НИЖД : Виртуозный расклад или вся правда о вреде марихуаны

Виртуозный расклад, не правда ли? – Сергей Сергеич подошел ко мне вплотную, и я увидел бисерины пота возле его крючковатого носа. Меня подташнивало.

Отчасти это объяснялось духотой, наполнившей старинную вузовскую аудиторию, спустя пятнадцать минут после начала лекции. Около трех сотен непрерывно гудящих людей, рандомизированных, как сказал бы я в своей курсовой, по полу, возрасту и социальному положению, с трудом теснились на деревянных скамьях, сидели в проходах и стояли вдоль облупленных стен. Было странно, как еще живы те, кого угораздило разместиться в самых верхних рядах амфитеатра. Мы с Егором по счастью заняли места в первом ряду возле выхода, надеясь при первой же возможности дать деру из этого храма науки, и теперь тихо радовались, что можем получать скудные порции свежего воздуха из полуоткрытой двери. Наш план побега с треском провалился, когда в помещении появились люди в штатском, которые умело рассредоточились среди приглашенных и сейчас следили за нами, скрывая под внешней непринужденностью мощь специальных навыков подавления беспорядков.
- Бате пожалуйся, - я наклонился к Егору, когда Сергей Сергеич прервал свою многозначительную паузу и направился к кафедре.
- Да иди ты, - Егор даже не взглянул на меня. Его внимание было подчинено маленькому седому человечку в белом халате, который сейчас шустро взлетел на подиум и замер, обводя взглядом аудиторию.

***
Шесть часов назад, в пекле московского августа, мы с Егором были взяты с поличным при попытке купить двести грамм анаши у знакомого барыги. Ехали на встречу расслабленно, даже не проанализировав, почему продавец кайфа сменил обычное место встречи на какую-то грязную подворотню в районе Вагоноремонтной улицы. Когда невесть откуда взявшиеся менты положили нас лицами в пыль, мы даже не сразу осознали всю плачевность нашего положения – Егор начал что-то бубнить про вознаграждение за удачный улов, причитающееся от нас блюстителям закона. И только когда он получил ботинком по яйцам, расплавленный мой мозг сфокусировал время события, в которое мы имели неосторожность так глупо вляпаться. Вчера начал действовать указ Президента. А мы забыли…

- Бля, суки, я бате позвоню, вас всех уволят нахуй! – Егор не на шутку разошелся, пытаясь то ли оторвать прут, то ли сломать решетку обезъянника.
- Сиди не пизди, - дежурный даже не поднял голову. Похоже, составление протокола занимало его больше чем наблюдение за нашими попытками вырваться на свободу.
Егор завыл и начал зачем-то пинать стену. Сидевшие вместе с нами люди вели себя гораздо скромнее. Два мужика какой-то южной наружности, гастробайтеры, наверное, и интеллигентного вида старичок с ленинским прищуром наблюдали занятные сцены неистовства хорошо прикинутого мажористого вида парня, и трансформацию чувств на моем смешном очкастом лице – от панического ужаса неминуемости расстрела до истеричных гримас – откликов на обидные клички, которыми награждал Егор людей в погонах.
- Так, ладно, - грузный дежурный, скрипнув стулом, встал из-за стола и подошел к нам, глядя в бумажку. – Тимофеев, Левин, Яхно, Муслимов, Фёдоров – на выход.

В автозаке было сумрачно, но душно. За два часа поездки, прерываемой редкими остановками для пополнения живым грузом, мы пересчитали, наверное, все ухабы московских окраинных дорог. Где-то на середине пути к нашей мрачной компании присоединился накачанный мужик лет сорока в майке с символикой клуба «Торпедо», трениках и шлепанцах на босу ногу. Его появление несколько оживило наше унылое путешествие.
- Оп-па! – хохотнул качок, глядя на нас с воли, в то время как его запихивали внутрь трое здоровенных милиционеров, - бабы есть? – Ну ты чё, сука, пихаешься, ну я те пихну щас! - он дернулся, полуобернувшись, забыв, видимо, про наручники, застыл, потом с непокорным видом шагнул в нашу сторону и сел напротив. Дверь закрылась.
- Опа-опа – вышла жопа! Гы… – торпедовец уставился на меня и гнусно осклабился, показав неровный ряд гнилых зубов.
- Чё зыришь? – я не выдержал.
- Опа-опа – вы-ы-ышла жё-о-о-опа!
- Да пошел ты нахуй, урод, - это Егор. О его патологическом неприятии люмпенов ходили легенды. Остальные сидели тихо и отстраненно, как будто в автобусе на работу ехали.
- Лана не сцы пацан – не съем. – качок откинулся назад и закрыл глаза, покачиваясь в такт прыжкам автозака. – Блядь, почему они денег не взяли? Всегда брали, козлы, а сегодня – такая хуйня, - проговорил он как будто во сне.
- Я те объясню сейчас, ты ведь, наверное, читать не умеешь, бычара? – Егор с нескрываемым презрением смотрел на торпедовца. Тот приоткрыл один глаз и комично взглянул на моего друга, давая понять, что не ставит его выше комара в своем рейтинге биологических объектов.
- Ты напряги свой покатый лоб, горилла, может те, жена жирная рассказывала между перепихами об указе Президента? О борьбе с наркоманией? Так вот ты, наверное, нарик конченый, потому и здесь. И повезут тебя, оглоблю, туда, где ты родному государству единственно полезен будешь – на лесопилку.
- Послушай, мальчик, - мужик наклонился ближе к мракоборцу-Егору, - сам ты бычара и нарик конченый. А я – фотограф, и фамилия моя – Майский, и жены жирной у меня нет – я фотомоделей ебу. И курю я ее, родимую, только для стимуляции творческой активности, ибо заебался на твое сраное мажорское племя пленку переводить, но беда в том, что только за ваши ебальники, Егор Левин, и ебальники ваших тёлок и друзей мне деньги платят.
Было видно, что Егор взмок. Положение папы регулярно привлекало к персоне Егора любопытных журналистов, и фамилия Майский, сопровождавшая серию скандальных снимков, где центральным персонажем, пользующимся нескромными радостями жизни, был мой друг, надолго врезалась в его память.
- А я думал, это псевдоним, - отозвался он хрипло, прибитый метаморфозой недавнего гопника.
- Конечно, псевдоним. Ага! – Майский захохотал. – Ладно, мущины, давайте совет держать, как выбираться будем.
- Ну, нам сказали, что на какую-то лекцию везут – о вреде наркотиков - типа разъяснительная работа и все такое, - я был рад разрядившейся атмосфере, - Потом, не знаю, наверное, в СИЗО, какой-нибудь.
- Хуйня все это. Действительно, непонятно, что будет. Вся система изменилась – вроде бы у них какие-то инструкции особые есть в связи с этим указом. Будут что ли теперь насильно лечить… Я не знаю точно – как твой знаменитый друг справедливо заметил, я не читал этого указа, только слышал от жырной жены между перепихами. Гыгы. Деньги предлагали?
- Лучше б этого не делали – чуть яиц не лишился, - Егор сморщился.
- Ладно, посмотрим.

***
Наш автозак прибыл к медицинской клинике где-то в районе Пироговской улицы одним из первых. Ждали недолго. Нас высадили по одному и, сняв оковы, прогнали быстро по живому коридору встревоженных солдат внутрь помещения, и – дальше по лестнице в «лекционную аудиторию №2» - так было написано на дверной табличке. Зал наполнялся долго – женщины, мужчины, старики, прыщавые подростки – все это под наблюдением десяти бойцов внушительного вида, расставленных по помещению. Несколько раз им пришлось пустить в дело резиновые дубинки, возвращая на место особенно порывистых граждан. Гомон стоял невероятный. Кто-то плакал, кто-то дико ржал и кидался бумажками. В целом – обстановка была весьма нервная, пока, наконец, не вошла уже упомянутая группа людей в штатском, а вслед за ними – полковник милиции и человек в белом халате. Полковник поднял руку, призывая к тишине.

- Граждане, прошу внимания…
Зал несколько поутих. Полковник заговорил – очень громко, стоя по стойке «смирно» - насколько позволяли его кривые как у кавалериста ноги.
- Вы находитесь здесь как подтверждение случаев потребления наркотических средств, которых сейчас начинает искоренять наше государство. Вы могли бы этого не делать, зная о нашем внимательном отношении уже сегодня, но свой выбор вы уже сделали! Довожу до вашего сведения, что сегодня мы как никогда получили такие полномочия, что вопросов больше нет и не будет. Вам представляется выбор, который каждый из нас выберет сам. И это будет его мера пресечения. Тихо бля!!! А сейчас вам выступит профессор Козлов Сергей Сергеич. Он курирует медицину в этом вопросе, и вам надо знать, от чего вы отказываетесь сегодня раз и навсегда.
Он поправил фуражку и стремительно вышел.
Востроносый профессор стоял, заложив руки за спину, огладывая орущую аудиторию. В какой-то момент он прицелился пальцем в галерку и стеклами очков указал штатскому, стоящему рядом, на красномордого парня, брызгавшего слюной активнее других. Мимолетное движение специалиста по усмирению недовольных заставило парня дико заорать, схватившись за горло. Он перегнулся через парапет и фонтан рвоты накрыл сидящих впереди людей. Зал замер.
- Да пошел ты нахуй, фашистский доктор! – заорал вдруг в полной тишине Майский. Через секунду он обмяк, положив мне свою давно немытую голову на плечо. Я брезгливо откинул нездорово храпящую тыкву и уставился на улыбающегося профессора. Я не верил в происходящее.
- С каких это пор у нас в стране, - подал голос Егор, но осекся, споткнувшись об издевательски-холодный взгляд Сергея Сергеича.
- Вы хотите задать вопрос, молодой человек? – Сергей Сергеич явно напрягся, хотя лицо его выражало насмешливое равнодушие. – Все вопросы после лекции.
Повисла тяжелая пауза – все ждали, чем кончится борьба взглядов старика и дерзкого юноши. Победила, как ни странно, старость. Егор опустил глаза. Таким я его еще не видел.
- Он на деда моего похож, - шепнул мой друг, оправдываясь, кажется, прежде всего, перед собой.

***
- Итак, дамы и господа, вы здесь потому, что вы – потребители наркотических средств растительного происхождения. С вас мы решили начать, чтобы ни у кого больше не возникало вопросов, является ли марихуана наркотиком. Эта лекция – первая такого рода, и мне первому выпала честь объяснить гражданам нашей страны, почему рука образованного человека и гражданина не должна касаться этого, вызывающего больше вопросов, чем ответов, зелья. Да, да! Мы ведем видеозапись лекции – в целях безопасности – скрытым съемочным оборудованием. Можете не оглядываться – камер не видно. Завтра вся страна увидит ваши лица и, возможно, раскаяние на них. Последнее зависит от вас.
Итак, к теме. Я предвижу ваши возмущенные возгласы и более сотни аргументов в пользу того, что конопля – совершенно дружелюбное и полезное растение. Что производные ее, которыми вы – кто чаще, кто реже – балуете свой мозг, не опаснее водки и никотина. Что курение травы не вызывает зависимости и не отражается на умственных способностях. С последним можно поспорить, но… Я не буду этого делать.
Он сделал многозначительную паузу.
- Я даже в порядке эксперимента, так сказать, соглашусь с вашим взглядом на эти вещи.
Он посмотрел на свои лакированные ботинки и пожевал нижнюю губу.
- Но я обращу ваше внимание на одну очевидную вещь. На то, что лежит на поверхности, но остается незамеченным. На то, что заставит умного человека понять, что так называемая трава – опасный наркотик, употребление которого влечет за собой печальные последствия. Ведь о чем мы говорили раньше? О вреде физическому здоровью, о вреде психическому здоровью и так далее. Сторонники легализации марихуаны умело парировали наши выпады, опровергая аргументы один за другим.

Сергей Сергеич вдруг как-то засиял – будто телевизионный канал переключили, и он превратился из занудного ведущего программы «Очевидное-невероятное» в шоумена Якубовича.
- Вам никогда не приходило в голову, что качество вашей жизни, ее перспективы, благополучие ваших близких зависят не только от того, здоровы ли вы физически и психически? Понятно, понятно… От денежного достатка, социального положения – это все понятно. Но в не меньшей степени это также зависит и от вашей способности принимать правильные решения. А что нужно для того, чтобы принимать правильные решения, ведущие к вашему благополучию, достатку, здоровью и разным другим позитивным вещам? А нужно только одно – правильная система ценностей.
Он сделал многозначительную паузу.
- А правильная система ценностей – это ключ к управлению информацией, которой вы обмениваетесь с окружающими. Именно то, как вы восприняли информацию, как ее переработали и в каком виде передали, зависят ваш успех и продолжительность жизни. Не думайте, что я уклонился от темы. Нет. Теперь самое главное.
Информация о марихуане, хотите вы того или нет, лежит в семантическом поле «наркотик» - совокупности знаний о веществах, которые объединяет один общий признак – наш страх недопустимости даже однократного употребления. Этот страх воспитывался в наших отцах, в нас – еще малышах и в нас – взрослых, когда мы, выдавливая из себя по капле труса, раскуривали первый косяк. Да, мы – взрослые – рационализировали свой страх, нашли аргументы в пользу травы, дабы оправдать свою слабость.
Но никакая ломка глубинных стереотипов не проходит даром! И вы это знаете прекрасно – те из вас, кто был хоть раз вынужден поступиться принципами. Стоит один раз качнуть привитую с детства систему ценностей – она рушится как карточный домик. И вы становитесь уже другим человеком! Раз убив – вы становитесь убийцей, раз поддавшись искушению однополой любви – гомо или бисексуалом, раз приняв наркотик – а марихуана – наркотик, хотя бы только потому, что ее так называют, - вы становитесь наркоманом.
Попробовав первый косяк, вы смели со своего пути оберегающий вас страх перед наркотиком как явлением. Что дальше? Что угодно – вы внутри круга наркоманов. Подсознание ваше уже смирилось с этим, хотя вы сами можете это и отрицать. Подсознание снимает для вас рубежи на пути к познанию любого кайфа. Любого! Ведь первый шаг вы уже сделали. Вы стали новой личностью, поборовшей свой страх перед наркотиками вообще. Ведь это потом вы попытаетесь воздвигнуть рубежи снова – будете искать свидетельства того, что марихуана – не наркотик. Но будет уже поздно - обмануть подсознание не удастся – ваш героический опыт попрания запретов будет навечно впечатан в память.
А что же алкоголь и табак, спросите вы? Еще не поняли? Эти вещи в нашем подсознании находятся далеко от семантического поля «наркотик». Они – социально приемлемы – так распорядилась история. Именно поэтому алкоголик вызывает общественное сочувствие, именно поэтому курильщик табака никогда не будет изгнан из общества.
Виртуозный расклад, не правда ли?

***
Вы – вы все – опасны для себя, своих близких, для общества. Вам уже нельзя доверять. Потому что вы посчитали возможным разрушить очень сильный моральный блок, впитанный с младых ногтей, установленный обществом и самой историей. И именно потому вы здесь.

Сергей Сергеич вынул платок из кармана, вытер лоб, откашлялся.
А теперь мне нужны добровольцы, которые присоединятся к президентской программе. Вы, безусловно, не сможете больше жить в ваших семьях, работать там, где работали. В течение пяти лет раз в три дня вы будете сдавать мочу на определение в ней пяти видов разных наркотических средств. Вы будете постоянно находиться под наблюдением службы надзора, жить в специальных общежитиях и ежедневно отмечаться у прикрепленного к вам инспектора службы. Мы научим вас разъяснять суть вреда наркотиков, и вы будете работать, так сказать, на передовой – раздавая брошюры на улицах и проводя разъяснительную работу в различных учреждениях, прежде всего, в школах. Через пять лет вы вернетесь в общество, сохранив при этом статус наркомана, о чем будет напоминать специальная татуировка на тыльной стороне кисти. Итак, добровольцев прошу остаться, а остальные могут идти по домам – я их не задерживаю. Документы и личные вещи получите в отделениях милиции по месту жительства.

- Пошли нахуй быстрее отсюда, - я вскочил, хватая за плечо Егора. Толпа уже начала борьбу за право протиснуться в узкий проем двери аудитории.
- Иди, я остаюсь.
- Ты чё? Ты что же, в нарки себя записал? Ну мы же не раз обсуждали уже, что не наркотик это!
Егор перевел на меня взгляд. Губы его кривились.
- Ну иди, хуле! Давай пиздуй, недоумок!
- Ну, старик, ты чего? Ну ты ж будешь в резервации жить – ты это понял?
- Понял. Но зато буду жить.
Я оглядел зал. На своих местах осталось человек десять – не больше.
- Ладно, я твоей маме позвоню. Скажу, что тебя зазомбировали, - соврал я. Егор молчал.
- Ну. Пока что ли?
- Давай, - руки он мне не подал.
Я оглянулся – Майского уже не было рядом.

***
Когда мы спустились в холл через строй все тех же солдат, перекрикиваясь, хохоча в голос, нас попросили выйти через внутренний дворик клиники. Организованно люди выходили на улицу. Поздний летний вечер радовал прохладой и переливами редких звезд на чистом небе, засвеченном яркими софитами - напротив ворот я увидел несколько телевизионных камер, снимающих наш выход.
Кто-то курил и никуда не спешил, кто-то бегал по территории и орал, требуя открыть запертые ворота. Несколько пар, никого не замечая, обнимаясь, примостились на лавочках.
- Прошу всех собраться возле ворот, - проорал голос, искаженный громкоговорителем, - подходите, выстраивайтесь рядами – вас пересчитают!
- Пройдите, пожалуйста, к воротам, - тихий вежливый голос человека в штатском, возможно, того, который вывел из строя Майского, был обращен ко мне. Я почувствовал дрожь в коленях и понял, что никуда идти не хочу, но повиновался, проклиная себя за недальновидность. Толпа гудела, принимая форму правильного четырехугольника.

Я стоял крайним справа во втором ряду, когда услышал команду «пли!» Затылок впередистоящего соседа горячей лавой выплеснулся мне в лицо.