lepse : Одна ночь с Марией.

… когда мелкие капли пота скатываются по твоей коже и обессиленное тело чувствует объятия обнаженной девушки с мраморным загаром, ее голову склоненную у тебя на груди и темную прядь волос раскинутых на белоснежной простыне. Когда воздух, проникая сквозь открытые окна, раздувает шторы, словно паруса кораблей и едва слышный шепот волн доносится со стороны моря…
…ты смотришь на занавески раскачивающиеся от ветра и вместе с караванами облаков по небесной синеве приходят те, кто лишили твое сердце покоя. Они смотрят на тебя через узоры развевающейся ткани, и легкий багрянец заката украшает их лица. Вы говорите, не открывая ртов и не сводя друг с друга взглядов и это молчание рождает тишину способную рассказать обо всем.
О птицах, заточенных в клетках.
Диких зверях, разгуливающих в тесных вольерах.
Узниках. Спрятанных от мира за каменными стенами.
Море всегда говорит нам о тех, кого мы боимся выпустить из своего сердца.
И этим летом оно говорило мне о Марии. Когда наши тела, освещенные бледным серпом месяца, безвольно лежали среди простыней, она скользила по моим оголенным частям, она гладила изгибы и впадины и мне хотелось предаться тем низменным чувствам, чьи имена стыдятся выпустить из своих уст люди, вместе с дрожащим от волнения воздухом, вместе с холодным потом и колебанием хлопающих ресниц. Она видела во мне черты ее погибшего мальчика, и это сходство рождало в женских глазах неутолимую печаль. В этих глубинах было видно, как юный охотник впервые приближается к недобитому зверю и с разрывающей сердце жалостью, стреляет ему в упор. Это мгновение застыло в светлом янтаре ее глаз, в них было видно, как после ружейного залпа мальчик встает на оба колена перед убитой ланью и, закрывая ладонями лицо, просит прощения, видно, как теплые слезы, просачиваясь сквозь пальцы, падают на бездыханное тело и смешиваются с кровью. Даже в глубокой старости в глазах Марии эти двое никогда не потеряют друг друга. Они рождают в них пейзажи неугасающей боли.
- я уже никогда не смогу полюбить этот город.
Ее печальный голос звучал как шепот листвы в осенних парках, когда темно-синяя рябь вечера появляется среди лоскутов одиноких бульваров и автобусы с горящими табло уносятся в вечернюю даль и пропадают бесследно. Мои поцелуи блуждали по всему ее телу, и я простыми словами говорил ей о сложном, о том,
что даже у тьмы есть сердце и если ты поймешь это,
то увидишь город за чернеющим серебром дождя, где бурлящая тьма листвы закрывает собой свет ночных фонарей и испуганные аллеи слушают иссохшие голоса деревьев, ты увидишь,
как чернила ночи стекают с одиноких зданий и бесконечные ряды теней ложатся на промокшую землю от ржавых прутьев и шпилей, как звезды тонут в мутных асфальтовых озерах и печаль рисует дождливыми пальцами силуэты влюбленных в потухших молчаливых окнах.
— нет лучше путеводной звезды, чем той, что с трудом отыскалась среди грязи дождевых луж.
Мария робко поцеловала мою шею и улыбнулась грусти в лицо.
- все изменилось, теперь люди ищут грязь среди звезд.
Мы засыпали и просыпались вместе, оставаясь верными любовниками. Мы стояли возле окон, наполовину испачканные углем темноты и легкая кисея небесных светил ложилась нам на плечи. Она чувствовала голыми ступнями холод идущий от пола и, прижавшись ко мне, смотрела, как в ночном океане один за другим потухали окна, безмолвно и одиноко, точно китайские фонари запущенные высоко в небо. Порой люди чувствуют, как превращаются в одинокие огоньки. Это чувствует отшельник в пустыне. Это чувствует молодой преступник, сжимая ладони возлюбленной среди бескрайних полей и боясь рассказать о неизбежности своего заточения. Он прощается с ней каждым прикосновением и словом и поцелуем лежа в колосьях нивы. Его жизнь извилиста точно высокогорный серпантин ведущий к хладнокровным вершинам, там где ледяная шапка скрыта под облаками горьких раздумий и воздуха, наполненного печальной свободой, что предательски сжимает легкие своими руками.
Оставил ли ты во мне свое семя? Мария провела бритвенным лезвием вопроса по моему голому телу и оно закровоточило мучительной раной сомнений. В приоткрытые окна было видно, как мои мысли плыли по бескрайним просторам неба мощными трехмачтовыми фрегатами, поднимая паруса серых туч и блистая медными кулевринами рассвета. Они рождались и гибли в солнечном свете, покачиваясь на воздушных волнах, в то время как я засыпал рядом с женщиной, что познала жизнь и захлебнулась в ее темных водах. Я знал: когда мы проснемся, жизнь заставит нас посмотреть друг на друга трезвыми взглядами. Она нас заставит.