Vova Putler : Про музыкальное образование (записки пана Рокоша)

Давно это было.
Тарасов дядя, большой любитель музыки, как-то внезапной нагрянул из Питера в Керчь. Дядя был стар, изранен на войне и в лагерях, и самое страшное, он не имел наследников. Увы.
Много горя в жизни пришлось хлебнуть этому умному и образованному старику. Он хорошо знал «почем фунт лиха» и «где раки зимуют», но рассказ не о нем, рассказ о музыке.
Дядя привез в подарок скрипку. С его слов это была очень ценная скрипка, что потом действительно и подтвердилось. Чувствовал несчастный старик, что жить немного осталось – вот и захотелось такой подарок Тарасу на память сделать. «Учись, племянник, у тебя хороший музыкальный слух».
Дабы ценный инструмент не пропадал даром, уважая предсмертное честолюбие дяди, Тараса потащили в музыкальную школу.
Заканчиваются занятия в школе, вместо того чтобы идти домой и гонять с пацанами в футбол Тарас тащился «на музыку». Автобус. Остановка «Самойленко», а потом по Ленинской до самой школы.
А далее самое интересное.
Тир на Ленинской. Все, что было сэкономлено на школьных обедах и карманных деньгах — уходило на свинцовые пульки. Хозяин тира дядя Леша зажигал свечки и Тарас, подложив футляр скрипки под цевье воздушки, самозабвенно «пулял в молоко» забывая при этом обо всем на свете.
Дядя Леша часто изрекал: «СкрЫпач, я не знаю, насколько хороши твои успехи в музыке, но стрелок из тебя получится знатный» — и давал бесплатные премиальные пять штук пулек.
Но надо было идти дальше по этой «музыкальной» дороге.
К вершинам искусства вело всего три пути. Хм, символично получается — как у витязя на распутье.
Самый простой и безопасный — пройти Ленинскую и свернуть за театром направо.
Второй — не знаю как сейчас, но в мое время где-то перед театром через маленький переулок можно было выйти на Театральную улицу. Уже плохо припоминаю.
А третий-поворот у «Пингвина» направо и потом налево перед кинотеатром «Пионер».
Это был самый опасный путь. Многим пацанятам того времени денег «на кино и мороженное» не хватало и они решали проблему по-своему. «Одолжить» денег.
Поэтому часто в этом районе Тараса подстерегала «засада».
Раздавалось сакраментальное «Эй, пацан, двадцать копеек не найдется?»
«Нет, пацаны, нету», отвечал перепуганный Тарас.
«А ну попрыгай, может мелочь зазвенит в кармане ».
Прыгать было очень унизительно, поэтому Тарас неторопливо ставил под забор скрипочку и готовился к предстоящему сражению.
Ритуал был выверен до мелочей.
«Ты откуда?» — раздавался вопрос.
В ответ, например.
«Пацаны, я с Литвинки. Маслак за меня мазу тянет».
В ответ и тоже, например
«А мы с Японки, Лёпа с моей сеструхой старшей ходит, гони деньгу, салабон».
Все эти «крутые» знакомства практически никому и никогда не приносили пользы и не предотвращали драку.
Но была в них какая-то высшая справедливость, они были порукой того, что драка будет честной и по правилам.
«Лежачего не бить. До первой крови. До пощады. Сам на сам».
И эти правила все чтили, уважали и очень редко нарушали. Они постепенно входили в наше сознание и становились частью нашего характера.
Проще было, когда попадались представители дружественного «племени». Зачастую мирно расходились, но если попадались те «аборигены» с кем наше «племя» враждовало — готовься к самому худшему. Драка без вариантов.
… И понеслось. Разбитые носы, сбитые костяшки пальцев, синяки под глазом, ссадины на локтях и коленях, порванные рубашки. Бедная скрипочка одиноко покоилась в футляре под стенкой забора и ждала своего несчастного хозяина. Странно, но ее никто и никогда почему-то даже пальцем не тронул. Сегодня за эту скрипочку можно контейнер мороженого вместе с грузовиком выменять. Керченские босяки уважали искусство? Или просто цену подобному искусству не знали?
Увы, очень часто, размазывая красные сопли по лицу и сквозь слезы грозя обидчикам, Тарас покидал поле боя.
Ему очень повезло потому, как совсем недалеко мама учительницей работала. После битвы — к маме в школу. Худенькая стройная женщина, не говоря ни слова, молча тащила Тараса за старый шкаф в учительской, наверное, ей было стыдно перед своими коллегами за сына непутевого. И там она вытирала сыночку сопли кровавые, замазывала зеленкой вавки и отводила «на музыку», предварительно накормив котлеткой из школьной столовой. В этой котлетке почему-то сухарей всегда было больше чем мяса. Наверно, у поварихи тоже были сыночки, и они любили котлетки с мясом. Все это запивалось страшно вкусным холодным какао. Сегодня, наверное, любые деньги заплатил бы за то, чтобы ощутить вновь вкус той котлетки и того какао.
Не любил Тарас драться. Не любил бить по лицу, унижать, не любил радоваться своим победам. Это не был страх, это были какие-то даже в несформировавшемся детском характере чувства брезгливости, нечеловечности всего происходящего, ненормальности. Гадко и обидно.
Иногда было и страшно и больно и унизительно и маму очень растраивать не хотелось, но какой-то черт все равно толкал Тараса на прогулки по этим переулкам. На очередной мордобой. Зачем? Может характер так выковывается и закаляется? Или гены солдата не давали покоя. Или наоборот — священника? Или для того чтобы побеждать в драке или войне — надо ненавидеть войну и драку? Или Тарасу просто хотелось независимо ходить по улицам своего родного города и не платить за это всякой шантрапе по 20 копеек? Не знаю. Пусть детские психологи в этом разбираются, если интересно.
Вечером отец после всех этих приключений суровым голосом говорил о том, что дракой ты унижаешь себя в первую очередь и что высшая мудрость- драку избежать.
Умный был человек и слова правильные говорил, но очень часто добавлял «блины» на самодельные гантели Тараса. На всякий случай? Мораль моралью, а кулаки крепкие не помешают.
В таких баталиях прошло, наверное, года три. Тараса били, а он крепчал и мужал, появлялся авторитет и уважение среди противников. Уже можно было бесстрашно гулять по городским улицам, уже в тире 10 свечек «гасились» с 11 выстрелов. Уже носы противников хладнокровно превращались в красный помидор с первого удара, а успехи в музыке были «никакие». Ну не шла эта учеба. Сегодня Тарас неплохо играет на гитаре, сам выучился. Года три назад купил саксофон, тоже какие-то успехи есть. А вот тогда, ну не знаю почему, не лежала его душа к музыкальной науке и все.
Может, какой-то душевный настрой для этого должен быть. Музыкант-это ж не слесарь. Или не той дорогой шел он к вершине музыкальной?
«С меня хватит», сказал как-то Тарас. «Отучился. Теперь очередь младшей сестры». Родители и слова против не сказали, все только облегченно вздохнули.
Сестра с отличием окончила музыкальную школу. Ходила, наверное, правильной дорогой. Сегодня она живет в дядиной питерской квартире по улице с таким морским названием Шкиперский проток и считается большим специалистом музыкальным. И скрипочка еще жива, на ней уже никто не играет, но бережно хранят как память. Память о дяде, память о детстве? Или еще о чем-то?
Сестре музыкальное образование помогло найти место в жизни. Достойное ее характеру и способностям место. А Тарасу?
Думая об этом сегодня понимаю, ведь эта «учеба» даром не прошла.
О многом можно вспомнить, много всякой мерзости было в жизни потом. Страшной мерзости. Но детское воспитание не подвело.
И цель в прицеле «драгунка» на полувздохе(ошибки воспитания дяди Леши не удалось вытравить даже в СА) и в полной темноте музыкальные пальцы «выворачивали стакан» или отжимали шплинт для чуткой растяжки.
И отчет вслепую десятью пальцами на машинке печатал, а вспомнить те чувства, когда давишь на эбонитовую кнопочка КПМ — заключительный аккорд фуги с таким романтическим названием как «охота на караван». Крещендо с аппомионато.
Но, пусть это останется в прошлом. Придет время Бог все взвесит и рассудит. И воздаст по заслугам.
Была от этой «музыкалки» какая-то высшая польза, пусть и не музыкальная? Была. Не бояться, когда в драке тебя ударят по лицу. Не плакать и не жаловаться. Никогда не бить первым. Никогда не бить лежачего. Никогда не бросать товарища.
И всегда жалеть побежденного.
И всей душой ненавидеть драку, чтобы в ней побеждать? Парадокс.
Разве этого мало?
Умный поймет — зачем я это все написал, а дурак? Может польза будет и дуракам. Престарелые дураки перестанут задавать дурацкие вопросы типа: «А смог бы ты выстрелить в …?» Или более юный идиот поймет всю мерзость своей фразы «А меня убивать научили…».
Плохо вас учили, ребята. Плохо. И не тому совсем учили.
А с другой стороны — какое нам дело до дураков, если они не мешают спокойно гулять по улицам родного города. Пусть живут. Пока не попросят 20 копеек «на кино»…