажир «Прибалтийского экспресса»; спал Илья Морозов, забыв выключить свет. Бодрствовал лишь смотритель станции Охтино, набивал свою трубку крепким табаком и всё вглядывался, вглядывался в мутную темень, словно пытаясь что-то увидеть там. «Думал он, всё думал: «А то что «Динамо» на первом месте, так это не надолго, «Спартак» их догонит… Догонит и ещё успеет наколотить тот бразилец, мячей двадцать, не меньше… А белые верно уже подросли, можно идти. Да прям сегодня же и пойду… Ой, баньку бы растопить, попариться маленько – врач не велит, а всё ж немножко можно… Эх, скоро осень, всё изменится в округе… Сына в школу, последний класс… Да… Хорошо жить всё-таки».

Так мысли смотрителя станции «Охтино» блуждали где-то далеко: от футбола и белых грибов, до будущего собственного сына, а мимо него часто проносились, гудя, составы – товарняки. Медленно затягивался смотритель и так же медленно выпускал колечко сизого дыма изо рта, причмокивал губами и отмахивался от надоедливых комаров. Стоял он в свете гудящего фонаря и думал свою нехитрую думу.