ГринВИЧ : про небесное

00:46  02-09-2013
Холодновато становится, от оно как. А было-то, было – што было, лето было, може и последнее, лето-то.

А и неплохо прошло, можно сказать что и нажористо.
Вот если бы зима прошла и я про то накарябал, то была бы радость и благолепие на душе, а так… Снов зима и буде вертеться, как кожа на херу – бунгалу искать, поночлежку то есь, потеплее.

Хотя вот Публя не сдается. Да чтоб я без тя делал, Публя, полудохлый товарищ? Кабы ты не бодрился, да не шеволил мя, то струхнул бы я той жизни. А може и нет?

А вот ежели вороной заделаться, а, Публя?
— Вороной оно ниче. Уверенная птица, поди не ты, размечтатель.
Не то слово, какой бандитизм, да не птица она и вовсе. Рассказываю.

Летом мы с Публей у Петропалской крепости чалились – ну шо крепость, большой променад, помоек нету, тоска в два соска, а то и в четыре. Житийствовали, тем не мене — турист обессиленный был, копейку ронял, пиво да воды, да коржики. Морожено – а как без него, это конечно. Вот и сидели мы чинно супротив агрегатов, где вся жвачка – тут не зевай, подбирай, раз просыпалось, заработок.
Глядь, а не одни мы сидим. Ворона сидит, глазом косит, соображает насчет – чистый Троцкий, скажу вам, а не пернатая. Сидит так, шоб в нее не докинуть, случись, но и так, шоб и успеть.
Раз копейка упала – так оне с Публей наперегонки, Публя так тоже аж крыла растопырил, чтоб оттолкнуть ее, значит.
— Че! Победил?! – я ж чуть в канал со смеху не свернулся, до чего трагедь.
— Ах ты блядь!!! – это Публя орет, — пятирублевку едва! Че ты ржешь, сам попробуй!
— Тихо ты, — аж стонаю я, — всю культуру спозоришь, и так вон воняем сидим… Ей че, думаешь, копейка нужна? Думаешь, она знает, что с ей делать? С копейкой-то? И куда ей складать, карманов нет.
Помираю, короче, я со смеху, а Публя-то ярится, сам побежишь отнимать, говорит – вот и посмотрю, смешно тебе будет иль нет.
А тут и случай опять – мамаша, да с деточкой по морожено притулились. Мамаша копается, глубоко этак в сумочку лезет, достает все подряд да дочке пихает, подержи, мол. Видать, растеряха, у таких всегда порядок не вперши никуда, жизнь сплошным потоком. Как говорят: гриб и огурец в жопе не жилец, так и они – все наспех да и по-лехкому, в большом беспорядке. И дитенок такой же у ей, суматошный. Копается, мелочи ищет, что морожено быстро купить.

Наблюдаем, не капнет ли че, и ворона туда – примеряется. И ведь капнуло! Ажно цельная горсть… а бежать мне.
Раскатилось-то, солидно прямо до нас зазвенело, и конечно, давай мы с Публею раскорячиваться да подбирать. Мамашка-то машет, а подойти боится, продавчиха ей всяко несет с извинениями, возятся обе, и дитенок орет.
Стыдно это братцы, конечно, но когда жрачка решается, тут не до этикету.
Собрали мы мелочь, и в куст отползли. Чтобы не светиться и общественность сильно не мучить. Сидим, посчитали.
— А ворона-то где, — Публя грит, — обломалась, зараза.
Довольно так, миротворно глаголет. Еще бы – улов, прояви всепрощение терь и вселенскую благость. Человек или кто?
А ворона-то вона где – как сидела, так и там, не шелОхнулась. Постреляла на нас и пошла вперевалку, тьфу, мол, камедоны асфальта, кутикулы набережной и папилломы газонов – тьфу на вас, человеце бездомныя. Ну так посмотрела, што стыдоба взяла.
— Херасе, — Публя сказал. – Царица. Итить.
А ворона-то что сделала. Подобрала от бутылки кружок, жестянку блестящую и — впарх! – прямо к мороженщице на лоток. И кладет аккурат ей на блюдечку.
— Покупаю, — грит. – Чем богаты.
А может и каркнула чего, но мы с Публей не разобрали. А мороженщица даж не вякнула. Заржала да и вынула сахерну трубочку, в синих зигзагах фигулька такая, и шапка у ей шоколадная. Я таку ел.

— Это как же, — Публя грит, — за крышку?! Это чеж получается-то… Я человек, ползать должен, а ей? А она!!!
— Ты человек, — говорю, — ты и ползай. А у их на небесах своя валюта, небось.

Так и было, про ворону небесную, верно говорю. Неплохо, должно быть, вороной летать, одно останавливает. Зимой, бывало, видишь где-нить на березе, прочно да низко сидит птица, да и захочешь шуткануть-пугануть. Берешь ветку, и тык ее – а она замертво и падает. Мрут пачками, не до морожены.
Зима-а-аа…