Скорых Дмитрий : Беги через джунгли

01:52  29-09-2013
Густая растительность, окружившая меня со всех сторон плотным, зеленым кольцом, мешает пробиться сюда солнечным лучам. Я бреду практически в темноте. Из-за отсутствия видимости постоянно спотыкаюсь об коряги и узловатые корни деревьев. Ноги то и дело вязнут в опавшей листве, перемешанной с грязью. Пахнет сыростью и болотной гнилью. Пот застилает глаза. Прислоняюсь спиной к стволу дерева и вытираю лицо рукавом куртки. Кладу ружье на землю и ищу по карманам сигареты. Тишина пугает. Джунгли словно вымерли, или же тропический лес просто затаился, поджидая, когда одинокий путник зайдет слишком далеко, в дебри, из которых уже невозможно будет выбраться. Даже птицы, чье пение еще совсем недавно скрашивало путь и дарило робкую надежду на спасение из этой глуши, теперь умолкли, и слышны лишь глухие шорохи над головой, будто кто-то большой и непременно опасный медленно спускается ко мне вниз по веткам. Резко задираю голову, пытаясь разглядеть в полумраке горящие глаза хищника, но все вокруг заслоняет листва. Еле сдерживаюсь от того, чтобы схватить ружье и пальнуть в эту зеленую кашу. Нет. Нельзя. Патронов вовсе не так много, чтобы тратить их на собственный страх. Судорожно чиркаю спичкой и прикуриваю. Сигарета такая мокрая, что разламывается на две части после первой же затяжки. Вытираю платком дрожащие и влажные от травы руки. Прикуриваю вновь. В этой духоте сигаретный дым такой крепкий, что царапает горло и заставляет слезиться глаза. Но, главное, он успокаивает, а для меня сейчас спокойствие – самое важное. Оглядываюсь по сторонам, стараясь определить направление, в котором нужно двигаться дальше. Впереди виднеется узкая тропка, ведущая прямо через кусты. Снова сверху слышится подозрительный шорох, и я, подобрав ружье, спешно иду к тропинке.

То здесь то там мелькают неясные тени. Непонятно, толи их отбрасывают ветки деревьев, толи здесь и правда кто-то есть, тот, кто всегда преследует, крадется в темноте и ждет удобного момента, чтобы напасть. Крепче сжимаю ружье. Впрочем, на него не так уж и много надежды. Я слышал рассказы о хищниках, населяющих эти места, и то, что о них говорили местные жители, вряд ли позволяет рассчитывать на нехитрую двустволку. Очередная тень пробегает прямо передо мной. В панике я нажимаю на курок и раздается выстрел, такой громкий и неожиданный, что ружье падает из рук. На мгновение джунгли оживают. Сотни существ, о существовании которых я и не подозревал, начинают хлопать крыльями, прыгать с ветки на ветку, возиться в кустах и жутко кричать. Зажмурившись, я жду, когда на меня бросится тот, в кого, по видимости, так и не попал заряд, выпущенный из ружья. Однако ничего подобного не происходит. Постепенно крики зверей затихают, и джунгли снова погружаются в зловещую тишину. Меня трясет. Наверно это лихорадка, вызванная малярией, или другой гадостью, которую здесь можно подцепить на каждом шагу. Надо скорее идти дальше, иначе я здесь просто погибну…

Балякин открыл и тут же захлопнул глаза. Он лежал на грязном, кирпичного цвета диване, наполовину свесившись на пол. В квартире воняло. Через распахнутое окно в комнату врывался прохладный вечерний воздух, но даже он ничего не мог поделать с запахом, царящим внутри. Балякин застонал и кое-как приподнял зад, чтобы пустить шептуна. К горлу подкатился тошнотный ком, и пришлось изо всех сил стиснуть зубы, дабы он не вырвался наружу. Полежав так еще несколько минут, Балякин немного пришел в себя, открыл глаза и огляделся. В комнате будто недавно произошел взрыв. Перевернутые стулья, осколки стекла, разбросанные по полу шприцы и окурки, лужа засохшей блевотины, все это наводило такую мучительную тоску, что хотелось плакать. А еще больше хотелось пить. Балякин порыскал взглядам в поисках минералки, или хотя бы пива, и, ничего не обнаружив, сделал попытку подняться с дивана. Ноги не слушались, а в голове словно гудела эскадрилья бешеных пчел. Единственное, что радовало: вмазался на этот раз он не у себя дома, а потому и уборка квартиры тоже не его проблема. Балякин даже удивился, откуда в голове вдруг возникли мысли о наведении порядка. «Может быть, начинаю браться за ум», — подумал он и тут же горько усмехнулся этой нелепой идее.

— Лех, ты тут? – хрипло позвал он. – Ты где? Спишь?

Леха не отзывался. Впрочем он, судя по тому, какой бодягой последний раз поставился, наверняка сейчас находится в состоянии, близком к коме. Или вообще уже давно дал дуба, валяясь в луже собственной мочи и экскрементов. С этими мыслями Балякин вновь опустился на диван. По большому счету Лехина судьба его не слишком заботила. Эти кореша-наркоши все одинаковые. Когда нет на дозу, от них не отвяжешься, а стоит вмазаться, и придуркам сразу все по барабану. Поэтому одним больше, одним меньше, разницы особой нет. Единственным достоинством Лехи в этом контексте Балякин считал наличие свободной квартиры, в которой они с постоянной периодичностью и зависали.

На улице вдруг ни с того ни с сего хлынул дождь. Капли застучали по подоконнику и раздался глухой, отдаленный раскат грома. Сразу стало темнее и прохладнее. Балякин сидел, обхватив голову руками, и с грустью думал о том, что очередное лето кончается. Такое быстротечное и такое похожее на предыдущее. Серое и хмурое, дождливое и холодное, прям как та шмара, с которой он недавно познакомился в рыгаловке на окраине района. Девка оказалась совсем дурная. Вечно под кайфом и постоянно с заплаканными глазами. Это был ее такой фетиш: упороться в дым и рыдать без всякого повода. Балякину первое время нравилось ее утешать, а потом надоело. Подобные психи его привлекали. Похожие друг на друга, но, в тоже время, в каждом он находил свой особый стержень, краеугольный камень, основу безумия, вычислить и распознать которую было особым удовольствием. Это напоминало ему развод телочки на первый секс. Почувствовать ее тело, тепло, услышать волшебный, ни с чем не сравнимый стон, издаваемый в решающий момент соития, а потом, насладившись вдоволь, уйти на поиски новой и еще неисследованной жертвы. Именно так он предпочитал поступать с женщинами, и так же стремился познать сущность любого психопата, встречавшегося на пути. В случае с Лехой он явно не прогадал. Тот определенно был со странностями. Беспричинный смех так нелепо сочетаемый со всевозможными страхами, в том числе и манией преследования бросался в глаза в первую очередь. Для Балякина не было большего удовольствия наблюдать, как Леха подолгу стоит у окна, спрятавшись за шторой, и просматривает двор в поисках агентов федеральной службы, которые уже несколько лет ведут слежку за его квартирой. В такие моменты неприкрытый страх в его глазах легко мог трансформироваться в безудержный хохот с истерическими повизгиваниями и сопливыми похрюкиваниями, от которых Балякина вопреки любопытству всегда передергивало, как и от вида земляных червей, раздавленных на дороге чьим-то ботинком.

Следующий раскат грома прокатился совсем рядом. Балякин вздрогнул и механически посмотрел в открытое окно. Дождь лил стеной, не переставая. По подоконнику бежали ручейки дождевой воды. Стекая вниз по батарее на пол, они в скором времени грозили превратиться в приличных размеров лужу. Глядя на воду, снова захотелось пить.

— Лех! – завалившись на диван, снова позвал он. – Надо бы в магаз сгонять. Слышь?

Как и прежде, ответа не последовало, однако из другой комнаты отчетливо стали доносится шорох, шлепки босых ног по полу, а так же скрежет передвигаемой мебели. Балякин прислушался. Звуки шагов то приближались, то удалялись. Кто-то там действительно ходил.

— Ну, ты чего там бродишь то? – не выдержал Балякин. Сбегай в магазин, говорю! Воды купи. У меня сил вообще нет, от дивана не могу отлипнуть. Башка раскалывается.

— Уууаа, ай-яй-яй, ог-го! – послышалось из коридора нечто странное и ни на что не похожее, разве что на речь инопланетных существ из фантастических фильмов.

— Тебя чего там еще не отпустило, придурок? – на всякий случай Балякин перевернулся на живот, так, чтобы видеть дверной проем.

— Иг-га, оххх, н-нуу, — прозвучало в ответ.

— Беги в магазин! — теряя надежду, еще раз крикнул Балякин. – Вот же мудак обдолбанный.

Кажется, я сбился с пути. Тропинка вдруг резко пошла вниз, потом разошлась на два направления, и я долго стоял в задумчивости, не зная, какое из них выбрать. Похоже, выбрал все-таки неправильное, потому что никакой близости к жилому поселению тут и не пахло. В лучшем случае сюда могли изредка забредать охотники одного из индейский племен, о чем свидетельствовали особые насечки на стволах деревьев. Другое дело, что мне эти «указатели» никак не могли помочь, я в них совершенно не разбираюсь. Проклятые побеги лозы, свисающие со всех сторон, здорово мешают продвижению вперед. Я просто выбился из сил, отмахиваясь от них, словно поп-звезда от навязчивых поклонниц. К тому же, я теперь, как никогда раньше, ощущаю, что кто-то крадется по пятам, скрываясь за густой растительностью. Иногда из кустов доносится жуткое урчание, и тогда я направляю туда ружье. Патронов очень мало, боюсь тратить их просто так, поэтому и не стреляю, а только жду, когда хищник сам появится. Видимо, скоро это произойдет. Не знаю, может быть мне даже хотелось бы поскорее его увидеть, встретиться взглядом и спустить курок. Ожидание неизбежного выматывает больше всего.

— Беги! – кричат совсем рядом со мной. – Беги! – еще раз и еще ближе. Голос громкий, отчаянный, будто его обладатель, не надеясь на собственное спасение, пытается предупредить и уберечь остальных от неминуемой гибели. Нет смысла разбираться, и выяснять, что происходит. Я бегу. Я должен оказаться как можно дальше отсюда. Здесь смерть. – Беги! – раскатываясь по джунглям словно гром, голос подгоняет и придает сил, или же это страх, вызванный криком, гонит меня вперед.

В то же мгновение появляется зверь. Огромная пятнистая кошка с горящими как у дьявола глазами выпрыгивает из кустов, оглашая округу диким, неистовым рыком. Перед глазами все мелькает. Словно кадры старой кинопленки прокручиваются деревья, цветы, кусты, лианы, да что там: вся моя жизнь пробегает мимо, растворяясь в сознании того, что смерть неизбежна и последняя черта уже подведена. Не оборачиваясь, делаю два выстрела из ружья. Дурацкие птицы снова взлетают с насиженных мест, хлопают крыльями и возмущенно клокочут. Стреляю еще несколько раз, спотыкаюсь и падаю, зарываясь лицом в опавшую листву. Лежу и жду, когда наступит конец…

Дождь и не думал утихать. Балякин лежал на диване, ежась от холода. Его мысли словно в сообщающемся сосуде плавно перетекали от желания утолить жажду к все более нарастающей потребности опорожнить мочевой пузырь. Льющаяся за окном вода лишь усиливала оба этих позыва, а надежда на Леху таяла с каждой минутой. Балякин уже совсем было загрустил, как в коридоре снова послышались шаги.

— Наконец-то, — проворчал он. – Поди сюда, встать поможешь, а то что-то я совсем плохой.

Леха появился в дверном проеме и уставился на него пустым, бессмысленным взглядом. Его губы шевелились, хоть он и не издавал ни звука. Он просто стоял и смотрел на Балякина, от чего последнему стало совсем не по себе.

Кажется, я убил зверя. Во всяком случае, он лежит на земле и не дышит. Господи, какой же он огромный. Даже не верится, что мне удалось свалить его двумя выстрелами. Осторожно подхожу ближе, держа наготове ружье. Глаза закрыты, но лапа слегка подергивается. Наверно предсмертная конвульсия, или что-то в этом роде. Не стоило бы, конечно, проверять, но любопытство сильнее меня. Трясясь от страха, я легонько тычу ружьем ему в голову…

— Ты чего творишь? – Балякин от неожиданности вскочил и замахал руками. – Эй, очнись, идиотина!

Леха снова подошел и еще раз ткнул кулаком ему в лицо.

— Ууухх, — покачал головой он. – Ррр-ва!

— Твою ж мать! — уже по-настоящему испугался Балякин.

Зверь еще живой. Я знал это, я чувствовал. Стреляю еще раз и еще, пока не заканчиваются патроны, но он все равно продолжает подниматься. Вижу кровь на его перекошенной от ярости морды, задыхаясь от страха, смотрю на его мощные лапы с острейшими, как инструменты хирурга — скальпели, когтями. Кричу что есть сил, швыряю ружье ему в голову и бегу вниз по тропе, туда, где уже слышится шум разбивающейся о скалы воды.

Джунгли смыкаются на пути, будто не хотят меня отпускать. Растительность становится все гуще. Я пробиваюсь вперед, словно ледокол. Царапаюсь о ветки и колючки, раздирая одежду в клочья. Шум воды с каждой секундой становится громче, и я даже начинаю верить, что удастся добраться до реки прежде, чем меня догонит зверь. Он теперь не так быстр, как прежде. Мое ружье хоть и не убило, но нанесло ему достаточно серьезные раны. Благодаря этому, я еще жив…

— Куда ты прешь, а ну, отвали! – Балякин обеими руками держал Леху, не пуская того к окну. Леха визжал, царапался и упрямо пер дальше. Цеплялся за подоконник и норовил врезать локтем по носу. – Чтоб я еще раз с тобой связался… — пыхтел Балякин, стискивая зубы от напряжения. – Настоящий псих.

Наконец Лехе все же удалось крепко приложить его локтем в лицо, от чего Балякин сразу ослабил хватку, а потом и вовсе завалился на пол. Кровь из разбитого носа хлынула, заливая рот и подбородок. Балякин взвыл, матеря и проклиная все на свете, а Леха тут же вспорхнул на подоконник. Подставляя лицо ветру и каплям дождя, он стоял, покачиваясь и издавая свои странные звуки, словно робот со сбившейся программой. Трудно было сказать, что творилось сейчас у него голове, и в каких дебрях блуждало его сознание. Если бы Балякин мог заглянуть в эти глаза, которыми Леха слепо взирал на мир с высоты пятого этажа, он бы получил большое удовольствие от вида настоящего, ничем не прикрытого безумия.

Водопад. Огромный и ревущий. Я ошибался, думая, что найду спасение, добравшись до реки. Река оказалась еще одной преградой. Даже зверь остановился и уставился на бурлящую и пенящуюся воду с благоговейным трепетом. Зверя можно понять: в сравнении с мощью природы его когти и клыки жалки, словно кулачки ребенка в драке с боксером-тяжеловесом. Вместе мы стоим на берегу и смотрим в эту кипящую бездну. Он с восхищением и страхом, а я с решимостью и четким пониманием того, что сейчас предстоит сделать. Выход у меня один: прыгать и надеяться на чудо. В любом случае, утонуть или разбиться о камни лучше, чем быть заживо съеденным дикой кошкой. Наконец, зверь делает первый шаг в моем направлении. Он наивно полагает, что я никуда не денусь. Легкая добыча, загнанный в угол мышонок, пищащий от ужаса. Как бы не так! Я разбегаюсь и прыгаю…