нехристь : лёли и боли

Родня с отцовской стороны мне нравится больше: там сплошь алкаши, ханурики и рецидивисты. Приятные люди. Они приятны главным образом тем, что я их почти никогда не вижу. Их мать отвадила. Вот родственники по материнской линии народ правильный и чеку держит. Долбоёбов там чертовски мало. Один только и есть долбоёб из материнских родственников — это я сам. Правда, таится во мне воспоминаньице одно из детства. Не уверен, что не ложное, но всё же. Будто я, сопляк ещё, играю в машинки со своим слабоумным дядей. А дядя тот совсем седой. Но играет по-настоящему, по-детски, без дураков. Я, помню, полюбил всей душой этого моего нового дружка. Таким он показался своим в доску. Мы с ним лепетали на одном языке. И я подарил ему машинку. А когда настало время мне уходить домой, мы оба расплакались и устроили истерики. Ну и нас растащили — меня домой, его в подвал, на цепь и в кандалы. Я потом спрашивал мать — что за дядя-то был? А она отвечала, в том смысле, что это мне приснилось и никакого дяди-дурачка и в помине нету, но если, мол, ты, сынок, и дальше будешь шары пинать, то сможешь смело претендовать на эту должность. Жаль, если это и впрямь конфабуляция. Без таких чудесносумасшедших дядей и детства-то настоящего нет.
******************************************************************************
В сорока километрах севернее моего дома расположился газовый завод. Он выкачивает прямиком из земных кишок газ и распределяет его потом куда надо и не надо. На этом газе можно пожарить яйца. Или надышаться им в духовке насмерть. Ничего интересного. Интересно будет, когда этот завод долбанёт и взлетит на воздух, а с ним вместе пол-области. Желательно северная её часть. Я этого хочу, я этого жду, иншалла.

На территории этого завода, помимо разнообразнейшего кирпичного, железного и железо-бетонного дерьма имеется небольшая кибитушка, типа какой-то что-ли бойлерной. Эта условная бойлерная весьма знаменита. Дело в том, что существует интересная традиция — там вешаются сотрудники этого газового завода.

Уже приличное количество бедолаг там перекинулось, чуть ли не хоккейная команда, без скамейки запасных. Там трубы удачно сплетаются под невысоким потолком, там тепло и уютно. Это проверенное место. Место, где возникают вакансии.

И на одной из этих труб, июньской ночкой, повесился троюродный племянник моего отца. На сегодняшний день он числится крайним пятым самоубийцей. И он, как и его предшественники, оказался гуманистом по итогу. Или же недостаточно технически подкованным: газовый завод стоит себе, как и прежде — целёхонек и вонюч. Очевидно суицид и саботаж две вещи несовместные.

Этот отцовский племянник поучаствовал в Чечне. Он нехило там поучаствовал. Это стало ясно после его дембеля — он с первого же дня гражданки подсел на коктейли из бухла и таблеток. Он носа не казал на местном рынке, у него там начиналась натуральная аллергия — слёзы, сопли и приступы ярости. Пацан из войны не вышел. Но потом всё-таки перебесился. Голову ему пробивали пару раз, что пошло на пользу. Я за ним наблюдал, через отцовские рассказы. Люблю хануриков-саморазрушенцев. На расстоянии, естественно. Потом этот племянник женился на какой-то. Кто-то у них родился. Я и забил на него — он притормозил энтропию и стал малоинтересен.

А свёл он счёты с собой из-за своей жены. Очевидно, что у них всё пошло наперекосяк. Мне гадать не надо. Я сам женат. Кто прожил десять лет и более с одной бабой, тому объяснять не нужно. Так или иначе, его жена изменила ему с чеченцем и доложила в тот же день, на кухне, моя посуду, и этак небрежно. Пацан сломался, разбил лицо жене, поболтался немного, сменил пару-тройку блядей, слезами оросил ребёнка, да и уволился окончательно и бесповоротно.

Не выплатив, кстати, кредит за телевизор.


продолжение следует