Скорых Дмитрий : Завтра туриста

Рассвет над заснеженными вершинами алтайских гор прекрасен. Он для меня словно жена после командировки, любимый и родной, но всегда чуть незнакомый. Каждый рассвет здесь хоть немного, но отличается от предыдущего. Бессчетное количество раз я смотрел на него, задрав голову к небу, поражаясь, как оно вновь и вновь, будто мазками огромной кисти окрашивается бледно малиновым цветом, затем темнеет, наливается новыми красками и, наконец, являет все свое великолепие. Солнце, медленно выползая из-за белых горных шапок, выстреливает во все стороны миллионами лучей, а небо, словно раненое ими, становится багровым, ярко кровяным, и уже просто дух захватывает, когда стоишь под ним и смотришь, как огромные исполины впитывают в себя этот волшебный свет, как он играет, переливаясь всевозможными оттенками на их белоснежных макушках.

В группе нас восемь человек. Двоих я отлично знаю, не первый раз вместе сюда приезжаем. Они братья, не близнецы, но все равно очень похожи. Старшего зовут Андрей, высокий, статный с широким, как у быка лбом, короткостриженный. На голове кепка с непонятной восточной символикой, темные глаза с хитрым, каким-то монгольским прищуром, отлично играет на гитаре и с детства, как и я, влюблен в Алтайский край. Его младший брат, Вадик, чуть ниже ростом, но тоже широкоплечий, как борец и тоже всегда в кепке. В отличие от Андрея, он не многословен и старается не привлекать к себе лишнего внимания.

Идем вверх по узкой, извилистой тропе, огибающей Северо-Чуйский хребет. Под нами широко раскинулся хвойный лес. Деревья стоят так плотно друг к другу, словно спички, утыканные в свадебное яблоко. Гид Александр, размахивая руками, с упоением рассказывает об истории этих мест. Я слушаю его в пол уха. Уже не в первый раз иду таким маршрутом и прекрасно знаком с байками, которые обычно травят гиды про всемогущих духов, населяющих горные склоны и Курайскую степь, про великих путешественников, первыми покоривших Алтай и открывших его красоту и богатства остальным людям, про древние сказки и придания местных жителей. Все это интересно лишь новичкам, мне же больше хочется насладиться самой природой, проникнуться ее красотой, вдоволь надышаться этим воздухом и набраться впечатлений перед возвращением домой в душную, отравленную автомобильными газами и выхлопами заводских труб, Москву. Андрей тоже мало интересуется рассказами гида. Вчера он признался, что задумал написать роман, и сейчас, похоже, обдумывает его детали, покусывая веточку и поглядывая на фигуристую рыжую студентку из Новосибирска, которая при первой же возможности просит Вадика ее фотографировать, протягивая ему свой фотоаппарат и принимая всячески разнообразные позы. Что ж, Алтай действительно вдохновляет. Каждого по своему, но это факт.

В прошлом месяце, по словам Александра, в этих краях случился камнепад, и основную тропу напрочь завалило. Поэтому гид ведет нас другим путем, более длинным и тяжелым из-за крутого подъема, но никто не жалуется. Здесь, в отличие от города, усталость приятная, ей даже наслаждаешься, как после очень важной проделанной работы.

Останавливаемся немного передохнуть. Лезем в рюкзаки, достаем воду и еду. Я закуриваю. Подходит Андрей и тоже достает сигарету.

— Ну как роман, родился? – спрашиваю у него.

— Почти, — отмахивается. – Сделал кое-какие наброски в блокнот, как приеду домой, начну писать.

— Дело хорошее, — кивнул я. – Говорят, развивает мозги. Может, потом и книгу издашь, прославишься.

— Было бы неплохо, но это, скорее, творчество в стол, так, для себя и для будущего поколения.

— Как сын-то, растет?

— Агукает понемногу, — улыбнулся Андрей. – Скоро пойдет, если уже не начал. Я ему тут сувениров набрал, когда в музее были. Эти алтайцы талантливый народ, такие игрушки делают, сам бы играл.

— Так что мешает? — смеюсь я.

— Возраст, — мрачно ответил он. – Вот смотришь на всю эту красоту, и не чувствуешь его, будто заново рождаешься, а как домой вернешься, сразу колени ноют и спина, словно меня по ней только что дубиной огрели. Будь моя воля, остался бы здесь насовсем. Построил бы домик в горах, завел хозяйство и жил, как в раю, ни о чем не переживая.

— Эй, смотрите, что я нашла! – мы слышим крик нашей рыжей студентки. – Это идол, да?

— Он самый, — гид подошел к ней. – Странно, — задумчиво протянул он. – Никогда его раньше здесь не видел.

Мы с Андреем тоже подтянулись к находке. Маленький, ростом с двухгодовалого ребенка, деревянный идол выглядывал из кустов. Его узкие, резные глаза внимательно смотрели прямо перед собой, а внешне он напоминал гнома из сказки про Белоснежку, правда был без бороды и на голове носил не колпак, шапку, напоминающую младенческий чепчик.

— А он кто? – рыжая провела по «чепчику» ладонью и посмотрела на гида.

— Не знаю, — задумался Александр. – Никогда не встречал ничего подобного. Немного похож на Крушеня, по приданию, дарующего людям огонь, но, нет, думаю, это не он, — гид присел на корточки перед идолом. – Точно не он.

— Тогда кто? – настаивала студентка.

— Возможно, это статуя, изображающая древнего шамана, — немного погодя заключил Александр. – Поздравляю вас с находкой, — он встал и улыбнулся рыжей.

Остальные как по команде зааплодировали, а она тут же протянула Вадику фотоаппарат. Вздохнув, тот послушно сделал несколько кадров студентки в обнимку с идолом.

— О вашей находке я обязательно сообщу, — делая пометки в блокнот, пообещал Александр. – А сейчас, друзья, предлагаю продолжить путь. До вечера мы должны успеть добраться в ущелье.

Подъем к ущелью Актру на высоту в две тысячи метров занимает весь оставшийся день. Вечером вымотанные и довольные мы останавливаемся на ночлег и разбиваем лагерь. Перед нами раскинулась долина, это совершенно голая часть гор, здесь только камни, трава и ветер. С обеих сторон нас окружают вечные снега и мощные ледники. Ниже, в четырех километрах отсюда проходит кромка леса, но из-за ледников его сейчас не видно. Уже завтра, по словам Александра, мы поднимемся к Большому Актру. Это огромный ледяной массив, сползающий с высоченных гор Северо-Чуйского хребта, словно рука спящего снежного великана с края кровати.

— Если все пойдет нормально, после Большого Актру доберемся до Голубого Озера, — говорит гид, подбрасывая ветки в костер.

— А что может пойти не так? – с испугом поглядывая на нависающие с гор ледники, спрашивает уже не молодая, но еще бойкая Наталья Сергеевна. Ее муж, худой и усатый, как Гоголь, сидит на стуле, пытаясь открыть банку с тушенкой.

— Да главное, чтобы с погодой повезло, — пожимает плечами Александр. – Здесь, знаете, она бывает переменчивой.

Я сижу у костра, ем бутерброд с колбасой и смотрю на звезды. В горах всегда ощущение, что они ближе, хоть и высота, на которой мы находимся, ничтожна в сравнении с расстоянием до них. В Москве, как ты не старайся, звезд на небе практически не видно, а тут россыпь небесных огней прямо как на ладони. К костру приближается Андрей.

— Что-то ветер усиливается, — присаживаясь на корточки, говорит он.

— Угу, — кивая я. Поддерживать разговор о погоде не очень хочется. В горах вообще говорить нет никакого желания. Эти места скорее для размышлений, чем для болтовни.

— У Вадика с этой, рыжей, как ее?..

— Настя, — подсказываю я.

— Точно, с Настей. Чего-то они там все шушукаются, глядишь, и в палатку сейчас отправятся.

— Пускай, — доедаю бутерброд и достаю сигареты. – Тебе-то чего?

— Просто, — Адрей тоже чиркает зажигалкой и прикуривает. – Чудная она какая-то.

— Не завидуй, пусть пацан отдыхает, — усмехаюсь я.

К нам присоединяется Мишка. Бородатый, с лихо закрученными космами, настоящий турист из Советского прошлого.

— Бррр, а прохладно, — ежится он, обхватывая себя руками. На нем серый, вязаный свитер с длинным горлом, наполовину скрывающим мишкину бороду. – Чего, мужики, завтра в озеро ныряем?

— А как же, — Андрей пододвигает ему стул. – Главное туда добраться.

— Доберемся, не сомневайтесь, — говорит Александр. – Андрюх, зови брата, пока он нашу студентку в палатку не затащил, петь будем. Миш, где твоя гитара?

— Сейчас принесу, — встает Мишка. – Песни, оно всегда хорошо.

Рука бьет по струнам, извлекая из инструмента нехитрую мелодию. Мы все сидим у костра полукругом. В долине тихо, лишь подвывает ветер и слышны наши приглушенные голоса.

— А давайте споем «Милая моя – солнышко лесное»? – предлагает Мишка, и начинает играть. – Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…

— Увы, суждены, — отзываются остальные.

— Тих и печален ручей у янтарной сосны…

— Фу, давайте не будем это старье петь, — обрывает рыжая. Она уже сидит у Вадика на коленях и пьет пиво из алюминиевой банки.

Гид и Наталия Сергеевна с мужем кидают в ее сторону неодобрительные взгляды, Мишка перестает играть, Андрей вздыхает и качает головой.

— Что желаете, сударыня? – спрашивает Мишка.

— А Земфиру можете?

— Могу. Я много чего могу. Земфиру, так Земфиру.

Ветер усиливается. Костер плюется искрами, трещат угли, а на небо с севера ползет черная, как смерть, грозовая туча. Меня охватывает странное ощущение тревоги, будто вместе с тучей к нам приближается что-то еще гораздо более страшное и опасное. Ветер треплет мне волосы и задувает в уши, словно шепчет непонятные слова на неведанном древнем языке. Я «слушаю» его, пытаюсь понять и разобраться. Голова тяжелеет, в висках начинает стучать. Мишка затягивает очередную песню, но она уже звучит где-то далеко, отражаясь лишь фоном в моем сознании. Я смотрю на усталые лица своих спутников, вижу, как Андрей зевает, прикрывая ладонью рот, как Наталия Сергеевна склоняется к мужу и что-то говорит ему на ухо, замечаю неловкое движение вадиковой руки, настойчиво стремящейся забраться под кофту рыжей студентки. Долго и пристально смотрю на них, пока Настя не предстает в моем воображении в образе гигантской рыжей белки, затем перевожу взгляд на Александра. У него в руках большая кружка с чаем. Прихлебывая из нее маленькими, осторожными глотками он косится в сторону Большого Актру, вероятно думая о завтрашнем восхождении на ледник. Закрываю глаза и слушаю ветер. Сквозь гул и непонятную тарабарщину до меня отчетливо доносится какой-то «барар». Вероятно воображение у меня через чур разыгралось, но я продолжаю напрягать слух, и теперь уже нет никаких сомнений, что слышу я именно это странное слово.

— Барар, барар, барар, вырбарар! – будто кто-то сидит рядом и болтает мне эту дребедень.

Открываю глаза. Встаю, потягиваясь, и делаю круговые движения головой, чтобы размять шею. Слышно, как хрустят позвонки.

— Спать? – спрашивает Александр.

— Да, пойду пожалуй. Завтра трудный день предстоит.

— Как думаете, туча пройдет, или придется помокнуть? – говорит Андрей.

— Посмотрим, — вздыхает гид. – Сколько тут живу, столько и удивляюсь здешнему климату.

— Барар, вырбарар! – вновь, словно у меня в голове, раздается это настойчивое требование.

Становится не по себе. На всякий случай, подхожу к Александру и спрашиваю:

— Саш, а ты никогда не слышал про какой-нибудь барар? Что это может быть?

— Барар? – хмурится он.

— Ага. Или вырбарар?

— Ну, на местном языке барар – это — иди, или — уходи, а вырбарар – уходи скорей.

— Ты уверен? – вздрагиваю я.

Ответить он не успевает. Крик проносится по долине, столь жуткий и такой отчаянный, что пробирает до дрожи. Я даже не сразу понимаю, что кричит наш Вадик.

Возле него и рыжей студентки уже толпятся все члены нашей группы. Настя трясется, словно в эпилептическом припадке. Я вижу, как пена идет изо рта. Вадик держит девушку за голову, орет и пытается привести ее в чувство. Надо сказать, получается у него не особо.

— Ложку! Ложку ей в зубы! — Александр пробивается к ним, расталкивая в разные стороны Мишку и Андрея.

Кто-то сует ему эту несчастную ложку. За спинами остальных я не вижу, что происходит. Только слышу, как скулит Вадик, охает Наталия Сергеевна и матерится Андрей. Наконец, они расступаются. Настя лежит на земле, лицо серое, глаза навыкате, волосы, словно истрепанная рыжая мочалка. По выражению лица гида, я понимаю, что это конец. Вадик стоит на коленях и гладит ее по голове, причитая, как повивальная бабка. Остальные молчат в ужасе.

— Что за?.. – Андрей хватается за ухо. – У меня кровь течет!

Он убирает руку, и я вижу, как по щеке бежит алая струйка. Его ладонь тоже вся в крови. Меня тошнит. С трудом сдерживаю рвотные позывы. Кружится голова, ветер дует все сильнее, и все настойчивее из ниоткуда доносится «барар, вырбарар».

— Господи боже, — произносит Наталия Сергеевна. Муж поддерживает ее за руку, чтобы она не упала. – Что ж творится такое?

Вадик вскакивает и несется к огромному, торчащему из земли валуну. На своем пути сметает нашу палатку, падает, потом поднимается и снова бежит. Я стою посреди этого безумия и не знаю, что предпринять, кому помочь. Ветер пронизывает насквозь, но холода не чувствуется, будто мое тело сделано из пластмассы.

Кровь хлещет из ушей Андрея, как из крана. Никогда не видел ничего подобного. Он падает и катается по земле прямо у моих ног. Хочется закричать от ужаса, но в горле образовался ком, и я молчу, глупо хлопая ресницами, словно кукла из магазина игрушек. С разбега Вадик врезается головой в камень. Удар такой сильный, что он едва не теряет сознание, но все равно поднимается и бьется еще раз, снова и снова, пока не падает замертво с пробитым насквозь черепом. Муж Наталии Сергеевны бросает супругу и бежит в сторону Большого Актру, оглашая округу нечеловеческими воплями. Я успеваю подхватить его жену, пока у нее не подкашиваются ноги. Наши лица совсем рядом. Наталия Сергеевна обхватывает мою шею. На глазах слезы, смотрит на меня с мольбой. Хочу спросить, как она себя чувствует, но ничего не выходит, лишь беззвучно шевелю губами, словно во сне. Вдруг она целует меня в губы. Так крепко, насколько хватает сил. Начинаю задыхаться. Она просто высасывает из меня дыхание. Толкаюсь, пытаюсь вырваться из объятий. Вместе мы падаем на Андрея. Я откатываюсь в сторону и вижу мертвый, остекленевший взгляд Наталии Сергеевны. Кажется, что он теперь будет преследовать меня всю жизнь. Жуткий, но такой печальный взгляд, будто его обладательница мучительно страдала очень долгое время и только сейчас нашла успокоение. Андрей тоже мертв, по крайней мере, он не двигается и не подает признаков жизни.

— Саша, где ты? – в отчаяние кричу я, пытаясь разглядеть нашего гида.

— Тут, — позади меня слышится его хриплый голос.

Александр сидит возле палатки. Перед ним распростертое тело Мишки, горло которого разодрано в клочья, будто в него только что вцепилась бешеная собака. У гида весь рот в крови. Я не хочу думать, что он мог им только что натворить. Не хочу и медленно отступаю, стараясь не делать резких движений.

— Не надо было нам сюда приходить, — чавкая, произносит гид. – Не в том месте, не в то время… Ветер… Ветер иногда приносит беду…

Словно вторя его словам, сильнейший порыв ветра бьет мне в грудь.

— Вырбарар! – снова этот голос.

Мертвое, холодное дыхание, запах гниющей плоти, я буквально кожей ощущаю чье-то присутствие у себя за спиной. Резко оборачиваюсь и вижу, как передо мной ветер материализуется в низкое, похожее на гнома существо. У него узкие глаза и большой, крючковатый нос, который колышется, словно привязан к лицу тонкими нитями. На голове у существа одета странная шапочка, напоминающая чепчик младенца. Я уже определенно где-то его видел, только не могу вспомнить, где именно. Память уходит от меня, словно кто-то стирает ее, как гигабайты на жестком диске компьютера.

— Барар! Вырбарар! – рычит пришелец.

— Почему я? – спрашиваю, заикаясь. – Почему ты оставил меня в живых?

— Кто-то должен остаться, должен запомнить и привести людей, — существо кивает на Александра. – Он справился. Теперь умрет. Ты следующий. Той тропой больше никто не ходит. Теперь ты приведешь мне пищу.

— Я ничего не помню. Не помню, как оказался здесь. Даже не знаю, кто я, и как меня зовут!

— Ничего. Ты запомнил главное. Теперь ты знаешь мою тропу. И ты вернешься. И с тобой придут другие. Скоро мы снова встретимся. А теперь беги! Вурбарар!

Солнце светит так ярко. Погода прекрасная. Я шагаю по тропе. Вокруг лес и горы. Чувство полной, абсолютной свободы такое сильное, что просто переполняет. Позади самая странная ночь в моей жизни. Помню, что куда-то бежал в темноте. Бежал долго, несколько часов. Потом спрятался и сидел под камнем, дрожа, как трусливый заяц. Ждал, когда наступит завтра. Что-то подсказывало мне, что с наступление следующего дня, все будет хорошо. Все наладится. Выглянет солнце, станет тепло, запоют птицы, ночные страхи уйдут, испарятся, затаятся глубоко в горах, боясь показать оттуда и носа. И действительно, так и произошло. Алтай прекрасен. Эта природа, горы, лес, озера, вода в которых чистая, как хрусталь. Мне все здесь известно, я знаю каждую тропку, каждая травинка и каждый полевой цветок мне словно родные. Я люблю эти места, и обязательно сюда вернусь. А возможно, устроюсь на работу и стану гидом. Буду водить в горы людей, ведь каждый человек должен увидеть такую красоту, прикоснуться к ней, стать ее частью.