Николай Зубец : Супруга мента

Хлюпает дождик. Яркими пятнами клумбы осенние, но уже неуютно без крова. Идёт тихий дождь, спокойно мерцает на лужах. Встретившись у Сониного дома, любовники невольно рассмеялись – одежда слишком одинакова: он в чёрной куртке кожаной, она в пальто, таком же чёрном, кожаном, воротники подняты у обоих. Гармония.

Ей двадцать с небольшим. Мужа любит, уважает очень – это точно. Особенно гордится, когда с ней рядом в милицейской форме он шагает. Но позволяет себе путаться с Володей, хотя и без любви, но страстно. Ему-то что? А Танечка рискует. Авантюризм какой-то безрассудный. Супруг почти её ровесник, ласковый; Володя даже старше. Муж – мент лихой, водитель на УАЗе, при форме, при усах – ну, вылитый гусар. Что заставляет таскаться на природу с этим Вовкой, куда-то запираться в её детсадике, где трудится завхозом? Однако, выбирает время, сочиняет что-то. Зачем ей это? И ведь трусиха. Дурной пример, точнее масса их – вот в чём, наверно, дело. Они ведь с мужем из одной деревни. Он в армии побыл, поездил кой-куда – чего-то видел, а для неё, как вышла замуж, как в город вырвались, настала сразу совсем другая жизнь. У городских всё по-другому. Девчата курят, любовные романы у замужних. Приврут ещё чего-то, а у Танюши кругом голова. Там разом у неё две революции – культурная и сексуальная. От других не отстать бы – она же теперь городская. Уж тем не чета, что остались в деревне – Боже упаси! Они все тёмные, а у Танюши жизнь настоящая – муж не простой, а наподобие военного, теперь всё как в кино должно быть. Вот и моталась. Сынок в её же детском садике устроен, супруг на службе. Всё успевала – закалка деревенская, крутая.

Лето прекрасное кончилось, на природе неуютно стало. Но не сдаётся шустрая Танюша. Подруга Соня, коллега в садике, где они делятся и радостью, и горем, её по-женски очень понимает и разрешила у неё встречаться. У этой Сони сын студент, а больше никого. Квартира по утрам свободна, сын на занятиях.

Танюша забежать уже успела в дом, ей у соседки ключ оставлен, ещё и убедилась, что там спокойно всё. Дом небольшой, в два этажа, какой-то стиль заметен по фасаду, постройки старой. Стоит почти что в центре, чуть на отшибе, среди одноэтажных частных домиков на спуске. Наверно, важный человек когда-то жил просторно, но при советской власти дом на квартирки поделили – четыре в каждом этаже. Они шагают на второй.

Квартира тесная, одна, по сути, комната, и шкаф её условно разделяет. Вот уж снимают чёрные свои кожанки. Уныние какое-то в квартире, Володя только и отметил про себя, что над кроватью висит картинно пара не истёртых, почти что новых перчаточек боксёрских. Хоть без отца растёт студент, но, видно, держит верный курс.

Татьяна сразу стала по-хозяйски, по-деловому постель готовить – что-то своё принесла. Ясно, что расположатся на месте сына. Ещё имеется диванчик – здесь, значит, Соня спит. Конечно, с Таней они всё обсудили, где место им отведено, хотя Володя сам диванчик выбрал бы. Не то, что устрашился боевых перчаток, а неудобно перед незнакомым парнем. Как он воспринял бы такое посещенье, если б знал? Другое дело Соня – она подруга.

Вот Таня и закончила возиться, приглашает. Они переглянулись нежно и стали, улыбаясь, раздеваться. Мечта любовников бездомных – закрытое, уютное пространство с хорошими запорами. Здесь целых два замка их отделяют от внешнего, сейчас совсем ненужного им мира. Уже вот-вот настанет их нирвана, мир только их особенных, желанных ритмов. И закипает живая страсть, которой дела нет до мира внешнего, с его недоуменьем, с косыми взглядами и всякими табу. Желанная свобода настаёт, телесная свобода, а всякая ненужная сейчас мораль – она в том мире за двумя замками.

Но тут, когда, казалось бы, уже ничто не может помешать главнейшей и единственной, наверно, цели их свиданья, раздался в дверь коротенький звоночек. Слегка Танюшка вздрогнула, Володя, вроде как, и вовсе не заметил – не отвлеклись они. Однако, внешний мир потребовал вниманья – короткий резкий звон раздался снова. Любовники замерли. Володя взгляд почему-то задержал на толстых кожаных перчатках.

– Наверно, кто-то из соседей, – предположила Таня, – сейчас уйдут.

Отвёл глаза Володя от этих рукавиц, но гадкий и такой несвоевременный звонок бесцеремонно, нагло повторился. Уже он был не робким и случайным, а нервно-длительным, как будто сил набрался, стал категоричным.

Татьяна вся в недоумении застыла, Володя резко встал, к одежде потянулся:

– Нет, это не соседи. Звонок хозяйский.

Лишь Таня собралась произнести, что, может, это Соня за чем-нибудь вернулась, но повторилась повелительная трель и вдруг сменилась резким стуком.

– Сынок явился, – возразил её мыслям Володя. – Быстро одевайся! Сейчас возьмётся за ключи. Он тебя знает?
– Конечно! Сто раз меня видел, но сюда никто не войдёт – я ещё задвижку заперла. Да откуда ты взял, что он это?

Татьяна, особо не спеша, поднялась и с явным неудовольствием стала одеваться, видимо ещё надеясь на что-то, совсем не разделяя Володиной встревоженности, ничуть не испугавшись.

Между тем звонки прекратились, в отдаленье послышался женский приглушённый разговор, и когда Татьяна собралась Володю упрекнуть в излишней боязливости, в двери зловеще заворочался ключ.

– Оденься же быстро – он не уйдёт! Объясни как-нибудь…

Тут чуть живей зашевелилась Таня. Володя внимательно, с гримасой боли, слушал у двери, как нервно в ней скреблись поочерёдно целых три ключа. Да, три. Отлично было слышно, что под утеплительной обивкой имеется ещё один замок, невидный изнутри, его нащупать только можно. Надеяться, что вся эта возня сама собой затихнет и как-то рассосётся, увы, не приходилось.

– Таня, давай откроем.
– Неудобно… Соня ведь ему не говорила… Я не знаю…
– Он сейчас поймёт, что дверь закрыта изнутри, решит, что здесь мать. Начнёт звонить по телефону от соседей.

Мобильников тогда ещё в помине не было.

Действительно, затяжное ковыряние в двери прекратилась и наступила неприятная тишина, которую нарушил предсказанный телефонный звонок. Татьяна посмотрела на Володю – всё сходилось. Она успела облачиться в плащ, и он уж куртку натянул, воротники решительно подняты у обоих, они вполне готовы уходить. Звонки не прекращаются.

– Давай выскочим, пока он отошёл, – не очень уверенно предложил Володя.
– Я боюсь.
– Он же у соседей, у телефона.

И Володя потихоньку, осторожно оттянул задвижку. Дверь, однако, не открывалась. Сонин сынок, похоже, в волнении вертел ключами как попало – один запор открывал, а другой закрывал. Володя взял ключи и, пользуясь тем, что телефонные звонки всё продолжались, сам стал крутить. Один замок открыл, второй и так был отперт – дверь всё не поддавалась. А к третьему, самому верхнему запору, который – ясно – всё и держит, нет доступа. Между тем смолк телефон. Володя чертыхнулся, почти тотчас в дверь позвонили, и юношеский голос прокричал:

– Ма – ма, открой, наконец! Что с тобой?!

Явно он засёк Володину возню с ключами.

– Таня, больше нельзя тянуть! Услыхал нас. Скажи ему что-нибудь, – зашептал Володя.

Но Таня почему-то никак не решалась. Стеснялась, вроде как.

– Как зовут-то его?
– Юра.

А Юра всё из-за двери взывал к мамаше и нервно тыкать продолжал в звонок. Слышались и голоса каких-то женщин. Володя ясно осознал, что действовать придётся самому, что Таня растерялась крепко. Тут снова ожил телефон. Взяла трубку Таня, Володя тоже приник со вниманьем. Звонила соседка, у которой брали ключ:

– Уходите немедленно! Они сейчас милицию вызовут!
Танюша промямлила тихо:
– Район ведь его … Он на дежурстве сейчас …– больше она не могла говорить. С дрожащими губами, неестественно побелевшая, вцепившись в спинку стула, вперилась в окно, и казалось, что вот-вот может упасть без чувств. Володя тоже очень ярко вообразил явление её мента с «макаровым» и с опергруппой. Доигрались.

Стараясь не смотреть на эти глянцевитые перчатки, он снова, но не крадучись уже, шагнул к двери и, ясно понимая всю несуразность положенья, громко произнёс:

– Юрий! Пожалуйста, не пугайтесь! Мы всё вам объясним. Откройте верхний замок.

Настала тишина. Такая тишина, которая бывает лишь в глухом лесу, в безветренный и знойный летний полдень. Вопросов никаких и брани никакой – безмолвие. И вдруг не то вскрик ужаса, не то надрывный, истеричный всхлип и очень громкий топот стремительно сбегающего Юры. И снова тишина.

Медлить Володя не стал – резко рванул у замка дерматин, быстро ключом крутанул, оставил со всей связкой в скважине его и, за руку схватив как будто недвижимую подругу, вынырнул с ней на площадку. Из-за приоткрытой двери напротив, куда, похоже, скрылся Юра, ясно доносилось страшное слово «милиция». Дверь другой квартиры чуть приоткрылась, и оттуда негромко и смешно взвизгнули:«Стойте!»

– Это Сонина подруга! – в ответ неизвестно кому крикнул Володя. – Что всполошились?

И очень быстро потащил от страха одуревшую Татьяну вниз по ступенькам. Никто не погнался, однако, но остальные двери на площадке мгновенно тоже приоткрылись любопытно. На нижнем этаже наоборот – все двери поначалу нараспашку были, но только показались беглецы, они синхронно призакрылись, и из-за них, из маленьких щелей со страхом и живейшим интересом глазели тётушки. Конечно, все уж были в курсе, что в доме воры. Вид, впрочем, подходящий, авантюрный у этой парочки, стремительно несущейся на выход – поднятые воротники и чёрная, суровая одежда. Володя на ходу, войдя немного в роль, прикрикнул грозно:

– Что за любопытство нездоровое!

Двери захлопнулись разом, и они выскользнули на улицу.

Однако, милиция вот-вот подъехать может – райотдел всего лишь за пару кварталов. И они, не замечая холодного осеннего дождя, который хлюпал всё, мерцал себе по лужам, кинулись прочь между частных домишек от центра подальше.

Стражи порядка и в самом деле приезжали, правда, без Таниного супруга. Соню вызывали с работы, но перепуганная подруга не раскололась. Обладатель блестящих перчаток Юра так и считал, что он предотвратил большую кражу.

Любовников больше туда не тянуло.

Да и зачем всё это Тане было нужно?