Мирослав Айсберг : Обречённый на неуспех

Здесь пространства мои — вечный лёд и тропический саван,
Дуновение сердца растения бережно треплет,
Бог в себе для себя, словно формулой, истиной задан,
Остальные задачи смешны и комично нелепы.

Он суммирует роли, глядя на сухие остатки
Человеческих слов, и движенья его беззаботны.
Раздаётся гроза, прорывается в криках касатки
Нежно-розовый отблеск зари, обещающей что-то.

То ли солнце опять пронесётся огнём в колеснице,
Обрекая рабов сомневаться в конечности, то ли
Просто сделает вид, что возможность хорошего сниться
Атрибут безусловного повиновения воле.

Так стремится попасть часть обычного в странные пазы -
Колдовские наручники, высшей мечты амулеты.
Ты, читатель, не глуп, если уши развесив, рассказам
Продолжаешь внимать — мы к средине дошли, худо-бедно.

В самом центре — петля, шеи хруст, трепыхание плоти,
Взгромоздившийся на табурет исполнитель куплетов,
Он глядит — как всегда, как всегда — зрак его беззаботен,
От души веселится, всмотревшись в ничтожное это.

Пыль садится на стол, на беззлобную плоскость комода,
Рукописные тексты, на плеши, очки и анналы.
Замечаешь, мой друг, как изменчива, ветрена мода,
Приближаясь к банально-болезненной коде финала.

Кто слагает стихи, кто поделки творит на досуге,
Кто на печень страдает, обпившись, вчера ещё, водки,
Но включается вечер прелюдией к баховой фуге,
И на крыльях посланцев начертаны свежие сводки.

Он прочтёт улыбнувшись, свернув, как газету, их крылья,
В книжный шкаф запихнёт, не задумавшись кто сводкам автор.

Повернётся на бок зашуршит далеко и простынно,
Чтоб, очнувшись, пытаться узнать наступившее завтра.