ГринВИЧ : Миллониум

" — Я знаю, как бороться с гомосечеством.
Надо каждому новорождённому в задний проход вживлять специальную камеру. В восемнадцать камера вытаскивается и если залупа мелькала в кадре, то в паспорт надо ставить специальный штапм. Ибо нехуй!

— Точно, и срать законом запретить, чтобы камера не вывалилась"
цитата из полемики.



***







Григорий вошел, имея при себе всего две; его никто не встретил, и потому он, ни с кем не здороваясь, скинул одежду прямо в тамбуре, боком втиснулся в стерилизатор.
Григорий делал вид, что спешит, а повод, по которому он пришел, в сущности, плёвый. Пока он матерился в заблокированную таймером дверь, в самой лаборатории ровным счетом ничего не происходило. Шел восьмой час, обитатели были заняты делом: у наноскопа, в круге голубоватого света, невидимо располагался Механик. В глубине помещения, чуть попадая в диаметр пятна, виднелись свисающие из гинекологического кресла ноги в белоснежных армейских берцах. Подошвы на них также были госпитального цвета, издалека походя на пластик. Такая обувь означала, что ее обладатель находился на военно-медицинской службе Планетарного управления, не имел права покидать территорию и потому нагло спал.

Казалось, на вошедшего не обратили внимания, однако это только казалось. С появлением Григория в лаборатории возникли звуки человеческой речи, тихий скрежет из наушников невыключенного плеера, запах закусочной от одежды. Вонь горелого масла принадлежала, скорее всего, пиццерии напротив — вентиляция там регулярно забивалась мышами.

— Не удивлюсь, — сказал Механик самому себе, — если он будет таскаться сюда до самых седин в его протоплазмической бороде. При рассмотрении седины окажутся гигантскими бледными спирохетами. Тебе не кажется, что он нервничает?

— Вряд ли он когда-нибудь её отрастит, — пошевелились берцы, — если только не захочет баллотироваться.

. – Гипотетически. В случае, если он двинет в политику, нас уничтожат, как свидетелей. В таком случае я рад его видеть как можно дольше.
— Вот и правильно, — хмыкнул освобожденный Григорий.

Тело его оказалось кое-как закрученным в одноразовый лабораторный халат; парень был неплохо сложен – в этот момент он походил на римского сенатора, когда бы не ковырялся в зубах.
— Дай отвертку, — попросил он Механика, — крестовую, на единицу.

Получив требуемое, он устроился напротив никелированной стены Трахобазы, распахнул рот и сосредоточенно стал крутить в шестом коренном, щурясь и трудно сглатывая.
— Вот, — сказал он, наконец, и поставил челюсть на место, — сегодня всего две. Блин, резьбу сорвал, что ли. Посмотришь потом?
Механик кивнул.
— Что сегодня, — спросил парень в берцах. – Сколько?
— Две, всего две.
На ладони Григория имелась теперь пара капсул, размером с крупное маковое зерно.
- Маловато, — усмехнулся Механик. – Что, жизнь наверху, налаживается?
- Смотря у кого, — тут Григорий присел, что случалось нечасто, — одна старая, сколковская…
Механик перебил, монотонно и чуть металлически, отчего его напарник живо спрыгнул со своего лежбища и приблизился к ним вплотную.
— Сто раз говорил, что не берем сколковские, — говорил между тем Механик, — ты таскаешь и таскаешь. Это дерьмо под списание идет, ни нанорецепторов под них нет, ни фотоэлементов. Карт памяти тоже нет. Никаких, ни ломаных, ни списанных, ни бэушных. Полная утилизация модели.


- Да ну, — невинно улыбнулся Григорий, — кабздец, что ли, нашему маленькому бизнесу? Да ладно тебе, Механик. Каждый раз одно и то же. Придумаете что-нибудь.
— Народ экономит, она парню от деда осталась, — примирительно продолжил он при полном молчании, — пока скорая ехала, он её внуку завещал, они вытащили. ДНК родственный. Я спросил — как получилось, что прижилась? Знаете, как?
— Как?
- В водку кинули.Помыли, поплевали и вставили. Той же водкой помянули. Запись с нее я посмотрел — чистая, карта пустая. Парню от армии косить надо, очень срочно.
— Все жлобы одинаковы и имеют один днк, — антинаучно заметил Механик.

Шея наноскопа поехала к стене, открывая его — не старого совсем человека. Худое лицо его располагало, но лишь пока он молчал. У Механика, по мнению Григория, был поганый характер.

— Раз этот крысеныш так хочет, запишем ему пару палок. Диаметр какой?

— Стандартный. Пару нельзя, только один, не больше.

— О, эти наши традиционные ценности, — хихикнул Напарник и повернулся лицом к усеянной сенсорными кнопками стене Трахобазы, — я купил колбасы и засунул глубже-е-е, один раз не пидарас, и в армии не нуже-е-ен… Есть, есть у нас подборочка.

— Что со второй, — напомнил Механик, — ты плотно присел здесь, смотрю. Выкладывай.
— Двухлетка, — быстро ответил Григорий и замер.
— Двухлетка? – переспросил Механик и тоже замолк, а Напарник каким-то немыслимым способом оказался рядом с Григорием и хищно навис между ними.
— Это не то, что вы думаете…
— Детей потрошить взялся. Ах ты б л я д ь сука… Нажми ему, Стас.



***



Григорий все слышал, видел, но двигаться не выходило. Никакого помутнения сознания, подумал Григорий, так вот для чего здесь Напарник. Глупо было думать, что эта кошатина служила здесь мальчиком на побегушках.
На левой ноге Григория, пониже колена, топорщился жгут.
— А это еще нахрена,- получилось уж и вовсе неслышно.
Напарник не ответил, вводя по инструкции, медленно. Взглядом кольнув по зрачкам пациента, отмахнулся — не мешай, мол, лежи.
- Рассказывай, откуда товар, — спросил Механик издалека, он так и не встал, продолжая чинить что-то важное. – Только не говори, что ты срезал ее с ДТП, или с теракта.
- Идиоты. Ничего я не крал.
Кресло, предназначенное для процедуры принудительной установки анальных камер, оказалось не слишком удобным. Лежать, раскинув мослы в разные стороны и выставив на обозрение член, Григорию еще не приходилось: свою камеру он, будучи пятнадцатилетним, засунул самостоятельно, под присмотром проктолога, жирно на неё поплевав. Слюна, как ему объяснили, облегчала ввод, распознавала ДНК, растворяла заводскую упаковку, образуя биоактивное соединение вроде клея, которым и закреплялась на слизистой кишки до того, как врастет. Затем, все по той же инструкции, Григорий поголодал пару дней и позвонил доктору. Тот проверил ID и сообщил, что с задницей мальчика Гриши все хорошо – сигнал четкий, обзорность на мониторе отличная и можно попить молока.
А вот лежать, как преступник, на кресле, явный уже перебор.
- Ничего я не крал, — повторил он, — это очень крутой заказ, вот и все. Хорошего же вы обо мне мнения. Я получил его от женщины, матери ребенка. Парнишка жив и здоров. Я не знаю, как они вытащили из него эту штуку. Но факт остается фактом, я получил ее от бабы, она сама меня нашла.
— Что за заказ, — спросил Механик, вставая. Из халата он достал пачку «Примы», коробок, чиркнул спичкой прямо о кресло и сделал то, что Григорий видел два раза в жизни по каналу «Национальное здоровье». Механик закурил.

— Она хочет, чтобы мы подменили картинку у ее пацана. Чистую на грязную. На очень грязную. Но такую, чтобы все поверили. Я согласился на это, когда выслушал ее очень внимательно.
— И что же она наплела тебе, дурень, — рассмеялся Напарник, — что её двухлетний сын трахает себя её собственной сиськой? Будто непонятно, что она очередная ударенная паникадилом мамаша. И, как и многие, сбрендила настолько, что желает инсценировать дурные наклонности у младенца и вписаться в бесплатную по коррекции ориентации. Не дожидаясь, пока у пацана отрастет челночок.
— Не угадал. Она хочет обвинить в изнасиловании ребенка своего мужа. В этом все дело.
Он полежал еще, понимая, что позвоночник обретает чувствительность. В конце концов, так было даже удобнее, вряд ли они вышвырнут его в таком состоянии. Григорий расслабился, с любопытством вдыхая аромат сигареты. Её оставалось немного, и Григорию сильно хотелось докурить, что осталось. Попробовать, только и всего, только попробовать.
— Нередкое целомудрие по нашим временам, — отозвался Механик. — Во-первых, ребенка осмотрят, ей никто не поверит. Допустим, не станут проверять, или они как-то договорятся, и она избавится от мужа. При этом она, скорее всего, понимает, что вместе с младенцем её упекут в ДВР. И вряд ли когда-нибудь вернется. Она что — идейная лесби? Их, вроде, выловили.
- Вряд ли я имею легальный бизнес, — гордо ответил Григорий, — но это не повод держать меня за ублюдка. Не забудьте – вы тоже часть этого бизнеса, раз уж я здесь.
Механик и Напарник переглянулись.Эге, сколько пафоса.
То, как они сделали это, подпадало под поправку к Уголовному кодексу РФ Статья 13 п.456- А, гласящую о наказании за публичное проявление дружеских и иных чувств между лицами одного пола, не состоящих в близком родстве.
Григорий усмехнулся, а Напарник сказал:
— Получается, женщина знает, что, если у неё получится доказать, то её вместе с отпрыском сошлют в ДВР? Кто бы она там ни была.
— Этого она как раз и хочет. Расслабьтесь, я все сейчас расскажу.
Пока он рассказывал, в голове у Механика что-то ломалось и тут же заново строилось, наполняя его ощущением чего –то совсем необычного. Он понимал, что, находясь под препаратом, Григорий не врет. Тем удивительнее было то, что Механик слышал.
Закономерность, думал он, знать человека много лет, но ничего не понимать о нем в действительности. Хотя, что же странного, если даже он, Механик, будучи тем, кто он есть, занимается тем, чем занимается, к тому же делает свою работу хорошо — ни заражений, ни спонтанных утилизаций, все это из-за профессионализма, не так ли. А Григорий, если разобраться, профессионал в своем деле, вся разница между ними лишь в том, что он ушел в частный бизнес, а он, Механик – здесь. Видно, пришло время выйти на улицу, когда-то это должно было произойти.
- Хорошо,- сказал Механик по окончании рассказа,- почему она делает это именно сейчас? Два года слишком маленький возраст.
— ПУ не наблюдает за младенцами лет до пяти, так, спустя рукава. По их мнению, детей начинают насиловать именно с пяти. Так что подлога никто не заметит.
— Сколько у нас времени?
- Двое суток. Честно говоря, я на это рассчитываю. Ретранслятор, как они мне сказали, надежный.
- То есть они разбираются, — сказал Механик, — уверен, что не подстава? Предлагаю встретиться с ними. Завтра, где-нибудь около ноля.
— Завтра трудный день, — кивнул в сторону кресел Напарник, — видишь, станков навезли. Обнаружили, понимаешь, на территории РФ стойбище не то эскимосов, не то папуасов. Они там, в тундре, спокойно оленей пасли. Ни какой год, ни про власть. Целый вагон, всем надо вставить. Вон, спирта на них канистру выписали, наручники, по –другому никак. Ты слезай, что развалился, отпустило давно.
— Договорились, — согласился Григорий, — а слышали свежий прикол? У глонасовца спрашивают: что вы пишете в отчете, если обнаруживаете в трансляции признаки гомосексуального акта? Глонасовец отвечает: если акт первый, мы называем его — Га-га-рин...
— Это тонкий намёк, что ли, — хмыкнул Напарник, сбрасывая Григория на пол, — проветрился, освобождай полигон.



***



Это произошло, когда я вернулся из армии. Иногда думаю, лучше бы мне там и остаться. Сказать, что в армии я был счастлив, нельзя, но тогдашнее бытие подразумевало режим, из-за которого миропорядок казался окончательно запечатленным, как караульная вышка напротив казармы. Там всегда кто-то был, кто-то бдил, отливая нам на головы в тот самый момент, когда мы грузились своими щенячьими проблемами. Думая, что учимся при этом войне. Все, что происходило в армии, было неизбежным и предсказуемым, подчинено распорядку и оставляло массу причин довести существование до автоматизма. Большинство из нас маялось, но для меня это оказалось решением, освободившим мозги от кучи второстепенных сюжетов, кроме тех, что требовались по уставу. Выучив их, я покончил с рефлексией по отцовскому дому, и стал неожиданно много размышлять.

К дембелю я подошел удивленно, так и не додумав кое-чего. Под конец мне соообщили, что, хоть боец я хоть и малость припизнутый, но спец неплохой, каких мало. А еще, если меня это успокоит, все неплохие спецы примерно такие же. Припизнутые. И, чтобы я чувствовал себя совсем хорошо, то они сообщили куда полагается, и там можно пристроиться на первое время. Там — это в резервации Сколково, мозги там нужны. Особенно, если дело касается разработки программного обеспечения новых модулей ПУ, но все это слишком большая тайна. Тебе позвонят, сказал мне начпроп. Начальник отдела пропаганды, товарищ Гузько. Я уехал.



Помню, как, впервые за долгое время, рассмеялся в автобусе, когда какая-то тетка, озираясь, посоветовала мне быстренько переодеться, чтобы не дай бог чего. Зачем, спросил я, в чем проблема? Голубые бригады, сказала мне тетка и пригнулась в укроп, который везла на коленях, Голубые бригады, сказала она, особенно быстро реагируют на тех, кто хоть чем-то похож на десантника. Боевые объединения содомитов, они уничтожают десантников за то, что те мочатся в фонтаны. К х у я м, заржал я, что в нас общего, написано же — космические войска. Мы писаем лежа, мы целимся в звезды.

Считалось, что Голубые бригады возглавляет лихой пидарас, взявший за имя кличку овчарки Адольфа. Кем бы ни был, но под этой кликухой он фигурировал в электронных таблоидах, форумах, обсуждениях правительства о предотвращении террористических актов. В новостях говорили про Блонди, писали о Блонди, выписывали миллионные чеки за сведения о Блонди, но дело так и кончилось пшиком. Его никто никогда не видел, после налетов бригад оставалось только мясо, принадлежащее непонятно кому, так изуродованы были тела. Установили, однако, что Голубые бригады состоят сплошь из пидоров, возмущенных переселением в ДВР, и после бесчинств они уходят туда, за Урал — однако ни одна облава не дала результата. Блонди, это был весьма мощный чувак, если когда-нибудь был вообще.
Поэтому, когда я услышал про пидоров, то снова засмеялся — до армии этих самых существ я повидал немало. Хотя, если быть точным, то не видал ни одного; зато их было много в глобальной сети, так много, что их приходилось мочить, не читая всего того, что они строчили в свое оправдание. Они говорили какие-то вещи о терпимости, а еще о достоинстве, которое можно отнять только вместе с жизнью, что я и делал, гнобя их айпи адреса и сдавая специальным ребятам. Спустя несколько месяцев сайты, где я зачищал, стали выглядеть мирно; разумеется, оставалась пара-тройка таких, кто давал неплохую движуху, но скорее всего, им платили, как и мне.
Голубые бригады — вряд ли это был кто-то из тех соплежуев, все, что я хотел здесь сказать.

Голубые убивали весьма изощренно, не оставляя ни следов, ни ДНК, ничего, чтобы их можно было как-то идентифицировать — словом, их всех, поймали, кроме Блонди, конечно. Пара сотен засранцев, всего лишь — после чего Голубые бригады исчезли.
Исчезли бесследно в тот самый момент, когда в России разразилась достопамятная эпидемия рака прямой кишки. Правительство реагировало оперативно: во имя спасения нации и ради неё, исключительно для её выживания, оно выпустило закон о милонках.


продолжение следует